Воровские гонки

На фоне художественного, то есть фальшивого кино, документальная съемка смотрится более убого, но зато более правдиво. Клипмейкеры, поняв это, лепят теперь свои шедевры с максимальной маскировкой под документалку. Тут тебе и раскачивающееся изображение, и полосы, и дурацкая раскадровка.

Дегтярь лежал на диване в светло-бежевых плавках из чистого хлопка, потягивал растворимый кофе без сахара и без сливок, смотрел невнимательным взглядом на экран телевизора и не мог отделаться от ощущения, что ему показывают из Останкино клип очередной тухлой поп-группы. Только без звука.

На зеленом экране зеленый Рыков с тщательностью модельера раздевал на кровати зеленую Лялечку, и зеленые часы на зеленой стене показывали без пяти двенадцать. Естественно, ночи. Иначе дурак-видеосъемщик не стал бы монтировать на объектив прибор ночного видения. Когда темно-зеленое, то есть одежда, окончательно исчезла с Лялечкиного тела, она превратилась в светло-зеленое. Как кожа у жабы на брюхе.

Могучий Рыков полюбовался собственным произведением искусства и стал опять натягивать на него одежки. Это повторялось уже в четвертый раз и медленно начинало бесить. Над Дегтярем словно издевались. И почему-то казалось, что издевается именно Рыков. С утра он орал в трубку, что потребует компенсации за скандал, устроенный ему Марченко по вине сыщика, а теперь на экране в бесконечном стриптизе туда и обратно как бы намекал, что он видит глазок камеры и будет издеваться до тех пор, пока ее не уберут.

Болотную зелень на экране рывком залило молоко. Тысячи белых точек метались из угла в угол, умудряясь не зацепить друг дружку. И точно так же они исчезли через пару минут, будто кто-то неожиданно нагрел экран, и они испарились.

- Сап-пожник! - ругнулся на мальчишку-видеостукача Дегтярь.

За год работы в сыскной конторе этот прыщавый блондин так и не научился снимать хоть что-то без разрывов. Судя по высветившимся после молока кадрам он слишком долго не мог отвинтить прибор ночного видения с объектива, а потом еще и отключал камеру.

Драка уже закончилась. Марченко стоял в позе оскорбленного дуэлянта и разговаривал с Рыковым, как с трусом, отказывающимся идти к барьеру. Выкрикнув нечто патетическое (звука, к сожалению, все так же не было), бывший коммерческий директор рванул из спальни, и Рыков метнулся за ним, будто был привязан к поясу Марченко толстенным канатом.

На смену им в комнату впорхнула Лялечка в халатике, зашторила окна, и гениальный видеооператор еще десять минут снимал почерневшие окна.

"Нет, надо точно сказать шефу, чтоб уволили его!" - решил Дегтярь, отхлебнул остывший кофе и увидел очаровательную Лялечку уже на ступеньках шейп-клуба. Она всматривалась в дорогу с таким ожиданием во взгляде, что у сыщика похолодело внутри. И дело было не в кофе. В эту минуту ему почудилось, что прыщавый видеостукач засек их встречу с Лялечкой. В лихорадочном мозгу Дегтяря замельтешили числа, дни, события. Он пытался вспомнить когда же он встретился с женой Рыкова в шейп-клубе, хорошо понимая, что если оператор засек его, то кто-нибудь с удовольствием купит такой сюжетик для Рыкова.

Он сжался на диване и чуть не уронил чашечку, когда увидел, что от машины к Лялечке идет Барташевский.

- Ну са-адюга! - кинул сыщик упрек в адрес видеостукача. - Не-е... Точно скажу, чтоб уволили!

Барташевский был, как всегда, чересчур элегантен и подчеркнуто вежлив. Но когда он достал из кармана пакетик и предложил Лялечке отведать сие изысканное лакомство, она сначала сделала удивленное лицо, потом поморщилась и что-то сказала Барташевскому на ушко. Тот прыснул со смеху, но метать псевдокартошку в рот перестал.

Бронированная дверь шейпинг-клуба поглотила их, и видеостукач с маниакальной точностью еще минут двадцать удерживал ее в кадре. Входили и выходили разные люди, но он ее упрямо не убирал.

Выдержка Дегтяря закончилась, и он пультом погнал кадры по экрану. Дверь. Дверь. Дверь. Дверь Дверь. Окно.

Палец еле успел подпрыгнуть над клавишей. Пришлось чуть-чуть отмотать пленку назад. Окно. Опять это же окно. Точно съемки уже выше. Видеостукач умудрился забраться на уровень этажа, где находилась одна из комнат шейп-клуба. Только на этаж в доме напротив. Иначе не было бы такой отвратительной резкости.

Нагая Лялечка в мутном, расплывчатом виде прошлась по комнате пару раз туда-назад, потом легла на животик на стол, и Дегтярь приготовился увидеть Барташевского. А появился здоровенный парень в кальсонах и голый по пояс. Он оглядел спину и ноги Лялечки так, как плотник смотрит на бревно прежде чем его распилить, и принялся со спины мять кожу.

- А-а!.. Массажист! - догадался сыщик.

Он мял ее не меньше получаса, а потом она вдруг кошкой набросилась на него, повисла на шее, впилась в нее губами и свалила массажиста на стол под себя. Радости на мутном лице мужика не видно было. А может, и была радость. Но Дегтярь не стал смотреть сцену из дешевенького порнофильма, где нет ничего важнее массажного стола.

- Ну-у волчица! - оценил он Лялечку. - Ночью - муж. До обеда Барташевский. После обеда - массажист...

Он ощутил не только брезгливость, но и обиду в душе. Лялечка будто

бы изменяла не Рыкову, а ему, Дегтярю, хотя какая тут могла быть

измена! Но так уж устроен мужчина, что он должен ощущать себя

единственным. Даже любовником. А когда их свора, то и себя псом

ощутишь.

Первые новые кадры после перемотки, кадры уже без извивающихся тел, высветили шикарный холл какой-то гостиницы, дорого разодетую публику, официантов в ливреях, столы, ломящиеся от напитков и фруктов. Видеостукач не без мук отыскал в эдакой толпище Лялечку. Она разгуливала под ручку с мужчиной пониже ее росточком. Новый партнер был лыс, грустен и немногословен. Он терпеливо выслушивал ее лепет и лишь изредка кивал головой. Когда он кивал, то становился еще ниже и еще грустнее. Как будто ему до смерти не хотелось кивать, но что-то же он должен был делать.

- Надо пощупать! - решил Дегтярь, и в этот момент пленка закончилась.

Экран шипел и брызгал молоком. Его хотелось протереть. Сыщик просто выключил телевизор.

- Новая личность. Это интересно, - вслух подумал сыщик.

Фантиковая девочка Настя все никак не возвращалась из своей

странной поездки, и чем дольше она не возвращалась, тем сильнее

казалось Дегтярю, что она - такой же ложный след, как и все

предыдущие.

А истинный где-то рядом. Точнее, рядом с Рыковым. А рядом и ближе нет никого кроме Лялечки.

Сыщик уже давно понимал, что она не любит мужа. Более того: она им тяготится. Но уйти не может. Уйти - значит, потерять слишком многое. И главное - деньги. А если уйти с деньгами, то это уже совсем другой коленкор. Тогда не нужно начинать жизнь заново с эстрады какого-нибудь занюханного кабачка или с

На лице у лысого мужичка читался недюжинный ум. Такой вполне мог прокрутить любую аферу. За соответствующие проценты, естественно. И еще в нем было что-то холодное, металлическое. У людей подобного склада не существует угрызений совести. Он не чувствует их, как стальной молот не чувствует боли, когда по нему лупят кувалдой.

- Со-очный человечишко! - решил Дегтярь. - Надо попасти. Надо...

Отмотав пленку назад, он снова начал с просмотра ливрей официантов и рюмок на столах, но звонок в дверь заставил его забыть об экране. Звонок был родным - наглым и настойчивым.

В глазок Дегтярь разглядел круглую физиономию соседа по площадке и, хоть и не очень хотел, открыл ему.

- Загораешь? - оценил тот сыщицкие плавки.

- Примерно.

- Миш, мой "москвич"-калека опять сдох. А мне за Веркой надо в роддом. Забирать наследника надо...

- А-а, ну да! - вспомнил Дегтярь. - Четыре сто, пятьдесят пять сантиметров...

- Шесть! Пятьдесят шесть! - гордо поправил сосед. - Гигант! Весь в меня!

Дегтярь про себя улыбнулся, глазом смерив парня. У того было не больше метра семидесяти росту.