Виктория значит Победа

Вика и ее друзья теперь замыкали шествие. Пикшумдо пришлось спрыгнуть на землю и идти вместе со своими родителями, но Вика была уверена, что они еще увидятся.

Во второй раз приходилось ей возвращаться в подземный город по северному выходу. В прошлый раз она была еле жива от стыда, боли за подругу и голоса ведьмы. Теперь же Вика возвращалась триумфатором, и уже почти была довольна своими делами. Почти — потому, что конечная цель ее прибытия на Хонку по-прежнему оставалась далека. Ну ладно, хоть Кизили жива, и то хорошо. Так что, несмотря на дикую усталость, глаза девочки так и светились.

У дверей лаборатории их уже ждали неутомимые Сюрес и Нюлтянг, пронюхавшие об успешной операции от всадников, дежуривших у входа. Заклацали затворы фотоаппаратов, защелкали вспышки. Впрочем, их присутствие совсем не помешало ребятам, даже наоборот. Это же были нормальные научные журналисты, а не придурки из земной желтой прессы. Репортеры помогли всадникам спустить наземь раненую Кизили, отнести ее в медотсек, расседлать коней.

Ну а дальше Вика стала выпроваживать мужчин из медотсека, хотя все предлагали свою помощь. Конечно, она почти не разбиралась в медицине, но и допустить никого к подруге не могла. К счастью вскоре сама Кизили распахнула глаза и спросила:

— Мы уже дома, да?

— Да, — коротко ответила Вика.

— Ну, тогда я сама займусь своим лечением, — заявила раненная слабым, но твердым голосом. — Я уже все диагностировала. У меня лишь переломы костей, ну и несколько гематом.

— Так, все слышали? — грозно крикнула Вика. — Ну-ка, выметайтесь отсюда!

И она с самым суровым видом погнала мужчин в основную лабораторию и тут же заперла за ними дверь.

— Знаешь что, — сказала ей Кизили, когда она вернулась. — Мои травмы не требуют срочного вмешательства, так что для дезинфекции сперва ополоснись сама.

Вика послушно побежала в душ, и только потом вернулась, раздела подругу и на руках потащила ее туда же. Для ее тренированных мускулов такая ноша оказалась совсем легкой. Вот только сердце так и сжималось оттого, что конечности Кизили болтались совершенно безвольно.

Наконец, когда девчонки снова вернулись в медотсек, полностью очищенные от копоти костра и крови алконьсикров, Вика взялась за дело.

Кизили доходчиво объяснила ей, как накладывать гипс, и четко следуя ее инструкциям, Вика исполнила все, что нужно. Надо сказать, что она еще никогда не делала настоящих перевязок, но сейчас все шло, как по маслу.

Наконец, с гипсом было покончено. Напоследок Вика смазала синяки и ушибы подруги какой-то мазью и собиралась было устроить для нее спальное место, но та сказала:

— Послушай, при моих травмах нет необходимости в постельном режиме. Належаться я еще успею, а пока хочу побыть с ребятами. Да и они, наверное, волнуются.

— Да, я бы, пожалуй, вела себя так же, — кивнула Вика.

Обрядив Кизили в белый халат прямо поверх белья, поскольку ничто другое на нее сейчас не влезло бы, она сбегала отперла дверь, потом подхватила подругу на руки и потащила в спальню-столовую.

Все ребята и впрямь уже собрались там и колдовали… ах, простите, трудились над ужином. Журналисты, коротко расспросив их о подробностях вылазки, уже умчались, чтобы срочно верстать экстренный номер "Ильтатьеде". При виде Вики, волокущей Кизили перед собой, Ладвапунг и Лепотауко разразились дружными аплодисментами, а Сарвет кинулся навстречу, чтобы помочь. Впрочем даже в гипсовой броне, раненая оставалась все такой же легкой.

Бережно водрузив Кизили на ее привычное место, Вика принялась помогать парням. И уже вскоре все сидели за столом.

Утолив аппетит, разыгравшийся после битвы, ребята стали расспрашивать спасенную о том, что ей довелось пережить.

— Сперва меня стали поить какими-то колдовскими зельями, — начала объяснять Кизили. — Но я выплевывала их прямо им в лицо. Пытались обкуривать каким-то дымом, но я держалась. Тогда они стали меня пытать на такой машине… не знаю, как называется. Вытянули руки и ноги и зажали их в деревянные колодки. А потом начали вращать их в противоположные стороны, как будто выкручивая белье. Я слышала, как хрустят мои кости, но по-прежнему молчала. А потом отключилась. Так повторялось несколько раз, пока они не поняли, что им меня не сломить. Ну и потащили на костер.

— Бедная моя, — у Вики проступили невольные слезы.

— Ну, не плачь, — улыбнулась Кизили. — Со мной ведь не сделали ничего непоправимого. Например, не выкололи глаза. А кости срастутся, я же знаю, как медик.

Вика посмотрела на нее с невольным восхищением. До нее вдруг дошло, что рядом с нею сидела настоящая героиня, такая же, как те, что во время Великой Отечественной без страха кидались на врага, а оказавшись в плену, терпели любые пытки, стойко переносили все мучения, и даже перед смертью успевали достойно ответить палачам. Зоя Космодемьянская, Зина Портнова Лиза Чайкина, Люба Шевцова, Марите Мельникайте — сколько их было таких лучезарных девчонок, сразу и не перечислишь. Большинству современных школьников, знающих лишь селфи да видеоигры, их имена ничего не скажут, а вот Викин папа изучал жизнь этих девушек с самых давних пор, пытался составить их энциклопедию, ну и само собою, дочь переняла все это. И вот теперь именно такая девушка, спасенная волею невероятного случая, сидела на одном диване с нею. Именно случая и мужества ребят — ведь свои заслуги, как всегда, казались Вике мизерными. И захотелось сделать для нее хоть что-то, ну хоть самую малость, на которую она была способна.

Вика отозвала Ладвапунга в главную лабораторию и стала что-то диктовать ему, затем оставила его наедине с чистым листом бумаги.

А уже минут через пятнадцать все собрались возле дивана, на котором лежала израненная Кизили. Вика сняла со стены гитару, устроилась с нею на стуле, а между левой коленкой и обечайкой зажала исписанный листок.

— Ну вот, ты меня лечила, теперь я тебя попробую, — улыбнулась она.

Вика ударила по струнам и вновь запела "Коней привередливых", снова на русском, английском и немецком. А после этого уставилась в листок… и песня зазвучала по-хонкийски! Да, Ладванунг буквально совершил невероятное — по подстрочнику, надиктованному Викой, сделал очень точный и красивый поэтический перевод, полностью попадающий в песенный размер. Впрочем, она сама не очень этому удивилась. Ведь хонкийский язык, по-видимому, был прародителем финского и всех родственных ему языков, а финны очень любят Высоцкого, очень много его переводят и исполняют. А "Песня о друге" так и вовсе стала для них чуть ли не народной. Ее кто только не записывал — от маленьких девочек, до хора полицейских.

Поскольку все, кроме руноильи, впервые ознакомились с переводом, они так и застыли, в немом восхищении. Тут было даже не до аплодисментов, тут была встреча с чем-то настолько великим, что об этом можно было сказать одними лишь глазами. А израненная Кизили, которая всего несколько минут назад вообще не держалась на ногах, неожиданно вскочила и, сорвав Вику со стула, обняла ее вместе с гитарой и закружила ее по комнате.

— Стой, сумасшедшая! — далеко не сразу опомнился Сарвет, подбежал к Кизили и остановил ее за плечи. — Ты что, весь гипс поломаешь! Ну-ка, ложись!

И та, похоже, лишь теперь вспомнила, в каком плачевном состоянии находится ее тело и разжала объятья. Вика, не глядя, сунув гитару кому-то из ребят, вместе с Сарветом уложила подругу на диван.

— Лапсед, а вы знаете, но мне и впрямь гораздо лучше! — объявила раненая, уже почти своим обычным восторженным тоном. — Ноги — как новенькие, уже не болят ни чуточки! Совсем не чувствую переломов! А вот руки… С правой да, я погорячилась, конечно, сейчас разбаливается. А вот левая — смотрите, пальцы шевелятся! Побаливают, но шевелятся!

И она действительно, хотя и медленно, но все же пошевелила забинтованными пальцами.

— Знаешь, Войтто, это ведь наверняка от твоей песни! — подытожила она.

— Но почему? — удивилась Вика. — Ведь ты же не отравлена колдовским ядом, у тебя же чисто физические травмы.