Бретонские легенды

– Посмотри, что там, на той стороне равнины!

Пьер посмотрел туда, но ничего не увидел. Он стал вглядываться пристальнее и уже хотел было заговорить с зятем, когда заметил, что того уже и след простыл.

Пьер удивился так, что выронил из рук свой посох.

– Может, он снова зашел в дом?

Но в домике никого не было.

Ну что тут еще скажешь? Пьер вернулся домой, и о чем только он не успел по дороге передумать! Как и в прошлый раз, он пошел в поле работать и до самого вечера повторял себе:

– Ничего! Все равно мне надо разузнать, кто он такой!

На следующее утро Пьер снова схватил посох и пошел ждать зятя на тропинке. На этот раз он решил во что бы то ни стало выведать все о своем зяте, так он был озадачен тем, что успел увидеть и услышать.

И вот, с посохом в руках, Пьер прошел весь путь вслед за зятем, до самого того домика с соломенной крышей. Тут зять снова захотел одурачить Пьера, но на этот раз провести его не удалось. Тогда зять пожал плечами.

– Если ты хочешь пойти со мной, – сказал он, – иди. Только сначала прочитай «Отче наш» и помолись об отпущении грехов, если хочешь, чтобы они тебе простились.

Пьер не испугался таких слов и подумал: «Наверное, он меня побаивается», а вслух сказал:

– За кого ты меня принимаешь, скажи на милость? Я не маленький, меня волками и домовыми не напугаешь. С моей дубинкой я могу за тобой идти куда захочу.

– Что ж, тогда читай «Отче наш».

– Пойдем, пойдем. И что это тебе в голову взбрело? Я уже читал «Отче наш» сегодня утром. Пойдем, тебе говорят, а то я первым в дом войду.

Так уж загордился Пьер, когда видел, что зять его боится!

А зять сказал ему:

– Тогда оставь башмаки в этой хижине, нам придется дальше идти босиком.

Оба сбросили башмаки и вошли в дом. У Пьера волосы встали дыбом. Теперь он увидел зятя в его настоящем обличье – так глаза и выпучил: перед ним стоял… кто бы вы думали? Анку, собственной персоной, с косой в руке, со скрежещущими зубами и пустыми глазницами.

– Иди! – сказал Анку, усмехнувшись, – иди, помоги мне, у меня сегодня нелегкий денек будет!

Пьер, босой, уже собрался было бежать, но ноги его словно прилипли к земле, и когда он вышел из домика, то ничего не видел вокруг, кроме кромешной темноты. Пришлось ему идти следом за Анку. А тот уже пошел вперед. Его кости так и хрустели в суставах при каждом шаге. А у Пьера от страха зубы выбивали дробь. Он ни слова не мог вымолвить, и порой ему казалось, что все это ему только снится. Если бы!

Солнце тем временем поднималось все выше, день разгорался: пришлось Пьеру поневоле признать, что он не спит в своей постели.

Вскоре они пришли на длинный и широкий луг, где паслось стадо коров. Трава на лугу была зеленая и такая высокая, что доставала коровам до самого брюха. Но коровы – странное дело! – были такие худые, что Пьер так и застыл на месте, глядя на них, хотя ему и самому было о чем тревожиться.

– Это, – сказал Анку, – случается со многими людьми, которым Бог дал много талантов – они свои таланты в землю зарывают.

Пошли они дальше, и по пути Анку перерезал горло каждому животному, которое попадалось ему на дороге. Пьер брел за ним, не говоря ни слова.

За его спиной земля, казалось, исчезала: он не видел ничего из того, что только что миновал, и с грустью раздумывал: «Интересно, суждено мне сегодня домой вернуться?»

Кровь застывала у него в жилах, ведь его внутренний голос говорил:

– Анку не отпускает ни одного из тех, кто ему попадается, и точно так же, как исчезает за каждым твоим шагом земля, исчезает и прошлое…

Но другая мысль утешила его:

– Но ведь он-то каждый вечер домой возвращается, так, может, и я вместе с ним вернусь.

От этой мысли Пьер настолько обрадовался, что чуть было не запрыгал за спиной Анку.

Тем временем они подошли к огромному лугу, где тоже паслось большое стадо коров. Но глядя на них, Пьер снова удивился: трава на лугу была жиденькая, а коровы толстые, так что шкуры у них лоснились.

– Ну и страна – сплошное удивление! – воскликнул Пьер. – На хороших лугах худые коровы, а на плохих – жирные. – И спросил у Анку, что бы это все значило.

– Эти коровы, – отвечал Анку, – похожи на людей, которых на земле немного, – на тех, кто живет в бедности, но многими делами заслужил милость Господа, и оттого будут они богаты на небесах.

И снова начал перерезать горла коровам, которые попадались ему на пути.

– Брр! – поежился Пьер. – Что-то ты не на шутку разошелся, братец!

– Погоди немного, – ответил Анку, – ты сейчас у людей еще и не такое увидишь!

– Да! – пробормотал Пьер, – там мы просто так не проскочим!

Вскоре они подошли к большой реке, а за рекой пылало целое море огней. Куда ни глянь – Пьер везде видел только пламя, которое горело ровно: было полное безветрие. Ему захотелось подойти поближе и посмотреть, что это такое. Анку нашел мост через реку, но такой узенький, что Пьер его поначалу даже и не заметил.

– Иди! – сказал Анку.

– А если я упаду?

– Не упадешь. Уцепись как следует за полу моего кафтана.

– …А если я упаду!

Пьер закрыл глаза, так страшно было смотреть на темную глубокую реку, которая была под ним, и перешел на другую сторону.

Там он осмотрелся, с трудом переводя дыхание.

– Вот уж натерпелся! А что это такое вокруг?

Анку улыбнулся и взял его за локоть своей ледяной рукой:

– Свечи, которые горят вокруг нас, насколько хватает глаз, – это жизни всех людей, которые живут на земле. Некоторые из них – длинные, а некоторые – короткие. А когда я их стану задувать, люди на земле станут умирать.

Пьер в тревоге раздумывал: «… Пока не задует мою свечу».

Анку принялся ходить по морю огней.

– Фу! И одна из свечей погасла.

– Ну все, не быть мне живу! – сказал себе Пьер, поеживаясь от страха. – Вот ведь и вправду можно сказать – угас человек!

А Анку все дул и дул на свечи, и свечи без единого звука гасли, словно звезды на утреннем небе.

Иногда Анку дул на одну свечу, а гасли еще одна или две по соседству. И Пьер, хоть он и был до смерти перепуган, решился спросить, что это все означало.

– Подожди немножко! – ответил Анку и задул одну яркую и красивую свечу, у которой высоко поднимался веселый язычок пламени. Угасая, пламя жалобно всхлипнуло. Над свечой взвился дымок, и она растаяла – только кучка золы упала на землю.

– Это была счастливая девушка, – разъяснил Анку,– жила она себе на свете, а теперь умерла. А вон туда посмотри: ее отец, мать и брат один за другим умирают. А почему? Да потому, что пламя жизни каждого из них было связано ниточками любви с ее пламенем.

– О Господи! – воскликнул Пьер. – Какой же ты жестокий!

Анку обернулся.

– Смерть, – сказал он, – не может быть ни доброй, ни жестокой. Смерть – это только орудие в руках Бога.

Как хотелось Пьеру убраться восвояси, но что он мог сделать? Надо было идти вслед за зятем, ступая по золе от свечей, которые гасли сотнями, бесшумно, без малейшего вздоха. Пьер думал о том, как плачут, как причитают на земле каждый раз, когда Анку задувает пламя свечи: иногда даже ему до ужаса хотелось наброситься на зятя с кулаками.

Сколько времени они блуждали среди свечей? Пьер не знал, который был час, не чувствовал времени. Ничего вокруг него не двигалось, ничего не изменялось; нигде, кроме свечей, не было жизни; не было ни неба, ни звезд, и не день был, и не ночь; не дул ветер, было не холодно, не жарко, не прохладно. Везде стояла странная тишина, которую нарушала только смерть, задувающая свечи.

– Пойдем, – сказал, наконец, Анку, – на сегодня моя работа окончена!

Они уже вышли к другому берегу моря огней.

Проходя мимо маленькой, коротенькой свечки, Пьер вдруг почувствовал такой страх, что его руки и ноги задрожали.

Анку обернулся: