Страница 4 из 52
Оставив на поле несколько подбитых машин, первая волна атакующих отошла. Но на смену ей уже катилась из глубины вторая волна черных машин. Бой разгорался с новой силой.
Ко мне подполз командир взвода гаубичного полка лейтенант Пономарев.
— Майора убило! — сказал он.
— Серова? Не может быть!
— На моих глазах.
Я видел Серова несколько минут назад. Он спокойно стоял во ржи. И вот его уже нет…
Между тем разведчики открыли стрельбу по немецким автоматчикам.
— Один есть! — деловито сказал Семенихин, перезаряжая карабин.
— У меня тоже! — ответил ему Ложкин.
Фашисты в ответ ударили по высотке не только из автоматов, но и из пулеметов. Огонь такой плотный, что невозможно было поднять головы. Оставаться тут больше не имело смысла.
— Ефимов! Отползайте с отделением по кювету! — распорядился я.
Когда мы добрались до опушки леса, я оглянулся и увидел на высотке горящий танк. Наше противотанковое орудие молчало. Видимо, расчет его погиб в единоборстве с броней. Могила Кости была разворочена прямым попаданием танкового снаряда.
Полковника Семенова и подполковника Тер-Гаспаряна я нашел в высохшей канаве на окраине деревни Мариново. Тут же находились батальонный комиссар Опытов, командир противотанкового дивизиона капитан Остащенко, начальник артиллерии 111-го стрелкового полка старший лейтенант Федоров, начальник разведотделения дивизии капитан Морозов.
Тер-Гаспарян расспрашивал Семенова, куда запропастились два дивизиона из полка майора Серова.
— Еще на марше, — ответил полковник. — Начальник штаба этого полка, капитан Кряжев сообщил, что часа через два будут здесь.
— Деревенец! Вызовите сюда Серова, — распорядился Тер-Гаспарян.
— Майор Серов убит! — доложил я.
Все посмотрели на меня с каким-то недоверием. Долго молчали.
— Черт знает что такое! В первом бою теряем лучших командиров полков! — тихо сказал наконец Тер-Гаспарян.
Отсюда, с командного пункта, расположенного в километре от переднего края, хорошо просматривалось все поле, на котором залегла наша пехота. Место было выбрано очень удачно.
Бой затихал. Сорвалась и вторая атака противника. Десять танков было подбито. Остальные, пятясь назад, вели редкий огонь из орудий. Но радоваться успеху было еще рано. В небе появилось около тридцати самолетов. Они набросились на позиции стрелкового полка и артиллерийских батарей. Пикировали, сбрасывали бомбы, с бреющего полета поливали пулеметным огнем наши окопы. Действовали гитлеровцы без всяких помех: у нас не было ни одной зенитной пушки.
Едва улетели самолеты, противник возобновил артиллерийский обстрел. Над колосящейся нивой опять повисли клубы черного дыма. А минут через десять сквозь грохот разрывов снова послышался нарастающий гул танковых моторов.
Тер-Гаспарян вызвал к телефону командира 111-го стрелкового полка.
Капитан А. С. Белов, исполнявший обязанности командира полка, доложил, что положение критическое. Противник бросил в бой около пятидесяти танков.
«Вот бы пару дивизионов семидесятишестимиллиметровых пушек сюда! — думал я, напряженно следя за танками. — Поставить бы эти пушки на прямую наводку…»
Но таких пушек было тогда еще очень мало. Промышленность выпускала в большом количестве гаубицы, а вот в противотанковых орудиях ощущался острый недостаток…
Танки противника приближались. Некоторые подразделения стрелкового полка, не выдержав нового удара, начали отходить к лесу. Батальонный комиссар Опытов побежал навстречу, чтобы остановить их. Однако было уже ясно, что понесший потери полк не сможет сдержать натиск танковой лавины.
Тер-Гаспарян приказал полку отойти к реке Щара и занять оборону на ее восточном берегу.
Надо было прикрыть стрелковые батальоны, дать им возможность оторваться от гитлеровцев. Эта задача была возложена на противотанковый дивизион капитана Остащенко.
— Дивизиону стоять до тех пор, пока не отойдет последнее стрелковое подразделение, — предупредил капитана полковник Семенов.
Мимо нас группами двигались отступавшие бойцы. Фашисты приближались. Тер-Гаспарян и Опытов сели в броневик. Семенов с Деревенцом уехали на легковой машине. Остальные командиры штаба отправились следом на грузовике.
— Ну а на чем ты будешь догонять начальство? — спросил меня Остащенко.
— Пешком вместе с разведчиками.
С передовой принесли батальонного комиссара А. Я. Брагина, заместителя командира 111-го стрелкового полка по политической части. Он силился подняться, хотел сказать что-то, но язык не повиновался ему. Комиссар ослаб от потери крови.
Много раненых направлялось в тыл. Их несли на шинелях, плащ-палатках. Те, кто могли передвигаться, шли опираясь на винтовки. Среди раненых я заметил наводчика Моховишвили, подошел к нему.
— Два танка подбили… Там Вася их добивает, — кряхтя от боли, сказал наводчик. — Не повезло мне…
— Ничего, скоро поправишься, свое наверстаешь, — успокоил я.
На гребень высотки выползли немецкие танки. Утопая во ржи чуть ли не до самых башен, они зигзагами двигались вперед, стреляя из пушек и пулеметов. Красноармейцы, спасаясь от пуль и снарядов, бежали к лесу.
Капитан Остащенко выкрикивал команды. Стоявший рядом сигнальщик передавал их флажками на батареи: в противотанковом дивизионе не было других средств связи.
Две батареи, прижавшиеся к опушке леса, открыли огонь.
К танкам устремился пучок красных стрел: артиллеристы били бронебойно-трассирующими снарядами. Некоторые из них рикошетом отскакивали от брони — красные стрелы ломались, дугой уходя в небо.
— А черт, не берет! Слабоваты наши снаряды! — ругался Остащенко. — Нет, нет! Получается! — воскликнул наконец он, увидев, как замерли на месте два танка. Из люка ближней машины вылезли танкисты. Один из них спрыгнул в рожь, другой, сраженный пулей, повис на башне.
Артиллеристы подбили еще несколько машин. Оставив на поле боя четыре танка, фашисты начали отходить за гребень высоты, где их не могли достать наши снаряды.
— Неужели испугались? — удивился Остащенко. — Нет, тут что-то не то!
Немцы маневрировали. Попав в центре под огонь противотанковой артиллерии, они оттянули свои машины. А на флангах, где у нас не было противотанковых пушек, гитлеровцы быстро продвигались вперед. Мы не видели их, но все явственнее слышали гул моторов, доносившийся и справа и слева.
Одновременно противник обстреливал нас из-за гребня высоты. Снаряды рвались в поле и на опушке леса, срезая осколками ветви деревьев.
Фельдшер дивизиона Андрианова, невысокая черноволосая девушка лет двадцати, суетилась возле орудий, перевязывая раненых. Она, казалось, не замечала ни пуль, ни осколков.
По кювету подполз связной 2-й батареи. Из его сбивчивого рассказа мы поняли: батарея лейтенанта Сергея Панфиловича Утешева, подбив четыре танка при первой и пять при второй атаке, погибла почти вся. Сергей Утешев остался возле пушки один и начал действовать за весь расчет. Сам заряжал пушку, сам наводил ее. Он успел подбить два вражеских танка, а третий раздавил отважного лейтенанта вместе с орудием.
— Отличная была батарея, — скорбно произнес Остащенко.
Визг снаряда заставил нас броситься на дно канавы. Взрыв больно ударил в уши. Осколок попал в мою каску, но не пробил ее. Однако толчок был таким сильным, что у меня, как говорится, искры из глаз посыпались.
Отряхнувшись, я увидел связного, сидевшего в какой-то неестественной позе. Обеими руками он опирался о землю. Он был ранен в живот. Фельдшер Андрианова быстро перевязала его и с помощью красноармейцев перенесла в ближайший дом. Там, видимо, было место сбора раненых. Едва девушка скрылась в доме, как прогремел сильный взрыв. Снаряд упал возле крыльца и снес крышу. Загорелся соседний дом.
— Узнай, живы ли? — приказал Остащенко одному из бойцов.
В это время ко мне подбежал Семенихин.
— Товарищ старший лейтенант, наша машина нашлась. Шофер спит себе и в ус не дует!
— Ничего удивительного. Всю ночь за баранкой сидел. Грузите раненых, скоро поедем.