Страница 16 из 56
-- Забыл, что ли, как месяц назад всю нашу зарплату перекинули на продстатью и хоть так смогли девочек прокормить? -- устало выдыхала едкий дым Грибанова.-- Или опять хочешь месяц на банках продпайка жить?
-- А-а, зарплата! -- махнул маленькой ладошкой подполковник. -- Разве это зарплата! Если в застойные рубли перевести, то у нас, может, помнишь, тот мужик, царство ему небесное, что на телеге отходы с пищеблока вывозил, и то больше получал.
-- А что я сделаю? -- возмутилась Грибанова. -- Кризис.
-- Да это понятно. Но как мне заставить младшего инспектора на вышке храпака не давать, если он копейки получает? Пугнуть увольнением? Так он спасибо скажет, "гражданку" наденет и пойдет на рынок пуховики или ботинки продавать. И, между прочим, лучше жить будет...
-- А что: спал? -- по-своему поняла его речь Грибанова.
-- Спал, сволочь, -- нервно стрельнул красными глазами по видневшейся через окно вышке подполковник. -- Если б не оператор, убежала бы... Вот точно убежала...
-- Да, Спица -- девочка способная. Хотя... Хотя не очень я верю, что в таком состоянии она могла проделать путь до сетки и обратно. А?
Вздохом подполковник согласился с ее догадкой.
-- И я не верю. Мне доложили, что в одной из раковин третьего отряда, в умывальнике, были следы глины, -- снова посмотрел подполковник сквозь окно, но теперь уже на контрольно-следовую полосу, которая после бесконечных дождей превратилась уже и не в полосу, а в часть обычного колхозного поля. -- Спице при ее трансе на такой продуманный шаг не хватило бы сознания.
-- А сообщница?
-- Та, что за ноги стянула? -- сморщив лоб, вспомнил подполковник доклад оператора. -- Вот это может быть... И все равно не уверен я... До конца не уверен. Знаешь, -- посмотрел он в красные, мутно-грустные глаза Грибановой, -- я еще в этом деле покопаюсь. Может, не все так просто, как кажется.
-- Разрешите? -- тихо вошел в кабинет следователь.
На его лице нелепо для серой осенней погоды смотрелись черные очки. Пожав мощную, по-мужски сильную кисть Грибановой и вялые, холодные пальцы подполковника, он сел так, чтобы видна была лишь правая часть лица.
-- Что-то не видно вас было, -- заметила Грибанова.
-- Приболел... пришлось несколько суток поотсутствовать, -неопределенно ответил следователь. -- Мне сказали, что Спица и Архинчеева посажены в ДИЗО. Это правда?
-- К сожалению, -- ответил за Грибанову подполковник.
-- Но я могу с ними побеседовать... ну, в том же ДИЗО? -- вяло поинтересовался следователь.
-- Можете, -- разрешила Грибанова и еще раз внимательно изучила очки следователя. -- Глаза болят?
-- Я думаю, Спицына не зря пыталась совершить побег, -- ушел следователь от ответа. -- Улики по убийству работают против нее... Сволочь она...
-- Они все -- сволочи, -- добавил подполковник.
-- Не нужно обобщений, -- с силой вдавила окурок в дешевую стеклянную пепельницу Грибанова. -- Всякое обобщение хромает...
-- Включая и это, -- блеснул эрудицией следователь.
-- Возможно. Вину той же Спицыной еще нужно доказать. Я в этом же кабинете не так давно беседовала с одной новенькой. Так вот она пыталась доказать, что преступление, за которое она к нам села, не совершала. Может, она и права...
-- Все они врут, что ничего не совершали. Ангелочками прикидываются, -- поморщился подполковник. -- А копни вглубь -- стерва на стерве...
-- Мы обязаны безупречно доказать, что попытку побега совершала Спицына, -- одному следователю пыталась втолковать свою точку зрения Грибанова. -- Иначе нам грош цена как заведению по перевоспитанию малолетних преступниц...
"Как по газете читает", -- раздраженно подумал следователь и под скрип входной двери густо покраснел.
-- Вызывали? -- поправляла китель и все никак не могла поправить Артюхова.
-- Да, -- жестко ответила Грибанова. -- Как обстановка в отряде?
"Плохая", -- хотела ответить Артюхова, но сказала:
-- Нормальная.
-- Как Спицына?
"Орет матюгами на всю камеру", -- хотела ответить Артюхова, но сказала:
-- Вину свою осознает.
-- О запрете свиданий для вашего отряда до воспитанниц довели? -потянулась за следующей сигаретой Грибанова. -- Как отреагировали?
"Плохо отреагировали", -- хотела ответить Артюхова, но сказала:
-- Восприняли с пониманием.
-- О завтрашних съемках знаете?
"Знаю", -- хотела ответить Артюхова, но тут уж назло Грибановой, допрашивающей ее при наглеце-следователе, сказала:
-- Никак нет.
Следователь, отвернувшись, смотрел сквозь грязное окно на коричневую, в пятнах луж контрольно-следовую полосу, по которой ветер гнал под острыми каплями дождя красивый, в ярких узорах, но порванный полиэтиленовый пакет, и самому себе казался таким же пакетом. Какой-то непонятный ветер гнал и его по жизни, и он тоже считал себя красивым и ярким, но все, с чем и с кем он сталкивался, этой красоты ни принимали. Ему так ни разу и не повезло с женщинами, и Артюхова не стала исключением. Когда в сумерках парка на свидании он попытался крепко обнять ее и поцеловать, она так влепила ему по левому глазу, что он вообще сначала подумал, что окривел навек. Артюхова, несмотря на свой слоновий вес, быстро убежала к остановке и впрыгнула в отъезжающий вонючий автобус, а ему пришлось на следующий день утром звонить в управление, что он -- в колонии, а в колонию -- что в управлении.
Он никогда никого не любил, и жизнь отвечала ему взаимностью. Но иногда он не любил особенно сильно и в такие минуты ощущал себя наиболее одиноко. Вот и сейчас он ненавидел глупую начальницу, скучного, как осенний день, подполковника, пугливую, словно телка в стойле, Артюхову. И еще он ненавидел усатую Спицыну и кривоногую Архинчееву, и ненавидел мрачный кабинет начальницы с дурацкими часами с кукушкой, а вместе с этим кабинетом и этими людьми ненавидел и всю колонию, которая сейчас казалась ему тем злым ветром, что трепал его и не давал спокойно жить. А спокойно он и не мог дать жить -- ведь в прокуратуре постоянно требовали раскрыть убийство, а оно никак не раскрывалось и было уже пятым, с которым он не мог справиться, и ему уже намекнули, что если и здесь ничего не получится, то вышвырнут его в районную прокуратуру в глубинку.
-- Плохо, что не знаете, -- укорила Артюхову вновь закурившая Грибанова. -- Завтра в обед подъедут киношники. Съемки -- в клубе. У них по сценарию фильма -- выступление звезды эстрады в колонии типа нашей...
-- Звезды? -- удивилась тому, что уж точно не знала, Артюхова.
-- Да, звезды... Можешь не волноваться. Звезда -- не парень.
-- Хоть одно хорошо, -- вставил подполковник и подумал о том, что, наверно, эта звезда -- тоже приличная стерва.
17
Довольно большой зал клуба прогревали с ночи, и когда Ирина вместе с девчонками своего отряда вошла в него, она машинально сбросила фуфайку. Тепло, которого не было даже в спальных помещениях, яркий свет софитов, суета киношников и музыкантов, устанавливающих горы своей аппаратуры на сцене, шум возбужденных голосов -- все это так подействовало на Ирину, так остро напомнило ей о воле за забором, о другой жизни, что она сразу стала озираться по залу, чтобы найти Ольгу и рядом с ней спастись от сдавившего сердце одиночества.
Со времен горбачевской перестройки в колониях для малолеток разрешили носить не только казенные синие халаты, фуфайки и такую же казенную синюю школьную форму с белыми передничками и воротничками, а и "вольную" одежду. Но даже и на такое прикосновение к свободе не хватало денег. Кто победнее, тот так халаты с фуфайками и носил. Ирина, может, и сменила бы уже засаленный да кое-где старательно заштопанный бэушный халатик на платье или кофту с юбкой, но, во-первых, только недавно узнала, что это разрешено, а, во-вторых, не это сейчас волновало ее больше всего.
Скользя взглядом по пестрому залу и не узнавая резко изменившихся девчонок, она, наконец, поняла, где разместили второй отряд. Ольга сидела на крайнем кресле с таким лицом, словно кого похоронила. К ней было страшно подходить, но и не подойти Ирина уже не могла.