Страница 7 из 15
Но за ночь все внезапно поменялось. На календаре октябрь сменился ноябрём. В тоскливой свинцовой осенней хмари, прибившей город к земле тяжёлой дланью, появились робкие проблески белёса-голубых мазков. Асфальт высох и из грязно-чёрного превратился в светло-серый. А прохладный и сухой воздух принёс долгожданное облегчение.
Так что я в превосходном настроении отправилась на работу. А светофоры, словно сговорившись, едва я к ним подъезжала, загорались зелёным. И прочие водители не организовали ни единой пробки на моем пути. И даже гаишники, такое ощущение, решили себе устроить выходной от трудов праведных (или неправедных?). Поэтому я домчалась до Московского проспекта за рекордное время (для меня, конечно). И поскольку в запасе оставалось полчаса, я не пошла на кафедру, а устроилась покурить рядом с крыльцом.
Через несколько минут ко мне присоединилась Оксана и мы зацепились языками, привычно отгоняя особо надоедливых студентов, пристававших с глупыми вопросами. Оксана уже которую неделю пребывала в сомнениях. Ей очень хотелось перейти в «Апейрон», и в то же время боязно было бросать гарантированный заработок в институте. Везде были свои плюсы и минусы. И сейчас она уже по сотому разу пересказывала мне свои переживания, втайне надеясь, что я взвалю ношу ответственности на свои хрупкие плечи. Но мне хватало собственных проблем, поэтому я ловко уклонялась от предлагаемого бремени.
– Нет, ну ты как думаешь, у нас есть перспектива? Ну, хотя бы на несколько лет? – затянула волынку Оксана. – Ты ж пойми, тебе хорошо, у тебя есть покровитель. Он тебе пропасть не даст. А я? Вдруг твой центр развалится, и что? Я ведь в институт уже не смогу вернуться. И опять себе работу искать? Знаешь ведь, я уже и риэлтершей попробовала быть в своё время, и в ПТУ преподавала. А как-то хочется стабильности и ясности.
Я привычно пожала плечами и выдала уже набивший оскомину ответ:
– Оксан, гарантий я тебе дать не могу. Это твой выбор. И потом, ты сама ведь начала все эти разговоры с переходом в «Апейрон». Заметь! А я тебе ответила в самый первый раз, что если решишь к нам присоединиться, то я тебя с удовольствием возьму.
Подруга обречённо и горько вздохнула, явно досадуя на меня за изворотливость. Но тут во двор въехал институтский микроавтобус и подкатил к крыльцу. Я обрадовалась столь внезапно появившемуся «спасательному кругу» и поспешила сменить тему:
– Интересно, кто это к нам пожаловал?
– Сейчас увидим, – заинтересовалась и Оксана.
Институтским водителем был новенький, желчно-унылого типа, мужичок по имени Егор. Относительно новенький, конечно, – с прошлого учебного года. На вид ему было лет сорок.
Егор распахнул боковую дверь и с безучастным выражением лица застыл рядом, дожидаясь пока пассажиры покинут салон. Вначале появился розовощёкий, жизнерадостный брюнет в модном темно-коричневом пальто. Я его сразу про себя окрестила Пупсом. Терпеть не могу подобных молодчиков, непрерывно излучающих пластиковую улыбку. Добро бы, если бы эта улыбка имела натуральное происхождение. Так нет же, это тщательно созданный образ по американской кальке «преуспевающего менеджера».
Пупс вылез, приосанился, поправил на себе пальто и протянул руку в салон. Выудив оттуда пузатый кейс-сундучок, удовлетворенно вздохнул, и оглянулся вокруг. Мазнул по мне и Оксане оценивающим взглядом и неожиданно подмигнул. Я моментально ответила презрительной усмешкой, отчего он слегка стушевался, впрочем, ненадолго. Вновь принял самодовольный вид и развернулся к микроавтобусу.
Оказалось, что Пупс приехал не один, а в компании двух особ, которым и помогал сейчас выбраться из салона. Обеих дам я моментально зачислила в ряды фининспекторов. Наверное, интуиция сработала. А может, это просто подсознание отметило неуловимые повадки, властность во взгляде, некую надменность у вновь прибывших. Если коротко: «генералы в юбках». Одна была полнотелой уроженкой Кавказа (не то грузинкой, не то азербайджанкой), а другая, с узкими, поджатыми губами, наверняка вела родословную из Прибалтики. Они дополняли друг друга, как Белый и Рыжий, как Карцев и Ильченко. Пупс на их фоне совершенно потерялся. Дамы, выбравшись на свет Божий, тоже неспешно осмотрелись по сторонам и, согласно кивнув друг другу, двинулись к ступенькам.
Когда они прошествовали мимо нас, не удостоив и взгляда, я прокомментировала увиденное:
– Бедная Тамара Семёновна! Не иначе, как по её душу!
В принципе, я могла бы и не высказывать сочувствие. Тамара Семёновна содержала бухгалтерию на «отлично» и не боялась никаких проверок. Другое дело, что нервы ей все равно помотают изрядно.
– А мне кажется, это из комитета по образованию, – возразила Оксана. – Мне помнится, я там видела этого кобеля.
– Почему кобеля? – удивилась я.
– Взгляд совершенно кобелиный, – сказала, как отрезала, подруга. – Да и тётки больше похожи на министерв, чем на налоговиков.
Министервами мы называли чиновных дам. Производное от министерства и стервы.
Но тут к нам пристроились две приятельницы с соседней кафедры и разговор, само собой, перешёл на тему повышения зарплаты и одновременного повышения количества часов.
…Оттарабанив на подъёме две лекции, я подумала, что заслужила глоток хорошего кофе и, собравшись на время покинуть родные пенаты, направилась на Московский проспект, в одну знакомую кофейню. Но не тут-то было. Уже за воротами меня нагнал какой-то студент:
– Валерия Михайловна! Вас к ректору! Срочно!
– Зачем это? – досадливо осведомилась я.
– Не знаю, – развёл руками паренёк и развернувшись, двинулся обратно в институт.
Поплелась вслед за ним и я, прикидывая, зачем это понадобилась Белявской. Не иначе, как в очередную командировку загнать хочет. И вот, вся в раздумьях – поартачиться мне, или безропотно согласиться, я явилась пред грозные очи начальства. И, к удивлению, обнаружила утреннюю троицу, вольготно расположившуюся в кабинете Белявской.
Сама Маргарита Васильевна, нахмурив брови, изучала что-то на экране монитора. Судя по мимическим подергиваниям лицевых мышц ректора, материал был не из приятных.
– Добрый день, – вежливо поздоровалась я с компанией.
– А вот и Верницкая, собственной персоной, – саркастически отреагировала на моё появление Белявская, не отрываясь, впрочем, от экрана. – Прошу любить и жаловать.
– Так мы за этим и приехали, – ответил загадкой Пупс.
Он прямо-таки расцвёл, видимо припомнив нашу пикировку взглядами на крыльце. И в глазах его явственно заполыхал жертвенный огонь.
Мне никто не предложил сесть, и я осталась стоять, показывая всем своим видом крайнее нетерпение – мне рассиживаться некогда, давайте в темпе обсудим тему, и я удалюсь. Хотя, если откровенно, то подобное начало мне ужасно не понравилось, и я тут же встревожилась, гадая, где бы достать соломки, да куда ее постелить.
– Ну что ж, Валерия Михайловна. Знакомьтесь. Это комиссия, из Москвы, – наконец оторвалась Белявская от компьютера. – Бэла Рустамовна, Инга Витальевна и Леонид Семёнович. Они приехали специально, чтобы задать вам ряд вопросов.
– Ну, не совсем так, – уточнила Бэла Рустамовна. – Вообще-то мы приехали по поводу продления лицензии вашему институту. Но в отношении вас, Валерия Михайловна, мы получили определённые полномочия.
Она говорила без акцента и как коренная москвичка. Скорей всего так оно и было.
Я пока ничего не поняла, но тут же испугалась до дрожи в коленках. Министерская комиссия – это вам не шутки. И потому непроизвольно ухватилась за спинку ближайшего стула, что не осталось незамеченным.
– Да вы присаживайтесь, – по-хозяйски распорядилась Бела Рустамовна. – И не бойтесь. Никто вас за просто так казнить не собирается. Мало ли кто что напишет. Но вот если все-таки всплывут крайне неприятные для вас факты, то министерство пошлёт запрос в ВАК о рассмотрении обстоятельств, при которых вы защитились, и лишении вас кандидатской степени.
Я так опешила от услышанного, что впала в ступор. Тут же в голове помутилось, а перед глазами все стало расплываться. Все же я превозмогла дурноту и внимательно оглядела своих мучителей. Пупс откровенно наслаждался ситуацией. Министервы отвечали мне снисходительными взглядами, мол, попалась голубушка, так что теперь придётся держать ответ. И лишь в глазах Белявской я заметила проблески сочувствия.