Страница 5 из 11
Ну, как только стало товарищам известно о моём отказе по причине загруженности по изданию моего очередного нетленного шедевра, так сразу – курьеры, курьеры, 30 тысяч одних курьеров. Что делать? Это ж – не кто-нибудь, а за Сухова хлопочут. И я согласился. Я вообще страсть какой отчаянный, когда разойдусь. Как было сказано: «каждому из нас задан урок, который должно выполнить до своего смертного часа».
Сократил кое-что, ибо известно, что краткость – сестра таланта, и отредактировал конечно, ближе к современному, письма Сухова, которые, в качестве ответа на полученный им сумбур упомянутой Екатерины (Последней), который (сумбур), говоря честно, но откровенно, несколько огорчил Фёдора Иваныча, потому как Фёдор Иваныч такой человек, и всё такое, что ему и за державу обидно, но и «понимает, что к чему, – (Катя) нравится ему»(124), как пелось в одной строевой песенке «времён Очакова и покоренья Крыма».
ПИСЬМА.
Что за прелесть эта Наташа! – сказала она опять про себя
словами какого-то третьего, собирательного мужского лица.
– Хороша, голос, молода, и никому она не мешает, оставьте
только ее в покое.
(Л.Толстой. «Война и мир»).
Письмо 1. Как бы полигамное.
Если у Вас с сестрой – «разные», тогда Вы к своему – с мнимой Вами – его полигамией – непоследовательны. Как, однако, и к такой же – Сухова, практически отсутствующей физически. А уж в восточном гареме он никогда «разворачиваться» не собирался. С чего Вы взяли? Скорее – от него: он не бывает гением все 24 часа, а теперь ещё и травмы преследуют его. А эти восточные, какие-то они ему кажутся непромытыми – как и еврейки с цыганками (Фёдор Иваныч не представляет, что Толстой, Мериме и Гюго – в последних, а фараоны – в первых нашли приятного). Ваще. Нам такой футбол не нужен.
Письмо 2. Физиологическое.
Вас утром не мучает вопрос, пока Вы нежитесь в горизонтальном положении: – Ещё можно потерпеть или уже надо идти?..
А по поводу своих экзерсисов с неумным муссированием всяких имён Вас такой же вопрос не догоняет? Это же моветон, кю. К тому же, если человеку постоянно говорить, что он свинья, то он, в конце концов, захрюкает. Понимэ? Или желание посплетничать у женского персонала заложено на генном уровне и неистребимо?
И последнее(? Если это Вам «нада») – по разумению Сухова – Л, А и О (не исключается появления и ещё какой-то буквы) – все с одного «гнезда».
А вот, чтобы сообщения не «стёрлись» при «удалении странички», Вы их скопируйте перед этим, потом – в рамочку под стекло и – над кроватью (и «вопрос» может не будет больше «мучить», а прямо не дожидаясь, встали и пошли…) или – в архив – элементарно.
Письмо 3. Рекомендующее.
Что за прелесть эта моя Наташа! Такого другого
друга у меня нет и не будет. Зачем ей выходить
замуж? Всё бы с ней ездили!
(Л.Толстой. «Война и мир»).
Ваша деликатность сдерживает Вашу искренность? Не надо «бояться светиться», не следует сдерживать порывы, идущие от сердца, что сказал де Тревиль на сакраментальную фразу Людовика 13-го о желании задушить Ришелье. И не надо корёжить житейскую мудрость Дудинцева – его вариант ближе к сермяжной правде жизни, хотя и содержит в себе ненадёжность не прямой речи (что между пьющими товарищами вряд ли возможно и допустимо).
Письмо 4. Антиприютно-эротическое.
Анастасия Ефремовна – Алексею: – Мы тебя приютили…
Андрей – ей: – Что ты!.. Вытащила какое-то поганое слово…
Ютили! Никто его не ютил! Приехал – и все!
(В.Розов. «В добрый час»).
Москвы можно и не «избегать» – в качестве пересадочного пункта, но жить там постоянно – ни за какие коврижки.
А «болезнь» может быть как «неизлечимая», так и не излеченная (чем-то или кем-то). Фёдор Иваныч полагает, что у Вас – последняя.
В пьесе Тургенева было прямо буквально, «Нахлебник», не то, как у Розова. Но на это, как говорит товарищ Сухов, он пойтить не могёт. Лучше умереть стоя, чем жить на коленях. К тому же в настоящее время в Вашей усадьбе «климат иной», и горячего душа нет. А если – летом, так либо Петруша на тракторе, того гляди, задавит, и убечь не успешь или не в ту степь куда мотнёшься, али некий «золотоносец» припрётся со свечкой, или соседская корова – за кабачками, а может и сама соседка – якобы, за солью, а то может и все аборигены – за знакомство и чтобы понимать «не только прямую речь». Нет, водку Сухов не пьёт, да ещё и с утра, и популярность ему такая ни к чему – что он, Федя Шаляпин или Басков какой?
И Воронеж – не то, по красоте Фёдор Иваныч ставит такой порядок: Ленинград, Воронеж, его город (пыльный, правда).
Что за прелесть эта Катя!
Что за прелесть была Катя.
Но где они – женщины в русских селеньях,
Чтоб Лизе – омут был по колено,
Чтоб Анне – под поезд было решиться?
Или пропало то поколение
И время страстей и поступков безбашенных?
Да, мир изменился, но – вот совпадение -
Всё то же – с девчонками этими вашими:
Только подумаешь – к ним на колени,
Они тебе в то же мгновение:
– Лучше стоя, чем на коленях -
То Долорес ещё говорила.
Мужики ей тоже не сразу, сдавались,
Но руки потом поднимали, стесняясь.
И ей ничего уж не оставалось,
Как рядом прилечь, им отдаваясь.
(Из сборника мадригалов Армянского радио).
Ps. Раневская – Яблочкиной рассказывала этот мадригал, и та ужаснулась: – Это же только под наркозом.
17.02
17 фев. в 23:57. Е.
Что с ногой? Где Вы? Ответили бы по-человечески, без мадригалов. Пожалуйста.
18 фев. в 7:20. А.
Отвечаю. Без мадригалов. Это всё Прутков с Армянским радио, я же – никогда. Поскольку – прозаик до мозга костей. Кстати, о костях: как говорится – до развода срастутся, не в энтом дело, главное, чтобы человек был хороший и на своём месте и вовремя. А поскольку бывает, место красит человека, если тот (или та) не смотрит, то надо обязательно попробовать – окрашено или нет. Вот Вы: смотрите, куда присаживаетесь, чтобы не было мучительно больно за прилипшее платье? А всё-таки, как Вы думаете: что с Вами – неизлечимо или не излечено? Это ведь две ба-а-а-льшие разницы. Если – первое, Вам – к «сестре», если второе – … к кому? Я – в себе (надеюсь и хотел бы быть). По-человечески. Если женщина просит, то потороплю Пруткова с его приложением.
Сухов.
Ps. Всё будет хорошо. Или плохо. Как говорил Швейк: – Одно из двух…
Сухову Федору Иванычу.
18 фев. в 22:05. Е.
Здравствуйте, милый друг, Федор Иваныч!
Пишет вам Ваша Катерина Матвевна, из милой Вашему сердцу родной стороны.
Уж так давно Вы не посещали наши края, что и не могу представить себе обличие Ваше. Как лягу почивать, обниму подушку и все представляю Вас рядом. И приходите Вы ко мне в таких разных видах: то в виде морского пирата с черной повязкой, то профессором электротехники, принимающим экзамен у студентов, то огородником, поливающим капусту и пропалывающим её же двумя руками – и правой и левой, то Джоном Сильвером на деревянной ноге, то решателем задач по электросхемам, то, поющим громко песню на остановке или в электричке – певцом, то писателем, то пикапером, с сетями электронными, то читателем, то пижоном в брюках вельветовых, в кепке с кокардой и в новом ремне с пряжкой кастет. И так у меня все это перемешается в голове от Вашего собирательного образа. Закрою я покрепче глаза да и усну.
Да, еще, дорогой Федор Иваныч, никак я в толк не возьму, что Вы мне пишете в своих письмах, что хотите сказать или, наоборот, намекнуть, догадайся, мол, сама, дорогуша моя. Наверное забыли Вы уже за давностию нашей разлуки, что и Платона я не знаю, и Людовика, и Яблочкину.