Страница 11 из 12
Теща нередко оставалась у них ночевать. Выносить это было непросто. Валентина сначала обрадовалась возможности отдохнуть и даже иногда вечером сбегать к подругам. Но вскоре и она стала тяготиться постоянными укорами матери. Все-то она делала не так, как положено: и кормила неправильно, и пеленала плохо, ни стерильности в доме, ни порядка… Мать не позволила крестить внука до сорокового дня, придумывала всякие отговорки: то жара стоит африканская, то какую-то эпидемию объявили, то батюшка, которого она почитала больше прочих, ушел в отпуск.
Наконец Виталий не выдержал. Теще было приказано не появляться в их доме до Рождества (почему до Рождества, он и сам не понял). Валентину же в ближайшее воскресенье он подвел к их общему духовнику и рассказал о ее нежелании назвать сына Пантелеймоном. Батюшка с недоумением выслушал рассказ Валентины о будущих дразнилках, улыбнулся и перебил ее: «Меня тоже дразнили. И били всем классом за то, что я с матерью ходил в церковь. Если будут дразнить твоего Пантелеймона, пусть постоит за имя своего великого святого. Ты, мать, убоялася, иде же не бе страх[8]. Ступай с Богом и благословляю поскорее крестить наследника».
Виталий подумал, что разногласие преодолено, но не тут-то было. На Валентину что-то нашло. Она объявила это благословение «частным мнением» и сказала, что покрестит сына в другом храме: «Никакого Пантелеймона.
Только Александр». Виталий не знал, что предпринять. Хороша православная подруга жизни! Не только воля мужа, но и благословение священника ничего для нее не значат. Он и лаской пытался ее урезонить и строгостью:
– Что теперь, расходиться из-за твоего упрямства?!
– Разводись, если хочешь! Это твоя идея. А я только хочу уберечь сына от издевательств. Дети такие жестокие! Ты что, не видишь, что с каждым годом становится все хуже и хуже?! Пусть хоть из-за имени его не будут мучить.
Виталий покачал головой:
– Ну и ну. Ты как глупая Эльза из немецкой сказки. Несла молоко и размечталась о будущем сыночке. Испугалась того, что он заболеет и умрет, споткнулась, пролила молоко и рыдает о сыночке, которого нет, а может и не будет.
– Ах, я глупая?! Ну и разводись, если ты такой умный!
Не известно, чем бы закончилась эта ссора, если бы их сын не заплакал. Сначала он просто хныкал, но вскоре стал кричать и никак не мог успокоиться. У ребенка поднялась температура. В десять вечера – тридцать девять, в полночь – сорок. Вызвали «скорую помощь». Врач долго осматривал маленькое тельце, заглянул в горло, прослушал легкие. Сделал какой-то укол. Сказал: «Не уверен, что поможет. Возможно, это какая-то инфекция. Если до утра не станет легче, вызывайте неотложку и везите в больницу».
– Это ты накаркал со своей немецкой Эльзой, – разрыдалась Валентина.
Она стала обзванивать подруг, нет ли у них какого-нибудь замечательного врача. Такого ни у кого не нашлось. Были лишь знакомые молодые – недавние выпускники медицинских институтов без особой практики.
Виталий оставил жену у телефона, а сам зажег свечу и стал молиться. Иконостас у них был скромный: венчальные иконы Спасителя и Богородичная Казанская, да несколько маленьких бумажных иконок: «Всецарицу» привез ему с Афона приятель, ее он всегда носил с собой в нагрудном кармане, Николая Угодника привез тот же приятель из паломнической поездки в Бари. Была у Виталия и иконка целителя Пантелеймона. Он стал читать акафист Казанской и прислонил к ее иконе иконку великомученика Пантелеймона. Читал он вслух, но негромко. В соседней комнате был слышен голос Валентины. Потом она замолчала, и раздались громкие рыдания. Он никак не мог сосредоточиться на словах молитвы. По нескольку раз перечитывал одно и то же место. Закончив акафист, Виталий долго стоял, про себя повторяя: «Пресвятая Богородица, исцели нашего сына».
Догоравшая свеча отбрасывала тень на иконы. На маленькой иконке, да еще и в полумраке, трудно было разглядеть лик святого, но Виталию показалось, что целитель Пантелеймон смотрит на него печально и с укором.
– Исцели нашего сына Пантелеймона, Матушка Царица Небесная! – проговорил он в полный голос.
В этот момент свеча погасла. Виталий взял новую свечу и иконку Пантелеймона. Поставив их на пеленальный столик рядом с кроваткой сына, зажег свечу и опустился на колени. Вдруг услышал, как за его спиной рухнула на пол Валентина. Он испугался, что та потеряла сознание, но нет – жена стояла на коленях с низко опущенной головой и тихо всхлипывала.
Их сын прерывисто дышал и жалобно постанывал. Виталий несколько минут прислушивался к его дыханию, потом поднялся с колен, склонился над кроваткой и пощупал взмокшую от пота головку. Ему показалось, что она уже не такая горячая. Он перекрестился и сделал несколько земных поклонов. Валентина последовала его примеру и вдруг неожиданно прильнула к нему и быстро проговорила: «Молись, молись Пантелеймону. Он тебя услышит».
Виталий сделал еще один земной поклон. Оглянулся на жену. Та смотрела на него с отчаянием и мольбой. Так смотрят только на того, кто может действительно помочь. Виталий тяжело вздохнул. Он почувствовал сильнейшее напряжение всего своего существа: еще минута – и душа выпорхнет из тела. Говорят, что хирурги, делая операцию на сердце, не находят в нем души. Он же ощутил ее трепетное биение и в сердце, и в голове, и во всем теле и подумал, что Господь услышал его молитву и исцелит сына, но его, Виталия, заберет к Себе. Он еле устоял на ногах и с трудом произнес:
– Молись вместе со мной. Повторяй: «Господи помилуй нас, грешных! Святой велико-мучениче и целителю Пантелеймоне, прости нас за то, что оскорбили тебя неверием»…
Валентина все повторила вслед за мужем. Виталий посмотрел на нее с тревогой и продолжил:
– «Оскорбили тебя неверием и нежеланием дать твое имя нашему сыну».
Он снова остановился и посмотрел на жену. Валентина и эти слова повторила без запинания.
– «Исцели нашего сына Пантелеймона».
Валентина повторила и, как показалось Виталию, произнесла имя того, кому молилась, с особой горячностью.
Виталий не смог сдержаться. Он прижал к груди голову Валентины и стал целовать ее в лоб, приговаривая: «Умница. Умная головка. Эта головка все понимает».
Валентина плакала. Виталий тоже не мог сдержать слез. Он почувствовал, что больше не может стоять. Ноги его подкосились, и он упал на диван. Жена села рядом. Он обнял ее за плечи и с горячей уверенностью произнес:
– Все будет хорошо. Целитель Пантелеймон исцелит нашего… Панечку.
– Вот ты и придумал, как его ласково называть, – Валентина улыбнулась и посмотрела на него, как прежде кротко, с любовью.
Они долго сидели, обнявшись, прислушиваясь к дыханию сына. Оно с каждой минутой становилось все тише и ровнее. Слушали, боясь пошевелиться. Внезапно Валентина вскочила и вскрикнула: «Он перестал дышать!». Виталий тоже поднялся и подошел к кроватке. Сынок лежал с высвобожденными из пеленок ручками, смотрел вверх и улыбался во весь рот. Валентина потрогала головку и зарыдала:
– Нет температуры! Жара нет!
– Только не говори, что это укол сделал.
Виталий погладил жену по голове, словно маленькую девочку, сделавшую что-то очень хорошее, перекрестился и медленно с чувством произнес:
– Благодарим Тебя, Господи! Благодарим тебя, святой великомученик и целитель Пантелеймон! – Потом взял жену за руку. – Ну посмотри на нашего сынка – какой же он Саша?!
– Да, – всхлипнула Валентина. – Чистый Пантелеймон.
2016 г.
Крестники
У меня есть крестники – семилетняя Маша и Леня пяти лет. Они живут в Сочи. Видимся мы редко по причине того, что живу я в Петербурге, но по приезде в Сочи первым делом знакомлюсь с их последними подвигами и высказываниями на самые разные темы. Я не устаю удивляться умению этих детей рассуждать и видеть то, что скрыто от взрослого человека.
8
Ср.: Пс. 13, 5.