Страница 67 из 102
На том самом месте, где еще секунду назад красовалось краснощекое личико тетки, тщательно разжевывали жвачку челюсти вчерашнего посетителя. Вблизи его лицо казалось не просто страшным, а ужасным. Таких "быков" Жора не видел даже в Москве. А уж там был полный набор всего и вся.
Лицо выплыло из щели, поднялось к потолку, и у Жоры перехватило дыхание. Он ни разу в жизни не попал на матч баскетболистов. Ему не с чем было сравнивать посетителя. Разве что с фонарным столбом. Но у столбов нет таких голов.
- Хорошо сидишь, пацан! - прорычал гость и заполнил собою весь кабинет.
Прокудин еле успел скользнуть в кресло, чтобы оставить за собой хоть этот клочок кожи.
- Канконы ты мочишь крутые! - уверенно сел гость на три стула сразу. В нашу "дыру" такие фраера давно не залетали!
- Видите ли, я вас несколько не понимаю, - соврал Жора.
Жаргон "быков" он знал. По всей территории великого и могучего русского языка термин "мочить канконы" означал только одно: "делать что-либо запрещенное".
В эту минуту Жоре стало не хватать рядом Топора. Без его носа он смотрелся жалко и беззащитно.
- А чего тут понимать! - с размаха пришлепнул муху на столе гость. Сразу видно, что ты - мазь1)...
____
1) Мазь (жаргон) - мошенник высшего класса.
____
- Наша фирма мазями не занимается...
- Фирма веников не вяжет! Короче, давай забанкуем! Базар такой: моя кодла охраняет твою контору, а ты отстегиваешь нам э-э... по штуке на рыло в сутки...
- По сколько?!
- По штуке... Ну, короче, по тыще "зеленых". Идет?
- А сколько рыл? - принял его жаргон Жора Прокудин.
- Немного. Семнадцать лбов.
- Да ты что!.. У меня в день не больше пяти тысяч... если в долларах... чистой прибыли, а ты...
- Не гони! Мы все просекли! У тебя в день не меньше сорока тыщ баксов выбегает!
- Откуда!
- По толпе. Мы все сосчитали. Усек?
- А ты думаешь, они все только и делают, что деньги оставляют?! Они еще и забирают. Бывает, что и побольше, чем приносят. Они...
- Кор-роче, наше слово такое!
- А потом что это за услуга такая - охрана?! Меня и без того уже менты охраняют.
- Кор-роче, вечерком я занырну. За "бабками"...
Он встал и подпер головой потолок. Перед людьми такого роста и таких габаритов ощущаешь себя как перед вулканом. Короче, ощущаешь червячком. Или муравьем. Но что не человеком - это точно.
"Бык" грохнул на прощание дверью. На серванте в дальнем углу
комнаты ванькой-встанькой покачался глиняный горшок с дурацкой
пластикой гвоздикой и, на секунду перестав быть ванькой-встанькой,
все-таки упал. Жора видел падение, видел разлет осколков, но все
равно вздрогнул, будто звук удара оказался для него неожиданным.
- Началось, - сквозь зубы процедил он.
Мытарь все-таки пришел. Не официальный, не в мундире с надраенными звездочками, не с красной "корочкой". Но удивляться было нечему. Чья власть в городе, те сборщики налогов и появляются первыми. Хорошо еще что не пришли и те и другие одновременно.
Сбежав по лестнице с управленческого этажа, Жора Прокудин с минуту постоял на дальнем краю холла. Жанетка все за тем же столом восседала уже не как царица, а как продавщица эпохи развитого социализма. Она хамила посетителям, отказывалась давать сдачу и всем видом показывала, что на земле не осталось человека, к которому она бы испытала хоть каплю любви. Поэт Бенедиктинов, получивший с барского плеча Прокудина секонд-хэндовский немецкий костюмчик, изображал из себя крутого банковского клерка. Он впервые узнал, что смысл есть еще в какой-то работе кроме стихосложения, и это его чрезвычайно забавляло. Топор носился метеором от столов к туалету и обратно. Никто в мире не перенес у сердца так много простокваши, как он. Фирме можно было подавать на него заявку в книгу рекордов Гиннеса, но Жорик не знал, принимают ли заявки от липовых фирм да к тому же на такие нелепые рекорды.
На стульчике у дверей сидел пузатый милиционер с выбритыми до синевы щеками. Щеки хорошо гармонировали с цветом его формы, и вообще старший сержант стопроцентно вписывался в образ постового милиционера. Он даже в помещении не снимал фуражки, хотя в холле было душно, жарко и мерзко.
- У меня к тебе вопрос, - поднял его со стульчика одним своим приближением Жора Прокудин.
Старший сержант вежливо промолчал. На его синих щеках блестел пот, и оттого щеки казались налакированными.
- Ты видел мордатого парня? Он недавно вышел.
- Софрона, что ли?
Он ответил так, будто незнание этого Софрона равнялось незнанию чего-то самого элементарного. Например, того, куда все-таки впадает река Волга.
- Значит, этот фрукт - Софрон? - самого себя спросил Жора Прокудин. Из судимых?
- А как же! У нас полгорода судимых! - радостно ответил старший сержант.
- А вторая половина их обслуживает?
- Чего?
- Он, что, этот район пасет?
- Софрон, что ли?
- Ну не я же!
- Не-ет! - с чувством удовлетворенности ответил старший сержант. Софрон из центровых. А здесь пролетарские орудуют...
- Это по названию шахты?
- Ну да!
- А главного у этих... пролетарских знаешь?
- Хрипатого, что ли?
Опять прозвучала учительская интонация.
- Это фамилия?
- Кликуха, господин директор.
У Жорика отлегло от сердца. Легкий прогиб старшего сержанта сходу перечеркнул все плохое, что он породил своей предыдущей снисходительностью, и Прокудин почувствовал даже что-то родное в потном милиционере с синими щеками.
- Ты его ко мне позвать можешь? - попросил он стража порядка.
- Хрипатого-то?
- Да, именно его...
- Ну, если он в городе. Он тут на днях на сходку ездил. В Ростов-папу...
- На вора в законе хотел короноваться?
- А зачем? Он и без того здесь в авторитете.
- Тебя через сколько сменят? - посмотрел Жора Прокудин на новенький "Citizen" с титановым корпусом.
- Двадцать семь минут еще мои.
- Так позовешь?
- Как прикажете...
- Ну, раз ты так привык, считай, что приказываю, - устало вздохнул Жора и наконец-то закончил в голове подсчет, который вел с самого начала разговора с синещеким старшим сержантом.
По всему выходило, что за сегодня больше десяти тысяч долларов они не набирали никак. А мордатый Софрон требовал почти в два раза больше. И бабка, бывшая соседка матери Гвидонова, никак не приезжала от дочери с Урала. И сам Горняцк, серый, закопченый, насквозь пропитанный запахом угольных топок, начинал казаться мышеловкой. Сыр-то он ухватил, а вырвать никак не мог из боязни отшибить пальцы. Хотя, скорее всего, никакого сыра не было и в помине. А принял он за него смоченный в простокваше кусочек желтой мочалки.
Глава сорок седьмая
Считается, что самое плохое в мире - ждать и догонять. Если это так на самом деле, то нет хуже работы, чем работа сыщика.
Дегтярь сидел в раскаленных "жигулях" метрах в пятидесяти от троллейбусной остановки на Садовом кольце и ждал уже восемь часов подряд. За это время он досконально узнал, когда собирается больше всего пассажиров, а когда их нет вообще. Узнал последовательность, с которой сменяли друг друга номера маршрутов. Мало того - теперь он узнавал водителей троллейбусов. Хорошо хоть те на него не обращали внимания.
А Дегтярь все ждал и ждал, и порой ему казалось, что и не живого человека он стремится увидеть на остановке, а совершенно неодушевленные вещи - платье в красный горошек и белую сумочку. Девушка, отвернувшаяся на этой остановке от Марченко, была его последней надеждой. Девушка не могла возникнуть случайно. Марченко был не из тех, кто способен притормозить у тротуара при виде незнакомой красотки. Он играл только наверняка. И то, что девушка отвернулась, означало только одно: на этой ставке он еще не сорвал куш.
Примерно час назад Дегтярь связался по сотовому с генералом-однокашником и узнал от него то, что и ожидал узнать. За последние трое суток на имя Марченко Олега Феофановича не были куплены ни авиационные, ни железнодорожные билеты. Это означало, что он либо выехал за границу на кровной "ауди", либо все еще обретался в первопрестольной. Больше хотелось второго, хотя с каждым часом ожидания Дегтярь все заметнее верил в первое. С другой стороны, командировка в Австрию тоже выглядела заманчивым мероприятием. А если бы Рыков не дал на нее денег?