Воровские гонки

Первый же банкомат они нашли в здании аэропорта. В Москве Жора пользовался им не больше трех раз и уже ничего толком не помнил. Кнопок на нем было больше, чем на аккордеоне.

- Тяжелый случай, - вздохнул он над молчаливым электронным чудовищем.

- Извините, вы не с Додиком вместе летели? - навис над ним худющий джинсовый парень с влажными глазами.

- Не-ет, - совсем не чувствуя расположения к незнакомцу, ответил Жора Прокудин.

- Но вы только что прилетели из Москвы? - не унимался худющий.

Его нижняя губа висела почти до края подбородка. На секунду было впечатление, что в эту губу вшит кусок свинца. Еще в детстве. Просто парень не знает об этом и до сих пор мучается.

- Да, из Москвы, - ответила Жанетка. - А что?

- А вы не заметили в салоне такого курчавенького человечка? Невысокенького?

- Нет, - одновременно ответили они оба.

Впервые в жизни Жора говорил одновремнно с кем-то правду. И этим человеком оказалась Жанетка.

- Ну что? - из гулкой глубины аэропорта приблизился к ним среднего роста мужичок.

Он был весь какой0то серый. И лицо, и рубашка, и джинсы на нем были серые. Только взгляд непонятно какого цвета глаз удивлял своим странным блеском. Глаза будто бы пытались осветить фигуру, но никак не могли перебороть общий фон.

- Эти господа не видели Додика, - всплеснул руками долговязый.

Его нижняя губа при этом дважды дернулась. Жоре опять стало жалко парня.

- Это просто трагедия! - с необычной для серого человечка страстностью произнес он. - Это просто-таки "Гамлет"! Тетя Соня не выдержит такого удара! Неужели его не выпустили из Москвы?! Сейчас есть невыездные из страны? - обратился он к Жорику.

- Вроде нету. Сейчас демократия.

- В Латинской Америке тоже демократия, - не согласился серый человечек. - А правят генералы. И сплошные перевороты!

- Ты все перепутал, - влез худющий. - Перевороты сейчас - в Африке.

- И у них тоже есть! Слушайте, - встрепенулся серенький. - Я вижу, вы никак не осилите банкомат. Вам помочь?

- А вашего Додика не прозеваете? - обернулся к залу Жора Прокудин.

По нему ходило немало коротышек с курчавыми волосенками на головах. Они все выглядели додиками.

- Я почему-то думаю, что он перепутал рейс, - уверенно решил худющий. - Он всегда, еще как мы жили в Одессе, путал номера рейсов. Подождем следующий самолет...

- Давайте вашу карточку. Я покажу, как снять сумму, - протянул холенуб ладонь серенький.

- Я сам, - медленно воткнул ее в щель Жора Прокудин, и банкомат беззвучно всосал карточку в себя. - Вы только покажите, что нажимать...

- Вот здесь, - заслоняя от Жоры пульт, всунул свое перекрученное тело худой. - Вот эту кнопочку сначала.

- А потом вот ту! - сунул и свое тело между Прокудиным и худым серый человечек.

- Ай! - вскрикнул Жора. - Вы мне на ногу наступили!

- Извините, мистер... Извините, - по-рабски залепетал серенький.

Он вырвал свое тело, вбитое клином между Жорой и худым, но вырвал как-то так неудачно, неуклюже, вновь наступив Прокудину на ту же самую ногу и на те же самые пальца.

- Больно же, ко-озел! - вскрикнул пострадавший и поневоле приподнял ступню над полом.

Сначала полегчало, а потом боль вернулась еще более сильной.

- Я там ногу натер, а ты...

- Ради Бога, извините, - спиной вперед отступал от него серенький, по молитвенному прижимая сразу обе ладони к груди.

- А теперь набирайте код, - напомнил со спины худой. - Не бойтесь. Мы не будем его смотреть... Боже! Это же Додик! Саша, смотри, вон там идет Додик! С чемоданом! Он все-таки приехал!

- Где? - обернулся серенький и вдруг вскинул левую руку над головой в приветствии. - До-одик, мы зде-есь!

Правую он почему-то упрямо держал у груди. Может, боялся, что от воления на пол вылетит сердце.

Серенький понесся в глубину зала, смешно выворачивая ноги в стоптанных кроссовках. Жора смотрел на их подошвы и ненавидел именно эти кроссовки. Его натертые пальцы до сих пор обиженно ныли, вспоминая боль. Худой бросился чуть правее. Несмотря на внушительный рост, он растворился в толпе гораздо быстрее своего дружка.

- Чокнутые какие-то! - решил Жора Прокудин.

- Мы тут с годик поживем, может, такими же станем, - решила напророчить Жанетка.

- Думаешь?

- Набирай код.

Жора тяжко вздохнул и по памяти - а память его никогда не подводила набрал код. Запросил он немного - всего сто долларов. Для эксперимента. Снимать тысячи он вовсе не намеревался. Тысячи неминуемо спасли бы Барташевского, а именно этого Жорик сейчас хотел меньше всего. Ему хватило фотоальбомчика, каждой страничкой которого его будто бы отхлестали по роже.

Банкомат помолчал, подумал что-то свое, электронное, и выхлестунл на экран сроку из двух слов. Деньги, как всегда показывали в рекламе перед матчем футбольной Лиги чемпионов, из щели не выплыли. Они не подчинялись рекламе.

- Счет аннулирован, - тихим голоском перевела Жанетка.

- Чего-чего? - не расслышал Жора Прокудин.

Или хотел не расслышать.

- Счет аннулирован. Получается, что денег на этом счету нет. Совсем нет.

- Не может быть! - почернел мир вокруг Жоры Прокудина.

Неужели Босс надул нас?

- Он так испугался. Так не играют. Его вправду арестовали.

- Сволочь!.. Он мог придумать и такой спектакль, чтобы избавиться от нас! Я слишком хорошо знаю Босса!

- А зачем он тогда тащил нас через океан?

- Чтобы бросить! Вот зачем!

- Мог бы вообще не брать в Америку...

- Он вышвырнул нас! Он... Ну-у, ничего... Попомню я ему его штучки! погрозил потолку аэропорта Жора Прокудин. - Сидит, небось, где-нибудь в кабаке и ухмыляется... Твар-рь!

- Значит... Значит, мы - нищие? - обреченным голосом спросила Жанетка.

- А вот фиг ему! - показал тому же потолку дулю Жорик и, ослабив еще в воздухе пальцы, шлепнул ими по карману брюк.

Удар мгновенно заставил его сгорбиться. Он внимательно посмотрел на то место, по которому только что шлепнул ладонью, и кровь загудела в ушах. Кто-то злой и сильный сдавливал ему голову в висках шершавыми плотницкими ладонями.

- По... по... порезали, - еле произнес он. - Карман порезали... Кошелька нету... Совсем нету...

- Что ты сказал?

- Нету... Семь тысяч долларов... Там - семь тысяч до...

Горячечными глазами он обвел гулкий зал аэропорта, и каждый из идущих, стоящих и сидящих людей почудился ему вором. Как будто все они, белые, черные, желтые, серые, сговорившись, украли у него кошелек. Украла сама Америка.

- Куда убежал этот... серенький?! - обернувшись к перепуганной Жанетке, спросил он. - Куда?!

- Кажется, в ту сторону... А ты разве не видел?

- Смотри за сумкой! - крикнул он и рванул в том же направлении. Огромная гулкая пещера аэропорта, пока он старательно бежал, дублировала все звуки под ее сводами, кроме ударов его кроссовок о плитку пола. Его будто бы и не было в Америке. Но ведь он бежал!

Он был! Он существовал! Да, он бежал и именно этим бегом, этим бесцеремонным расталкиванием всех встречных и попутных пытался доказать, что он приехал, что он здесь, что его, наконец, обокрали.

Трижды он останавливался и, усмиряя дыхание, озирался. Ни худого, ни серенького не было и в помине. Они будто бы по пути обрели скорость самолета и взмыли сквозь потолок аэропорта.

Жора выбежал на улицу и поневоле чуть не сел на корточки от невиданной жары. Московское пекло по сравнению с нью-йоркским смотрелось слякотной осенью. Солнце выжгло воздух, оставив вместо него вакуум. Машины раскачивались в вакууме точно желе на тарелке. Люди тоже раскачивались. Будто водоросли на дне озера. Медленно и плавно. Но ни одной худой или серенькой водоросли не было.

Обливаясь потом, Жора Прокудин вернулся в прохладу аэропорта, уже почти не обращая внимания на людей, добрел до Жанетки и остановился, не в силах произнести хоть слово.