Оберон - 24. Трилогия

Дома никого не было, помывшись и закинув в машинку грязную одежду, я разогрел борщ в микроволновке, поел, напился чаю. Кати всё не было.

Тогда я решил отварить макароны, заправить их тушёнкой. Когда уже всё приготовилось, в прихожей послышался шум открывающейся двери. Я притих, прислушавшись. Нет, Катя одна. Тогда я выбежал к ней навстречу с радостной широкой улыбкой, кинулся ей на шею.

— Соскучился, мальчик мой? Ты что-нибудь кушал?

— Да, я сварил борщ, только что сделал макароны с тушёнкой. Будешь?

— Буду, конечно, Тошечка, — Катя наклонилась, и крепко меня поцеловала. От неё пахло мужским одеколоном. Но мне было не до мужиков, я радовался Кате, как сестре.

— Ты почему в одних трусах? — спросила Катя.

— Я не знаю, что надеть.

— Ладно, сейчас помоюсь, поем, и разложу одежду в твоём шкафу. Ты гладить умеешь?

— Научусь, — махнул я рукой, — давай скорее, а то всё остынет. Тебе борщ разогреть?

— Разогревай всё, я голодная, у этого парня денег хватило только на мороженое.

— Удачно хоть? — спросил я уже в дверь ванной.

— Тоник, перестань! — я пожал плечами: перестать, так перестать, интересно же, зря она целый день ходила с этим парнем, или с пользой?

Напевая какую-то песенку, разогрел Кате тарелку борща, поставил на стол, нарезал хлеб, включил чайник.

— Кать, всё готово! — весело крикнул я.

— Сейчас иду, — отозвалась Катя из ванной. Я подумал, и наложил себе макарон.

Катя вышла, одетая в майку и шорты, села на своё место, попробовала борщ.

— Какой ты умница, Тошка! — похвалила она меня. Я расцвёл от похвалы, тоже принимаясь за еду. Когда Катя съела борщ, я вскочил, наложил ей второго, положив грязную тарелку в мойку.

— Не волнуйся, Кать, я потом всё помою.

— Ты что сегодня такой добрый? — удивилась Катя, — Что-то хочешь попросить?

— Нет, Катя, я соскучился, жду, жду, а тебя всё нет и нет, — грустно сказал я.

— Прости, маленький мой, я не думала, что ты скучаешь. Тебе нечем вечером заняться? Телевизор бы посмотрел.

— Кать, причём тут телевизор?! Я по тебе соскучился. Поиграешь со мной?

— Ты же говорил, тебе со мной противно.

— О чём ты? — удивился я, уставившись на Катю, потом сильно покраснел: — Катя, как тебе не стыдно!

— Тогда в какую игру ты собираешься поиграть? Шахмат нет, купить надо, карт, тем более.

— Ты мне книжку купила?

— Нет, Тоша, не заходила я в книжные магазины. Хотя, Тош, давай, завтра пробежимся по магазинам?

Купим тебе спортивную форму, учебники. Ты, кстати, в какой класс пойдёшь?

— Какой ещё класс? — разинул я рот.

— Придётся тебя в школу записать, учиться будешь.

— Что так? Тебе же всего пять человек надо найти.

— Найти, Тошка, найти! У меня конкретное задание, Тошка, тем более, сам понимаешь, надо не только найти, человека надо ещё и соблазнить.

— Тебе стоит только пальцем поманить, побегут за тобой.

— Да? Что же я тебя не смогла соблазнить?

— Кать, я ребёнок…

— Вот видишь, один прикидывается ребёнком, другой честным семьянином, третий в командировке.

Так что, придётся тебе идти в школу.

— Кать, я узнаю, в какой класс пойдёт Маша, в тот класс и я пойду.

— Опять эта Маша. Влюбился, что ли?

— Не знаю. Она мне нравится.

— А я? — обиженно спросила моя бывшая жена. Я внимательно на неё посмотрел:

— Катя, если бы ты вчера всё не испортила, у нас было бы всё хорошо. Теперь, извини, ты моя любимая сестра, не больше.

— Опять я во всём виновата! У тебя ведь с Машей тоже нет никаких шансов!

— Нет, — вздохнул я, доедая макароны, — но она пока моя ровесница. Она не успеет вырасти, пока мы здесь. Ты уже покушала? Чаю налить?

— Налей, братик, — грустно сказала Катя, и, когда я поставил перед ней чашку с чаем, поворошила мне волосы, — Тон, а ты ведь ещё любишь ту, вторую Катю.

— Я и тебя бы любил, окажись я в своём теле, — я собрал посуду, начал мыть её.

— Из тебя вышел бы отличный муж, — вдруг сказала Катя, — и куда я, дура, смотрела? Воистину, узнаёшь цену чему-нибудь или кому-нибудь, только когда потеряешь.

— Ты что, Катя? — удивился я, — мы же были мужем и женой.

— Нет, Тоник, мы были любовниками. Вот и вторая Катя так же себя вела, иначе никогда бы от тебя не отказалась. Только теперь я поняла, что значит быть мужем и женой: делать надо, как ты: любить без оглядки, делить вместе радости и беды, радоваться друг другу, даже быть готовым пожертвовать собой.

— Но ты же говорила, что я часть тебя, так любила.

— Я любила только себя, Тоник, а ты был частью меня, да что там говорить, ты мне просто жизненно необходим, без тебя я никто.

— Катя, успокойся, пошли, посмотрим, что у меня есть из одежды, и посидим вдвоём, телевизор посмотрим, что ли.

Я разложил на своей кровати одёжку. Оставалось двое чистых шорт, несколько маек и трусиков, две рубашки и две футболки. Довольно много. Неужели Катя знала, что я буду каждый день играть в футбол?

Всё мятое. Полюбовавшись на натюрморт, пошёл искать утюг.

— Катя, ты не видела утюг? — спросил я, заглянув в гостиную. Катя уже спала. Накрыв её пледом, продолжил поиски. Утюг нашёл в кладовке. Погладив всю одежду, включая вчерашнюю постиранную, опять пришёл посмотреть, как там, Катя. Катя спала, свернувшись под пледом. Лицо у неё расслабилось и стало похоже на прежнее, девчоночье, которое я так любил.

Долго я любовался Катей, не решаясь разбудить. Разбудишь, потом не уснёт.

По телевизору показывали какую-то мелодраму. Смотреть новости, в которых я ничего не понимал, тоже было неохота. Я так и не оделся, поэтому, немного озябнув, забрался потихоньку под плед, устроился под бочком у Кати, пригрелся и заснул.

Проснулся я в своей кровати. Потянувшись, я вспомнил, что заснул на диване. Это что, Катя меня перенесла сюда?

— Тошка, ты проснулся? Вставай, пройдёмся по магазинам, потом пойдёшь гулять.

Застелив свою кровать, пошёл в ванную. Привёл себя в порядок, почистил зубы.

Всё-таки непонятно, думал я, глядя на свою рожицу в зеркале, почему я не расту? Метаболизм такой же, как у людей, бегаю не медленней, — я пожал худенькими плечиками. Подумать только! Когда-то мечтал о таком приключении. Сейчас мечтаю скорее вырасти.

— Что не весел, Антошка? — спросила Катя, накладывая мне макароны.

— Так, задумался.

— О чём?

— Катя, тебе не интересно будет. Я же не человек, нелюдь, вот и думаю о нелюдском.

— Врёшь ты всё, Тошка.

— Вру, — согласился я, — всё ещё хуже, я думал, как человек, живущий в шкуре нелюдя.

— Да-а-а, — протянула Катя, с любопытством разглядывая меня, — кушай, нелюдь.

— Кать, — вспомнил я, прожевав первую ложку макарон, — у меня есть знакомый, Дима его зовут. Можно, он иногда будет у нас ночевать?

— Зачем? Ты поменял ориентацию?

— Катя!!!

— Извини, неудачно пошутила.

— Он живёт вдвоём с мамой, мама у него приводит каждую неделю нового мужика, а он вынужден уходить.

— Э-э… Что это за толстый намёк?

— Никаких намёков, Катя, просто помочь хочу мальчишке.

— А где он будет спать?

— В моей комнате можно. Купим раскладушку, да и кровать у меня широкая. Только не подкалывай.

— Да не собираюсь я тебя подкалывать, о своём думаю. Ты спрашивал, что у меня с тем парнем. Ничего. Негде было. Предлагаешь в парке, на лавочке? Проводил он меня до дома, я сказала, что ты меня ждёшь, и мы расстались.

— Сними ещё одну квартиру, — пожал я плечами.

— Надо подумать об этом. Но ты же изведёшься весь, если я не приду домой, да и я сама буду всю ночь переживать, беспокоясь о тебе.

— Я знаю, что делать, Катя, купи два сотовых телефона. Это типа наших коммуникаторов, только попроще.

— Точно! Надо было взять коммуникаторы!

— Кать, уймись, нам нельзя нести сюда посторонние вещи, забыла? Да и не работали бы они здесь. Купи обычные телефончики, только не самый отстой, а то мне жизни во дворе не будет.