Страница 7 из 12
– Так точно, Вашбродь – «жлоб». Ещё чуть-чуть, и был бы как Вы – «Курский соловей». Немного не долетел!..– Сарелли продолжал гнуть своё, дуркуя…
Солдаты за глаза звали Терешко «соловьём» за его манеру вечно что-нибудь фальшиво насвистывать, также зная, что тот родился где-то в небольшой деревушке в медвежьем углу Курской области, куда он по дембелю дальновидно возвращаться не захотел: «Навоз топтать?..» Сообразил и остался на сверхсрочную…
Терешко вмиг посуровел. «Вашбродь» он не расслышал. А вот про известную птицу певчую!.. Неслыханная дерзость от салаги-первогодка!.. Его глаза забегали по кругу, как дрессированные пуделя по манежу! Враз посиневшие тонкие губы зашевелились, то ли отражая глубинный мыслительный процесс, то ли сотворяя неслышимые пока матерные слова! Конопушки на переносице вспыхнули. Строй замер – сейчас начнётся!..
Прапорщик немного помароковал над услышанным. Потом, кажется, понял, что это скорее был комплимент, нежели оскорбление. Дёрнул плечами. Обмяк, оттаял. А чё? Курский – он и есть курский – факт. Соловей – тоже не обидно! Не-е – нормально…
– Ладно! Служи!.. Хм, итальянец-засранец! – снова заржал, обрадованный подвернувшейся вовремя рифме. Строй с облегчением выдохнул!..
Первая после прибытия в новое расположение утренняя поверка продолжилась. Служба рядовых Ангарского и Сарелли в танковой роте тринадцатого полка началась…
Глава пятая
Расположение готовилось к очередному отбою. Все сидели, подшивали подворотнички. Ангарский, поигрывая ниткой в зубах, решил размять язык на сон грядущий.
– Влад! А у тебя родственники…– Шацкий не дал Витьку закончить:
– Да! Из «одесситов», а что?
– Да так, ничего. Смотрю, откуда умище!..
– Ну, Ангарский – тоже не Иванов, скажу тебе.
– Не-е, мои предки из шляхтичей и белорусов.
– Ну, да! Где Ангара и где поляки с белорусами! Судя по твоим залётам, Витёк, ты – здесь, а ум около Байкала так и остался…– Влад белозубо улыбнулся, как мог это делать только он.– Уж лучше бы и твои предки были «одесситами». Хочешь я тебе расскажу, откуда у тебя такая фамилия на самом деле?
– Ну? Интересно! Давай трави, знаток!
– Ты говорил, что твой дед из беспризорников?
– Было дело. Так дед рассказывал.
– Так вот! Когда малые детишки, как твой предок, попадали в детдома и не знали своих фамилий, им давали их или месту рождения, или местности, где они проживали, или где их отлавливали. Вот так твой дед и стал Ангарским. Таких было полно, пол-России – Ярославских, Владимирских, Астраханских, Орловских и так далее.
Позже, чтобы не смущать «бдительных» граждан и некоторые специальные ведомства, тот же Ярославский превратился в Ярославцева, Владимирский во Владимирцева. Окончания значили многое. С «й» можно было далеко не уехать, только пойти… Евреям запрещено было жить в больших городах, если ты в курсе. Они влачили своё существование в так называемых «местечках».
– Откуда мне знать? Я же, этот… бурят с Байкала.– Ангарский растянул свои глаза по сторонам.
– Хватит вам, побочные дети дядьки Моисея! – Сарелли влил свою долю сарказма в дружескую беседу.– Цирковые вы! Вот и вся ваша корневая система.
– Слушай! А смотри, как интересно! Все национальности – имена существительные. Ну, там: американец, немец, грузин, француз. Русский – это прилагательное. Я бы даже сказал – определение. Цирковой – тоже.
– Рядовой – тоже определение. А вот старшина – это мировоззрение, определяющее твоё место где-нибудь в районе толчка, который нужно почистить, чтобы служба мёдом не казалась!
– Дотрынделись! Вон, Терешко топает…– Никонов напрягся.
– Вспомни солнце – вот и лучик!..– Ангарский помрачнел.– Правду дембеля говорят: «Бог создал отбой и тишину, чёрт создал подъём и старшину». Ща начнётся «отбой-подъём!..»
Командир танка Шацкий, наводчик Сарелли, заряжающий Ангарский и механик-водитель Никонов составили гвардейский экипаж и влились в боевую жизнь не менее гвардейского тринадцатого танкового полка.
О, это был известный полк! С боевой, так сказать, биографией, историей. Ох, и дали фрицам жару во время Великой Отечественной!..
В современной, мирной жизни дивизии этот полк опять же постоянно был на слуху, как в положительном смысле, так и в том, за что получают взыскания и понижают в звании. «Что ни экипаж, то клоуны!» – то ли с гордостью, то ли с тихим ужасом резюмировал командир того самого полка. И на полигоне первые, и в повседневной армейской жизни не последние! А уж ежедневных всяких самоволок, залётов-происшествий – и не сосчитаешь! И все какие-то с вывертом, с фантазией! Одно слово – тринадцатый! Только и разговоров в дивизии об этом полку! Притча, так сказать, во языцех! Это одновременно и гарантированная благодарность от проверяющих, и непрекращающаяся головная боль, и незаживающий прыщ на командирских жопах…
С первого же дня продолжили эту славную традицию воины-гвардейцы Владик Шацкий, Витька Ангарский, Володька Никонов и Сашка Сарелли, как только соединились в единый боевой экипаж, так сказать, бронированный гвардейский кулак…
Первое, что они сделали через неделю, так это погоняли «дедов», которые решили было их повоспитывать, припахать. Четверо – сила! Особенно, если сила эта манежная, цирковая… С первой же попытки у десятка старослужащих пропала охота даже смотреть в сторону «чокнутого» экипажа…
Вызвали как-то «деды» молодых в курилку после отбоя. Сидят, кольца дыма в потолок пускают, тапочками на ногах поигрывают. Лениво так, через губу, сержант Шломин вещает:
– Ну, что, клоуны, страх потеряли? Вам ещё гнуться, как медным котелкам, портянки дедушкам стирать, а вы борзеть. Куда ты, Шацкий, меня там послал сегодня? Ну? В глаза смотреть! Смирно-о!
Влад повёл плечами, глаза его сверкнули то ли растерянностью, то ли наоборот – он их отвёл в сторону.
– Могу повторить. Пошёл на …
Сарелли, Ангарский и Никонов одобрительно хмыкнули. Деды напряглись. Кульминация сегодняшней ночи обозначилась.
– Сучё-онок.– Шломин как-то неуклюже размахнулся, но достал по лицу Влада. Тот слегка покачнулся. Шацкий помедлил, видимо, оценивая шансы, а может прикидывая: чем ему, младшему сержанту, может грозить разборка с рядовыми, хотя и дембелями. Его рассуждения были недолгими. Второй удар Шломина внёс коррективы в эти размышления. Ответ был мгновенным и разящим. Шломин осел у двери с каким-то удивлённо-блаженным взглядом в потолок, словно он там увидел хоровод ангелов, кружащихся под хрустальный звон, звучащий в его барабанных перепонках. Четверо старослужащих вскочили, как по тревоге, со словами: «Вы чё, бля?..» Через несколько мгновений они, уже лёжа на потрескавшемся от времени кафеле, выполняли команду «отбой». Рядом дымились их бычки. Это Вовка Никонов смачно и с большим удовольствием вложился в несколько своих ударов. Ангарский и Сарелли стояли, сжав кулаки. В курилку вбежали ещё двое цирковых из соседней роты, Шурка Васенков и Сабит Бигеев, их кровати стояли в десяти метрах, в соседнем отсеке. Им тоже оставалось служить, как в мае петь соловью.
– Вы чего переполошились? – Сашка Сарелли нервно выдохнул.
– Чего, чего! Наших бьют!..– те оглядели поле сражения, став наизготовку.
– Ну, это скорее наоборот – «ваших»! – Витька Ангарский кивнул на притихших дембелей. Один из них, сипя злобой и страхом, жизнеутверждающе пообещал:
– Ну, салаги, ждите! Поднимем всех дембелей батальона – затопчем!
– А мы уже здесь! – Сабит, прищуря монголовидные глаза, угрожающе набычился. На гражданке в группе акробатов он хоть и не был нижним, держащим на себе колонны, но его, сына ковыльных степей, силёнкой и отвагой бог не обидел. А потом – цирковое братство!..
– Рыпнитесь, поднимем всех цирковых из соседних полков, на стволы натянем! Так и будете до дембеля на броне кататься, как пупсы на машинах молодожёнов! А наших в дивизии, вы знаете,– на программу хватит!..
С тем и разошлись в ночи. Тихо так, тенями…