Воровские гонки

- Не-ет.

- То-то! Кто зону не видел, никогда хороших стихов не напишет. Потому как все крутые поэты в тюряге сидели! Что Пушкин, что Лермонтов, что Достоевский...

- Пушкин и Лермонтов не сидели. Они были в ссылках. На югах. Достоевский сидел. Но он вовсе не поэт...

- Много ты понимаешь! Да если ты, фраер, хочешь знать, я...

Рукой Топор рассек воздух, запретил поэту говорить. В стальной двери камеры зашурудили ключом, и он торопливо выпалил:

- Тебя сейчас выпустят. Молчи, не перебивай! Выпустят! Дай мне слово, что ты сейчас же побежишь к моим корешам и расскажешь, где я... Даешь?

- Если речь идет о таком светлом деле, как спасение и...

- Заткнись! - гаркнул Топор. - Запомни адрес...

Он еле успел назвать номер дома. Окрашенное в темно-красную краску чудовище проскрежетало, напомнив о себе, что имеет право называться дверью, и открылось ровно наполовину. В камеру сделали по полшага два милиционера, обвели уверенными взглядами двух спящих задержанных бомжей, бледного поэта, остановились на опухшем лице Топора, и один из них, тот, что поменьше, поседее и покругломордее, радостно изрек:

- Ну, вот мы и свиделись, боксер!

После удара подъездной двери щека Топора перестала дергаться. Это было единственное хорошее событие, произошедшее с момента задержания. Но зато теперь щека опухла, и он ощущал, как ныли верхние скулы.

- Не узнал? - повторил милиционер.

Конечно, Топор узнал майора. Хотя тот человек на улице был в гражданской рубашечке и с пистолетом, а у этого сиротливо лежала на погоне звезда и сдавливал шею проутюженный синий галстук.

- Ну-ка веди его в кабинет к начальнику отделения, - приказал майор другому милиционеру.

- Выходи! - приказал тот.

Заученным жестом Топор сомкнул руки за спиной, ссутулился и в раскачку двинулся мимо майора. Топору очень хотелось почесать красные полосы на запястьях, оставшиеся от наручников, но он упрямо сжимал в правом кулаке гвоздь.

- И-иди шустрее! - пнул его в спину милиционер, и Топор еле устоял, вылетев из камеры в коридор.

Где-то справа ощущался выход из кирпичного здания отделения. Там стояли пять-шесть милиционеров в бронежилетах и с "калашниковыми" наизготовку. Если бы Топора повели вправо, он бы поверил в расстрел. Вот точно бы поверил, хотя и знал, что без суда не расстреливают. Но его повели влево, и уже через полминуты он пожалел, что не вправо.

В комнате с зашторенными окнами стояли люди, которых он не мог

не узнать. На их лицах его автографами заметно выделялись синяки и кровоподтеки.

- Узнали, мужики?! - обрадованно спросил майор переодетых в гражданское милиционеров.

- А то! - ответил за всех двухметровый здоровяк.

Топор что-то не припоминал, чтоб он бил таких высоких. Дотянуться до его физиономии он смог бы только после прыжка на стул. Но стулья на улицу выставляют в похороны. Или на поминки. Возможно, в Приморске такого обычая нет. А в родном Стерлитамаке есть.

- Кто первый? - спросил майор.

- Я, - грустно ответил коротышка с заклеенной переносицей.

- Давай.

Коротышка обошел стол, стоящий посередине комнаты, и резко, без замаха, ударил носком туфли по коленке Топора.

- Больно же! - согнулся бывший метатель мячиков, но никто не обратил внимания, что он сжал коленку как-то странно - кулаками.

- Дай я! - выкрикнул еще один милиционер и с размаху, сочно,

вмял Топору в живот снизу свою пыльную кроссовку.

- Тв-варь! - оттолкнув еще не бившего парня, подскочил к нему двухметровый и кулачищем саданул в висок.

От прыжка у здоровяка заныла натертая пятка, напомнила о себе, и он этой же ногой, будто почувствовав, что и ей хочется отвести душу на беззащитном парне, со всей дури ударил упавшего Топора по бедру.

- Бо-ольно же! - взвыл поверженный.

- А ты наших бил, думаешь, им не больно было?! - вплотную наклонившись к нему, проорал двухметровый.

- Вы только не убейте его, - вяло напомнил о себе майор. - Мы даже его фамилии не знаем...

- Узнаем! - не разгибаясь, брызнул в лицо поверженному двухметровый. Тебя как зовут, красавчик?.. Где тебе так чудненько носик вправили?

- Н-на! - снизу вверх вскинул кулак Топор и с радостью увидел, как проявилась и будто бы лопнула кровью ровная линия на лице здоровяка, протянувшаяся от нижней губы через щеку, глаз и бровь к середине лба.

Боль отшатнула амбала, выпрямила. Двухметровый некрасиво, по-детски мазнул себя по лицу и в ужасе вскрикнул:

- Он порезал меня! Я не вижу левым глазом! У него финка!

Распахнувшаяся дверь преградила ему путь к Топору. Если бы не эта дверь, он бы уже убил его одним ударом ботинка.

- Что тут происходит? - заполнил собою комнату непомерно толстый подполковник милиции.

Рубашка на его животе разошлась, и в щели плавно шевелились густые черные волосы. Подполковник обвел всех мокрыми грустными глазами и остановился на майоре:

- А, это ты, Вадим... Чего тут у вас?

- Глаз... Глаз, - попытался напомнить о себе зажавший ладонью левую щеку двухметровый.

- Учим тут одного, - уже без начальственной строгости произнес майор. - За старые грешки...

- И обязательно надо это делать на территории моего отделения, попрекнул его подполковник и со всхлипом отер пот со лба, щек и всех своих подбородков. - А к себе в городское УВД ты его забрать не можешь?

- Еще не все формальности соблюдены. Его же взяли ночью на гоп-стопе на территории твоего отделения...

- А-а, это тот, что залез в квартиру наркокурьера?

- Да.

- Смотри-ка! Значит, он нам помог обезвредить преступника.

- Ничего он не помог. Курьер в отъезде.

- Гла-аз, - голосом ребенка пожаловался здоровяк.

- Чего у тебя? - не понял подполковник.

Огромная ладонь упала с лица, и подполковник из пунцового стал бледным.

- Н-на, - протянул он здоровяку свой влажный платок. - Вы... вытри.. Глаз же вы... вытек...

- А-а! - рванулся двухметровый к обидчику и ногой стал вбивать и вбивать в него всю свою злость.

Сжавшийся в комок Топор даже не пытался махать в ответ гвоздем. Вряд ли его сейчас спасла бы самая закрытая из всех известных ему боксерских позиций. От ярости нет защиты. Ботинок с каждым ударом будто бы пробивался к сердцу, чтобы футбольнуть его, вышибить из костистого тела Топора.

- Ус... успокойте его, - вяло потребовал подполковник.

Четыре пары рук с трудом оттащили здоровяка от посиневшего Топора.

- Убью!.. Все равно убью!.. Я теперь инвалид навеки!.. Я...

- Не ной! - потребовал майор. - Сделаем, что как бы при исполнении потерял. Тащите его к врачу, - приказал другим милиционерам. - Тащите, а то еще заражение крови схлопочет. Чем он его?

- Гвоздем, - заметил кто-то выпавший из вялых пальцев Топора острый кусочек металла.

И как только прозвучало слово, пальцы напряглись, подвигались и поползли к гвоздю. Носком туфли майор опередил их. Футбольнутый гвоздь перелетел комнату, со звоном ударился о стену и, вернувшись по дуге, упал к ногам подполковника.

- Дежурный! - в ярости заорал он. - Где де...

- Я-а, та-ащ па-а...

На пороге стоял капитан с намертво усталыми глазами. Казалось, он не спал всю жизнь, с самого рождения.

- Почему у задержанного гвоздь?! - качнул всеми подбородками подполковник. - Кто обыскивал?!

- Не могу знать! Я полчаса назад заступил. Я...

- Уведите его в камеру! - потребовал он. - И это... Умойте хотя бы. Страшно смотреть...

- Есть!

Майор подобрал с пола гвоздь, посмотрел на ноги Топора, которого с трудом волокли по коридору двое сержантов, и вслух подумал:

- Ну ничего... Я тебя завтра в УВД города переведу. Тогда поближе познакомимся...

Глава двадцать четвертая

СЛОВО ИЗ ПЯТИ БУКВ ПО ГОРИЗОНТАЛИ

Одиннадцать утра - мертвый час для отделения милиции. Все совещания закончились, патрульно-постовые группы разъехались, задержаний нет (не вечер и не ночь все-таки!), обед еще не наступил.