Страница 57 из 73
— Что это? — в ужасе спрашиваю я и надеюсь услышать ответ, потому что этот ребенок чертовски умен и мудр. Он не может погибнуть вот так глупо. — Не вздумай сделать меня причиной своей смерти, слышишь?!
Хреновая попытка подбодрить. Я откровенно плоха в таких вещах и не способна быть сентиментальной. Однако, глядя в глаза умирающего ребенка, пожираемого адскими муками, я еле сдерживаюсь, чтобы не зарыдать навзрыд.
— Тьма, — дыша затрудненно, сипло и часто, произносит он.
Я наклоняюсь к нему так близко, как позволяет ситуация. Нас по-прежнему пытаются разъединить, и я буквально волочусь за Ешэ.
— Тьма? — переспрашиваю я.
Ответу не суждено прозвучать, потому что мальчик умирает.
До меня доносятся звуки плача его слуг, мгновенно рухнувших на колени в лихорадочных молитвах. Я все еще сжимаю ладонь Ешэ и замечаю, какая она ледяная, лишь тогда, когда Миднайт вновь настигает меня. В этот раз ему удается поставить меня на ноги и отпустить мальчика. Словно предчувствуя, что я начну вырываться, Миднайт образует кольцо вокруг моих плеч и тащит к выходу.
Захлебываясь в слезах, я не в силах отвести сожалеющего взгляда с безжизненного тела ребенка. Я повторяю про себя, как мне бесконечно жаль, пока Миднайт ведет меня в неизвестном направлении. Я хочу обвинить его в бесчувственности, ведь, черт подери, на наших глазах погиб невинный мальчик! Но тяжесть вины слишком велика, чтобы что-то говорить.
Путь, которым мы идем, выводит нас на парковку с несколькими автомобилями. Я не сопротивляюсь, когда Миднайт запихивает меня в черную машину, сажая на переднее сидение с пассажирской стороны, а сам садится за руль. В полубессознательном состоянии я пытаюсь сфокусировать взгляд на мелькающих за окном картинках.
Кружа по парковке в течение нескольких минут, Миднайт находит верное направление, которое выводит нас на поверхность. Я жмурюсь от слепящего, дневного света, поймав себя на мысли, что до этого момента не задумывалась о том, какое сейчас время суток.
— Все наладится, Анна, — пытается заверить Миднайт, и я немного смягчаюсь.
Гнев и неутолимая скорбь сменяются звенящей пустотой.
— Эта область лжи тебе неподвластна, — пробормотав это, я отворачиваюсь от парня.
Мы оставляем позади полуразваленную хижину, вскоре скрывающуюся за пеленой плотного тумана, и движемся навстречу неизведанному.
Пожалуй, на сегодня побег отменяется.
ЭЙДЕН
Как бы упорно и долго я ни пытался понять жизнь, она останется для меня неразгаданной загадкой. Замком, к которому не подобрать ключ. Почему мы любим жизнь, несмотря на ее жестокость к нам? Почему мы продолжаем так дико жаждать ее, когда она остается равнодушной?
Жизнь — это движение от одной крайности к другой. В ней нет золотой середины. Люди, твердящие, что сумели обрести равновесие и покой, находятся в иллюзорной ловушке. Им кажется, что они плывут по течению, наслаждаясь тихими деньками. Но на самом деле тонут с улыбками на лицах, думая, что контролируют свою жизнь.
Иногда бывают ситуации, в которых не обойтись без самообмана. Его применение необходимо в моем случае с Джейн.
После нашего разговора на трибунах стадиона, я хочу до беспамятства напиться ядовитой ложью, которая промоет мне мозги и вылечит от недуга под названием любовь. Она стала раковой опухолью в моем сердце, и я срочно нуждаюсь в спасении.
Мы безвозвратно теряем частичку себя, когда люди отдаляются, или уходят из нашей жизни. Место, которое они занимали, так и останется пустым, потому что его невозможно отдать кому-то другому. Нельзя заменить тех, кому оно принадлежало. Новые люди просто-напросто не приживутся на нем. Потому что прошлое и настоящее не смогут сосуществовать друг с другом, деля одно место.
Пустота, оставшаяся после Джейн, давит на грудь, и мне тяжело дышать. По радио звучит песня «Solitude» британской рок-группы Black Sabbath, возвращающая меня на месяцы назад. Прямая, ровная дорога, окаймленная редкими деревьями и изредка мелькающими постройками, ведет к дому. Автомобиль бесшумно скользит по нелюдимой трассе.
Куда же мне пойти и что же мне делать?
Ничто не радует меня,
В мыслях одна лишь ты.
Усмехаясь, я прибавляю громкость и подпеваю Оззи Осборну.
Мир — место одинокое,
Ты сам по себе.
Самоубийство чистой воды — слушать грустную музыку, когда в твоей жизни и без того переизбыток драмы.
— Ты придурок, Эйден, — говорю сам себе.
Когда «Solitude» подходит к концу, звучит динамичная песня «Moneytalks» непревзойденных AC/DC. Я делаю звук максимально громким и расслабляюсь, ритмично постукивая пальцами по рулю. Удивительно, как от музыки зависит настроение.
Когда я чувствую в набедренном кармане джинсов знакомую вибрацию, то прихожу в некоторое недоумение. Делаю музыку тише и достаю пейджер, на который перестали поступать уведомления о душах около месяца назад. Я вижу новое сообщение. Спустя пару секунд поступает еще одно. И еще, и еще. Их чертовски много. Сопоставив даты с фактами, я прихожу к выводу, что души, попадающие в Тардес на протяжении последних тридцати дней, теперь свободны. И их всех необходимо забрать в кротчайшие сроки.
Я довольно улыбаюсь, листая уведомления. У меня и Росса снова есть работа. Много работы. Соответственно, будет хорошее вознаграждение. Это — отличная возможность отвлечься от проблем и неприятных мыслей. Дело, которым я должен заниматься. Для которого рожден. Я буду цепляться за это, пока боль постепенно не отойдет на второй план. В этом нет ничего дурного.
Огромное количество людей на планете делают работу центром своей жизни, черт возьми, потому что остальные аспекты оставляют желать лучшего. Неудачная любовь, паршивые родители, проблемы в семье, бесплодие, глупые дети-наркоманы. Причины могут быть различными, их целая пучина. Нельзя игнорировать то, что я наполовину человек, а значит, мне свойственно переживать и волноваться.
Каждый демон борется за то, чтобы мы, принадлежащие к их расе лишь отчасти, лишь наполовину, вели себя так же, как они. Чтобы мы, полудемоны, были лишены чувств и эмоций. Но эти адские создания напрочь забывают о том, что по нашим венам течет человеческая кровь. Наши сердца бьются и любят. И я, к сожалению, не могу вырвать свое к чертовой матери! Мне необходимо жить с ним, безумно скачущим в грудной клетке при упоминании одного-единственного имени.
Подъезжая к дому, я сбавляю скорость и поворачиваю автомобиль, чтобы заехать на подъездную дорожку. Яркая, красивая радуга пересекает небо над нашей улицей, а лучи вечернего солнца падают на окна нашего дома. Как ни странно, дверь гаража поднята. В любом случае машина Росса стоит у самого выхода — мне не закатить туда свою тачку.
Я выключаю зажигание, вынимаю ключ и выхожу наружу. В тот момент, когда моя нога ступает на ровный асфальт, я чувствую, как в мою голову подкрадываются незаметные, маленькие сомнения. В куче они становятся одним большим беспокойством. Я блокирую двери и быстро продвигаюсь к входу в гараж. Кажется, я двигаюсь спешно и торопливо, но на самом деле мои шаги тяжелые и медленные. Да ладно… Господи… Остановившись, мотаю головой.
Что со мной? Все нормально? Просто окончательно расставание с Джейн немного путает мысли.
Все-таки заставляю себя расслабиться, но ощущаю напряженность в спине и плечах. Я встаю прямо под дверью и поднимаю руку, чтобы спустить ролет, но мое внимание привлекает брат, сидящий в дальнем углу. Я бы даже не понял, что этот мужчина, сокрушенно сжимающий свою голову и прижавший колени к груди — Росс, если бы не его взлохмаченные волосы темно-русого цвета. Я даже не помню, чтобы он когда-либо раньше надевал эти бардовые брюки, такие элегантные… и белую рубашку. Росс тоже куда-то собрался? Вот чертов лицемер. Но мне он не позволял уйти из дома, смотрел на меня так, словно я — преступник. Ладно, тогда почему брат сидит здесь, на цементном полу, и держится за затылок руками?