Страница 37 из 102
- Здесь - четыре тысячи. Ничего, что не рубли?
- Ничего, - ответило что-то за Дегтяря.
- Охрану вам выделить?
- Охрану?.. А сын... ваш сын, он имел телохранителя?
- Он - нет... Сто раз ему говорил. Как об стенку горохом. Я, говорит, криминала за собой не чую, чего мне бояться?.. Если б я знал...
Светло-зеленая пачка паровозиком подъехала к пальцам Дегтяря. Легкий толчок и отличная полировка стола приблизили к сыщику маленькую частичку счастья. Ничего не поделаешь: вид денег всегда пробуждал в душе Дегтяря что-то похожее на дрожание солнечного зайчика на стене. При этом стена была серая, унылая, в плохих дешевых обоях, а появлялся луч, и она вроде бы исчезала на время. Но луч всегда гас слишком быстро. У денег есть одна особенность: их всегда мало.
Вот и сейчас Дегтярь посмотрел на пачку и чуть было не попросил еще тысячу. Но Кузнецов-старший, тут же забыв об уже потраченных на сыск деньгах, вновь перевел взгляд на окно и грустно проговорил:
- Без машины сейчас по городу не проедешь...
- Да. Я промок, пока шел от остановки, - все-таки сунул Дегтярь серо-зеленую пачку в боковой карман ветровки и тоже посмотрел в окно, будто теперь, после получения денег, он обязан был делать то же, то и Кузнецов-старший.
А за стеклом темнели деревья, призраками скользили редкие машины и мокли люди на остановке с оторванной крышей.
- Автобусы редко ходят? - просто так спросил Дегтярь.
- В моем районе - хорошо.
- Правда?
Что-то знакомое привлекло внимание Дегтяря. Он чуть привстал, сдвинул этим движением вправо деревянную перегородку и с удивлением обнаружил на остановке деда, с которым так обстоятельно поговорил о природе.
- Извините, - напрягся Дегтярь. - У меня вопрос...
- Я слушаю.
- У входа в офис есть автобусная остановка. Верно?
- Да.
- А почему тогда эта остановка находится от нее так близко?
- Это одна и та же остановка, - раздраженно ответил Кузнецов-старший.
Он уже пожалел, что отдал деньги столь глупому и ненаблюдательному сыщику.
- Но меня так долго вели по коридорам, - посопротивлялся Дегтярь.
- Просто дом стоит буквой "П". А остановка - примерно посередине ножек буквы, то есть на одинаковом расстоянии и от двери офиса, и от окон моего кабинета...
- Автобусы, значит, ходят часто? - впившись взглядом в
сгорбленную, высушенную фигурку деда, спросил Дегтярь.
- Я уже говорил. Не то, чтобы часто, но, в целом, нормально. По
расписанию. В других районах - гораздо хуже...
В экран, образованный рамой окна, въехал чадящий "Икарус". На остановке сначала пропала чернота (все ожидавшие сложили зонты), потом все остальные цвета (люди залезли в автобус), кроме одного - серого. На скамейке остался сидеть на клеенке дед. Серая, не по времени года, фуфайка, серая кепка, серая седина.
Автобус окатил стойкого ветерана остановки едким выхлопом и покатил по улице с торжественным видом. В Москве автобусы не умеют отъезжать с такой помпой. Наверное, потому, что их слишком много.
- А сколько маршрутов здесь проходит? - присев, поинтересовался Дегтярь.
- Один.
- Серьезно?.. А какой интервал?
- Ну, сейчас, в обед, где-то минут семнадцать...
- Значит, уже два автобуса прошли, - самому себе ответил Дегтярь.
- Почему два? - пришел черед удивиться Кузнецову-старшему.
"Почему же дед не уезжает?" - мысленно спросил себя Дегтярь и ему на мгновение стало страшно, хотя какой вроде бы страх мог исходить от вида восьмидесятилетнего деда в серой фуфайке. Но он его все-таки испытал и оттого, что испытал, запомнил навеки.
- Вам вызвать джип? - раздраженно спросил Кузнецов-старший.
- Пока не нужно, - ответил Дегтярь. - У вас есть сотрудники маленького роста?
- Конечно, есть.
- Мне нужны двое таких.
- Прямо сейчас?
- Да. Как можно быстрее. Я должен их проинструктировать, пока не
пришел следующий автобус.
Глава двадцать седьмая
РАЗБОРКИ КОМНАТНОГО МАСШТАБА
Только через двое суток после побега Топор попытался произнести звук, не похожий на "Фа". Он по-старчески медленно приподнял правую руку, стянул с губ что-то мокрое, скользкое и похрустывающее, будто мороженый кальмар, и простонал:
- Фо-ора... Фа-анетка...
Сидящий на пороге комнаты лицом ко двору Жора Прокудин вскинул нечесаную голову, обернулся и только после повторных слов-стонов кликнул Жанетку, загорающую на раскладушке у стены:
- Он очухался... Зовет...
Хрустнули пружины раскладушки. Жанетка на цыпочках, как девочка-балеринка, пропорхала в комнату, склонилась над Топором и легонько сдвинула капустный лист с его правого глаза. На губах уже листа не было. Понизу, под капустными ошметками бугры и отеки от ушибов были еще и смазаны мелко протертой петрушкой. Человек, не знающий, что здесь происходит, был бы потрясен видом голого парня, выкрашенного чем-то ярко-зеленым да еще и наглухо укрытого капустными листьями. Но именно такой метод лечения помнила из детства Жанетка. В небольшом городишке на Волге, где она родилась, травы и растения всегда ценились дороже заморских лекарств. Таблетки, ничего не поделаешь, одно лечат, а другое калечат. Трава, если, конечно, это именно та трава, что нужна при данной болезни, вреда не приносила, но это уж как кому нравится.
- Он, наверно, пить хочет, - предположил Жора Прокудин. - Сейчас поищу минералку...
- Фа-анетка, - наконец-то разглядев невесту, взял ее за руку Топор.
- Все хорошо, миленький, - успокоила она его. - Все хорошо. Ни одного перелома. Только ушибы. Сильные, но они пройдут. Мы врача приглашали. Он кучу мазей выписал. Я в мази не верю, но, если ты хочешь, могу вместо листьев мазями полечить...
- Фа-анетка...
Топор произнес ее имя таким голосом, что стало ясно: если бы Жанетка сказала, что эти мази надо выпить, он бы выпил. Ударение он упрямо делал на первом слоге, точно иностранец.
- Минералка кончилась, - объявил Жора Прокудин. - Есть "фанта". На самом донышке...
- Давай, - протянула она руку.
Жанетка была не в силах оторвать взгляд от еле прорезавшегося правого глаза Топора. До этой минуты она очень боялась, что глаз вытек, и то, что он стал виден, обрадовало ее больше всего. Как будто бы вся жизнь Топора зависела именно от этого глаза. Хотя самые большие ушибы оказались вовсе не на лице, а на левой руке и бедре левой ноги. Особенно на бедре. Синяк на нем наползал на гематому, гематома на синяк и так далее. Нормальные цвет кожи начинался только ниже колена. До сих пор она не могла понять, как Топор сумел дохромать с ними до дома. Стерев зелень с посиневших, похожих на переваренные сосиски губ, она медленно сцедила в еле приоткрывшуюся щель остатки "фанты" и попросила:
- Ты больше не разговаривай. Ты молчи...
Севший у изголовья Топора Жора расценил ситуацию иначе:
- Пусть сначала расскажет, какого хрена он полез в квартиру.
- Не видишь, у него сил нет! - львицей набросилась Жанетка на Жору. Отойдет - расскажет...
- Тогда уже поздно будет.
- Много ты понимаешь!
Чуть приподнявшаяся рука Топора остановила перепалку. Он послушал отвоеванную им тишину и чуть слышно произнес:
- Фо-ора, я хотел как лучше... Шиво-о ево-о фда-ать, ефли денефки у ни-иво до-ома... Я и за-алеш-ш...
- Дурак ты, Топор! - не сдержался Жора Прокудин. - И логика у тебя дурацкая! Кто же такие деньги дома держит, да еще и уезжает от них на целую неделю! Ты банкиров не знаешь!
- Не ругай его, - опять стала на сторону Топора Жанетка. - А может, он и вправду хотел как лучше...
- А вышло как всегда! - огрызнулся Жора. - Никакого терпежа у вас нету. С вами вместе хорошо дерьмо есть!
Он вскочил и швырнул пустую пластиковую бутылку. Оранжевая этикетка "фанты" мелькнула в сумеречном воздухе комнаты, вылетела через дверь во двор, под солнце. И сразу стала еще ярче. Она будто бы впитала за время полета в себя солнечный свет.