Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 110 из 133

- Маска, маска, нет маски, - бормотал Виктор, искоса поглядывая на Анни.

Маска? После трагической смерти Памелы это слово приобрело зловещий смысл, еще более усугубившийся после недавних изнасилований. А когда его произносил не кто-нибудь, а человек с таким странным поведением, к тому же брат подозреваемого в убийстве, то они внушали просто суеверный страх.

Виктор поднял книгу, которую держал в руке, - это была коллекция гравюр Одюбона, - чтобы закрыть лицо, и стал постукивать пальцем по картинке на обложке, точному изображению пересмешника.

- Маска, нет маски. - Виктор медленно опустил книгу и уставился на Анни. Тяжелый, ясный, немигающий взгляд. Его глаза напоминали осколки стекла.

- Вы хотите сказать, что я выгляжу как кто-то другой? Это так? Я напоминаю вам Памелу? - мягко спросила Анни. Что из происшедшего осталось в голове Виктора Ренара? Какой секрет, какой ключ таится в странном лабиринте его мозга?

Он снова прикрыл лицо.

- Красное и белое. Тогда и теперь.

- Я не понимаю, Виктор.

- Я думаю, он смущен, - раздался голос Маркуса.

Анни в ужасе обернулась. Она не слышала его шагов. И теперь они стояли в самом дальнем, самом темном углу библиотеки. С одной стороны Виктор, с другой Маркус, позади стена.

- Вы похожи на Памелу, но вы не Памела, - объяснил Маркус. - Он не может решить, хорошо это или плохо, в прошлом это или в настоящем.

- Насколько хорошо вы понимаете его? - поинтересовалась Анни.

- Не слишком хорошо. - Младший Ренар до сих пор носил на себе следы побоев Фуркейда. - Это своего рода шифр.

- Очень красное, - с несчастным выражением на лице пробормотал Виктор.

- Красное - это ключевое слово, оно обозначает все, что огорчает Виктора, - пояснил Маркус. - Все в порядке, Виктор. Анни наш друг.

- Очень белое, очень красное. - Ренар-старший поглядывал на женщину поверх книги. - Очень белое, очень красное.

- Белое - это хорошо, красное - это плохо. Почему он соединяет эти два слова, я понять не могу. Он очень расстроен после того выстрела.

- Прекрасно его понимаю. - Анни сосредоточила все внимание на Маркусе. - Вчера в меня тоже стреляли.

- Господи! - Она не поняла, искренне ли он ужаснулся или притворяется. Маркус сделал шаг к ней. - Вас ранили?

- Нет. Я как раз нагнулась, когда это произошло.

- Вы знаете, кто это сделал? Неужели это из-за меня?

- Я не знаю, - ответила Анни и подумала: "А не ты ли сам стрелял?"

- Это ужасно, Анни. - Взгляд Маркуса стал уж слишком пристальным. Незаметно от Анни он еще немного приблизился к ней. - Вы были одна? - Его голос зазвучал тише. - Вы должны были испугаться.

- Никогда не думала, что стану такой популярной, - отшутилась Анни. - Я вдруг оказалась излюбленной мишенью в наших краях.

- Могу только посочувствовать. Я представляю, что вы пережили, Анни. Чужой человек врывается в твою жизнь и совершает акт насилия. Вы чувствуете себя такой уязвимой, такой беспомощной. Такой одинокой. Я прав?

Анни внутренне содрогнулась. Маркус Ренар не сказал ничего угрожающего, но посмотрел на нее как-то уж слишком многозначительно. Архитектор промокнул уголки губ, словно сама тема разговора заставила его пустить слюни. Что-то такое промелькнуло в его глазах...

- Вы столько раз приходили мне на помощь, - продолжал Маркус. - Мне бы тоже хотелось помочь вам. Я теперь чувствую себя таким эгоистом. Ведь я звонил вам вчера вечером, чтобы сообщить, что кто-то бросил камень в окно гостиной, и все гадал, почему вы мне не перезвонили. А вы все это время подвергались опасности.





- Но вы же позвонили в офис шерифа по поводу камня?

- Я мог и не суетиться, - с горечью ответил Маркус. - Вероятно, сегодня они уже используют этот камень вместо пресс-папье. Уверен, что записку они просто выбросили.

- Какую записку?

- Ту, что была прикреплена к камню резинкой. В ней говорилось: "Ты умрешь следующим, убийца".

Виктор снова издал странный писк и спрятался за книгой.

- Мои родные так расстроились, - продолжал Маркус. - Кто-то терроризирует мою семью, а офис шерифа бездействует. Только вам не все равно, Анни.

- Что ж, боюсь, вчера вечером я была слишком занята, спасая собственную жизнь.

- Простите меня. Мне меньше всего хотелось, чтобы вы каким-то образом пострадали, особенно из-за меня. - Он придвинулся еще ближе и доверительно нагнул голову. - Вы мне очень дороги, Анни, - прошептал Ренар. - Вы знаете об этом.

- Я надеюсь, что вы не вкладываете в это ничего личного, Маркус, ответила Анни, проверяя его реакцию. Опасаться ей было нечего - на первом этаже люди, да и его брат стоял всего в нескольких шагах, наблюдая за ними поверх края книги. Ренар ни на что не решится в такой обстановке. - Я работаю над вашим делом. Только и всего.

На какое-то мгновение на его лице появилось ошеломленное выражение, потом он с облегчением улыбнулся:

- Я все понимаю. Вы дважды спасли мне жизнь, но это входило в ваши служебные обязанности.

- Совершенно верно.

- И то, что вы пытаетесь доказать мое алиби и приезжали в дом в ночь выстрела, хотя официально этим делом не занимались, это все только потому, что вы хороший коп.

Анни кивнула, и ей вдруг снова стало не по себе, хотя в словах Маркуса Ренара не прозвучало ничего ненормального.

- Для вас, Маркус, я просто помощник шерифа, - продолжала Анни. - Вы не должны присылать мне подарки.

- Это всего лишь знак моей благодарности.

- Вы платите налоги, а мне из них выплачивают зарплату. Вот и вся благодарность, которая мне требуется.

- Но вы делаете для меня намного больше. Вы заслуживаете больше того, что получаете.

Виктор закачался из стороны в сторону и заскулил:

- Тогда и сейчас. Выход. Время и время сейчас, Маркус. Очень красное.

- Вы не должны дарить мне подарки.

- У вас есть приятель? - спросил Ренар, и в его голосе явственно прозвучало раздражение. - Мои подарки действуют ему на нервы?

- Это вас совершенно не касается, - отрезала Анни.

- Очень красное! - заверещал Виктор. Чувствовалось, что он вот-вот расплачется. - Выход немедленно!

Маркус взглянул на часы и нахмурился:

- Да, нам пора идти. Уже почти восемь. Виктор всегда ложится спать в это время. Мы же не можем отступить от расписания, правда, Виктор?