Воровские гонки

Ключ зажигания упрямо не хотел залезать в щель. Ключ был заодно с врагами Рыкова, но он до боли в подушечках пальцев пытался вогнать его, воткнуть, но вражеское создание не поддавалось. Тогда ключ был похоронен в бездонном кармане пиджака, под черным телом "сотовика".

- Все равно ты у меня поедешь! - лягнул машину по педалям Рыков.

Он под муть в голове согнулся, ногтями содрал пластиковую крышку, под которой скрывались провода от замка зажигания, оторвал их и соединил напрямую. Машина недовольно загудела.

- Вот так-то, тварь! - укорил ее Рыков. - Будешь знать, как брыкаться!..

Он вывернул со стоянки, ослепив светом фар швейцара, и рванул по сонной улице. На четвертой скорости "мерс" вошел в поворот на проспект. От визга тормозов заложило уши, но Рыков педаль газа не отжал.

- А-а, сволочи! - орал он. - У меня, у Рыкова, деньги красть?! Я покажу вам, уродам недоношеным, как красть! Я вам задницу на фашистские знаки разорву! Глаз на пятку натяну и моргать заставлю! Ноги повыдергиваю! И спички вставлю, чтоб было на чем в туалет ходить! С-суки позорные!

Гаишный "шевроле" он заметил слишком поздно. Возле него стоял длинный капитан и ленивым взмахом руки останавливал редкие иномарки. Сбор "урожая" у него пришелся на ночную пору.

Рыкова останавливали частенько. Чистенький вид его трехсотого "мерса" всегда привлекал внимание ребят с жезлами. И каждый раз он мягко притормаживал, выслушивал глупые вопросы гаишника, отдавал ему права с аккуратно вложенным в них полтинником, получал права назад уже без полтинника и с полным безразличием в душе к стражам дорожного порядка уезжал по своим делам.

Сегодня Рыков не хотел делиться. Капитан, стоящий возле "шевроле", показался ему еще одним членом банды, обокравшей его на двести тысяч долларов с лишком. Отдавать ему еще и полтинник, а скорее всего, и больше за превышение скорости он не хотел.

- Пошел в задницу! - сквозь лобовое стекло проорал Рыков и на взмах руки не отреагировал.

"Шевроле" в погоню не сорвался, но когда Рыков попытался свернуть вправо, именно оттуда на него волком вылетел гаишный "форд" и мегафонным голосом приказал остановиться. Рыков ощутил себя рыбешкой, попавшейся в сети. Злость вспыхнула с новой силой. В уже еле тлеющий огонек словно бы плеснули бензина. И он почувствовал, как ожгло его это пламя, как сдавило с силой виски.

- Да пошли вы, твари! - заорал он и бросил машину влево, в проулок.

В зеркале заднего вида тут же возник капот бело-синего "форда". Что-то прежнее, вроде бы прочно прижившееся к душе Рыкова, потребовало: остановись, дай гаишникам насладиться штрафом, но его тут же заглушил другой голос: ты же пьян, они отберут и права, и машину. Руки повернули руль влево, на выезд из проулка. Второй голос оказался сильнее. Он подчинился ему.

"Мерс" вылетел на набережную Москвы-реки. Даже в час ночи здесь было немало машин, и Рыкову пришлось выписать змейку вокруг двух "жигулей"-тихоходок, чтобы хоть немного оторваться от "форда". Мегафонный голос орал и матюгался, но Рыков и слышал его, и не слышал. Зрение сейчас было главнее ушей. Он как бы весь превратился в огромные жадные глаза, и даже кошачье шевеление усов, его пушистых рыжих усов, ощущалось шевелением ресниц под огромными, жадно вбирающими в себя серый асфальт глазищами.

Милицейский "уазик" он заметил еще издалека, но когда этот же "уазик" пересек двойную сплошную линию и пошел на него влоб, ноги Рыкова сами вспомнили о своем существовании. Впервые за эту чумовую гонку он перенес ступню с педали газа на тормоз, и "мерс", тоже, видимо, уже и забывший о тормозах, тупо дернулся, пошел боком и со всего хода хряснулся правым бортом в столетний ствол липы.

Мутным, дергающимся взглядом Рыков посмотрел на дверь "мерса", приехавшую прямо к его правому плечу, и с натугой, комом, проглотил ужас.

- Со... со... сорок тыщ дол... ларов, - сухими губами оценил он новую потерю и тут же вздрогнул от рева мегафона.

Скользя пальцами по дверце, он все-таки нащупал рычажок. Дверь поддалась легко, будто машине и вправду надоел этот пьяный дурак, и выпустила его на улицу.

Речная свежесть обожгла лицо, на секунду вернула трезвость, и этой короткой, вспышечной секунды Рыкову хватило на то, чтобы обернуться и увидеть разворачивающийся между деревьями "форд". Страх бросил его к черным скалам зданий. Спотыкаясь и хрипя, Рыков добежал до пыльных колючих кустов, упал прямо в них, проломив их грудью, а в голове скороговоркой пульсировало: "Дай! Дай! Дай!" Он сжал ладонями уши, но слова просачивались и сквозь пальцы. Только звук получался каким-то писклявым, будто теперь у него клянчил деньги ребенок.

Рывком он отпустил ладони и сразу понял, что стонет "Дай! Дай! Дай!" гаишная мигалка на "форде". Обернувшись и отодвинув ветку, он четко, будто днем, увидел облитый огнем фар свой изувеченный "мерседес", увидел людей в бледно-синей милицейской форме, увидел зевак, вылезающих из останавливающихся на набережной легковушек, и вдруг перестал ощущать себя рыбой, пойманной в сети. Он вспомнил, то он - Рыков, что у него есть крупная фирма, что он не последний человек на земле, и это чувство собственной значимости подняло его с повлажневшей травы. Да, он угробил трехсотый "мерс", но это был его собственный "мерс", да, он был пьян, но пусть уж накажут за пьянство, отберут права, чем станут стыдить завтра, как мальчишку, который нашкодил да убежал.

Рыков зло, но зло к самому себе, отряхнул брюки, пиджак и уже хотел повторно проломить кусты грудью, но то прежнее, что превратило его во время безумной гонки в глаза, неожиданно окаменило его.

- Твою мать! - только сейчас заметил он.

На "мерсе" красовались номера чужой машины. Сам того не желая, он угнал ее от ресторана. Ноги уже не хотели идти к разбитому лимузину. Он не ощущал их.

Пиликание "сотовика" в кармане пиджака шибануло его в пот.

- А!.. Кто?!. Чего?! - прохрипел он в трубку.

- Это я, Барташевский, - мягко ответила она.

- Ты это... чего?

- Я тут вечером был занят. Не успел доложить. А тут вспомнил. Я кресло тебе заказал. Завтра привезут. Максимальная ширина. Шире уже не бывает. Шире - только диваны...

- Ну ты это... А если я сплю?.. Чего ты звонишь?

- Ты - спишь?

Раньше двух-трех ночи Рыков редко заявлялся домой. В вопросе Барташевского сквозили и удивление, и любопытство.

- Ну не сплю я!.. Так что, надо про всякую ерунду звонить!

- Я хотел узнать, как банкиры...

От упоминания о них Рыков проскрипел зубами. Мигалок вокруг вросшего в дерево "мерса" становилось все больше, и от их воплей "Дай! Дай! Дай!" можно было задохнуться.

- Твари они, а не банкиры, - прохрипел Рыков. - Дай! Дай! Дай!

- Что? - не понял Барташевский.

- "Бабки" требуют!

- А что в этой... в милиции?

В безразличии тона, с каким задавался вопрос, четко ощущалось:

Барташевский звонил вовсе не из-за банкиров и не из-за кресла.

- Облом. Полный облом, - вспомнил мрачного милицейского

подполковника Рыков.

- Ты же сам говорил, они поймали парня с твоими кредитками. Точнее, с подделанными под твои...

- Ничего не подделанные! У него нашли одну мою. Помнишь, я тебе говорил месяцев восемь назад, что потерял кредитку...

- Так это она?

- Да. Он успел тогда чуть-чуть с нее погреться. Тыщи на три. Я потом счет аннулировал.

- А других у него не нашли?

- Нет, - раздраженно прохрипел в трубку Рыков.

Шепот у него не получался. По горлу скребли невидимым наждаком, а та штука в организме, которая отвечает за слюну, отказывалась работать. И от этой неожиданной забастовки он воспринимал свежий воздух ночи каким-то жгучим и сухим. Точно и не посреди Москвы он стоял, а посреди пустыни.

- Значит, надежда исчезла? - расстроился Барташевский.

- Мент этот... такая сука! Он мне говорит: ищите воров в своем окружении. Возможно, что вором может быть и жена... Тварь! У моей Лялечки куча недостатков, но красть она не будет. Тем более у меня. Да я за нее...