Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 21 из 66

- Ты еще не знаешь, что такое «пошлые»! – обиделась я. Но присмотревшись повнимательней, я передумала спорить даже в шутку. Лицо Арагорна казалось выточенным из камня, серые глаза сверкали морозной сталью. В моей голове крутилась только одна мысль: «Это не он! Это не может быть он!». Так, надо помолчать и подумать. Это, конечно, не мой стиль. Самые умные мысли приходят ко мне во время дружеской болтовни. Но сейчас мне не с кем это обсудить.

Хоббиты, грустно повздыхав, поняли, что продолжения банкета не будет, и некоторое время над отрядом царила тишина, разбиваемая только тяжелым дыханием. Мы очень устали, но даже усталость не могла прервать работу моего пытливого ума, и когда Гендальф, наконец, скомандовал: «привал!», я дозрела до эксперимента. Совершила несколько старательно выверенных телодвижений, что бы усесться между Леголасом и Боромиром. С самым умильным выражением лица выпросила у Леголаса его фляжечку, и, сделала вид, что любуюсь художественной отделкой этого изделия (изделие, впрочем, и впрямь было хорошо). На самом деле, я раньше эту вещицу разглядела и знала, что среди изящных узоров вплетена надпись на квенья – имя владельца. Но ведь по официальной легенде, я квенья не знаю, значит, имею право с выражением лица в стиле «наив-наив» спросить:

- А что это такое? – и услышав ответ, продолжить изображать радостную идиотку, – ой, а что, это такой эльфийский обычай – ёмкости для напитков подписывать? Вот, у Арвен тоже, я помню, на бокальчике было написано – «Арвен»!

Ага, сработало! Как только прозвучало имя эльфийской принцессы, Арагорн напрягся, даже сухарик жевать перестал (тревожный признак!). Эх, видно недостаточно я разрядила кулончик! Имечко-то, похоже, обладает собственной магией! Как Бродяжника колбасит от любого упоминания невестушки! Вот и сейчас – ушки на макушке, морда напряженная – не обидит ли кто светлое имечко его упырицы! Тем временем, Леголас подтвердил, что да, существует обычай подписывать личные вещи. Я изобразила бурный интерес и стала изучать рукоять стилета, того самого, который принес мне Леголас. Типа, забыла про Арвен и перевела тему. А сама краем глаза наблюдаю. Ага, потихоньку расслабился, сухарь доедает, на человека стал похож, а не зомби эльфийское. Ну что, пациент, диагноз поставили, будем думать, как лечить.

«- Долго нам придется идти? – спросил Фродо Гендальфа.

- Три или четыре дня, – ответил маг, – если не стрясется какой-нибудь беды»

Хоббит тяжко вздохнул. Мне самой хотелось волком выть. Впрочем, волчица-то моя чувствовала себя в подземном лабиринте вполне уверенно.

Пока мы отдыхали, Грр бодрым собачьим перескоком догнала нас, и принялась ко мне ластиться, ненавязчиво отпихивая Боромира. Но наш привал не затянулся – до полуночи, по словам Гимли, мы продолжали идти.

«Когда мы вступили в зал с тремя черными полукружиями арок, за которыми начинались три коридора, Гендальф серьезно задумался и признался:

- Нет, не помню я этого места, решительно не помню!»

Зато я вспомнила! Что в северной стене этого зала имеется дверь в Караульную, где находится Тот Самый Колодец. Так, дайте кто-нибудь веревку, я Пина свяжу! Место казалось удивительно неприятным, каждый звук отдавался по углам, то шепотом, то хихиканьем. Никого из хоббитов связывать не пришлось – они сами, притихшие, от усталости и страха улеглись компактной кучкой, прижавшись к мохнатой шкуре моей Грр. Волчица с самым покровительственным видом мне сообщила:

- Маленькие! Боятся. Буду охранять, – и что бы показать всю степень своего расположения, несколько раз от души лизнула спутанные кудряшки Фродо. Ну что ж, ребята в надежных лапах, а вот мне не спится. Гендальф в соответствии с каноном раскурил трубочку, витает в мыслях и клубах дыма. Арагорн и Леголас то ли спят, то ли притворяются, Гимли храпит столь свирепо, что не один враг не подберется – побоится. А вот Боромир решил разделить со мной мое бодрствование. Подобрался, сел рядышком, и «совсем-совсем незаметно» приобнял меня за талию. Ладно, коли моя Грр сегодня греет хоббитов, буду обниматься с Боромиром – все теплее.

- Не спится, моя дорогая? – его шепот щекотал мое ухо. Это было забавно и… приятно. Почему-то мне вспомнились мои кошки – обнимашки с ними вызывали такое же теплое, щекочущее чувство. Я в ответ помотала головой.

- Неуютно. Не люблю пещеры, – Гимли неодобрительно всхрапнул, – тревожно здесь.

«- Не надо тревожиться. Гендальф умеет отыскивать дорогу во тьме», – сказал Боромир, – лучше расскажи еще одну из этих своих забавных историй.

- Хмм, не всем они кажутся забавными, так что я уж лучше помолчу. У нас говорят: «не буди Лихо, пока оно тихо».



Видимо, наша тихая беседа мешала «Лиху» и оно очень недовольно заворочалось, приоткрыло глаз и всем своим видом выразило неодобрение. Боромир с некоторым вызовом в голосе заявил:

- А мне твои истории показались очень милыми и веселыми! Отличное развлечение в пути!

Видимо, для того, что бы высказать восхищение моими историями, он потихонечку поднес мои правую руку к губам и стал целовать подушечки пальцев. Я сначала смутилась, а потом меня вдруг охватило какое-то чувство, похожее на дремоту. Я расслабилась, мне стало уютно-уютно, как будто я сидела на мягком диване под теплым пледом. В этом странном полусне я не успела отреагировать, когда Боромир стащил с руки мою перчатку без пальцев. Я сама не снимала ее никогда – прятала Кольцо, а сейчас гондорец прикоснулся губами к ладони и почувствовал металл на одном из пальцев. Боромир немедленно заинтересовался:

- Что это за кольцо? – дремота тут же слетела с меня. Я напряглась, но ответила спокойно

- Это подарок подруги, – Боромир немного помолчал, потом попросил с насторожившей меня настойчивостью в голосе:

- Пожалуйста, отдай его мне! В знак своего расположения.

- Нет, – я пыталась освободить руку. Боромир крепче сжал пальцы, – отпусти, мне больно! Кольцо я тебе отдать не могу – подарки не передаривают! Это последняя память о моей лучшей подруге!

Боромир явно хотел вспылить, но потом заметил, что у нашей беседы два свидетеля – Гендальф и Арагорн наблюдали за нами с удивительно схожим внимательно-неодобрительным выражением глаз. Мой жених несколько вынужденно заулыбался, с самым светским видом последний раз поцеловал мою руку, и сказал:

- Позволь отдохнуть рядом с тобой, моя дорогая, – после чего, не дожидаясь моего ответа, улегся и повернулся ко мне спиной.

Ну и фиг с ним, на обиженных воду возят! Тем более это мне надо обижаться – я-то думала, парень в самом деле на меня запал, он, похоже, попал «под поражающее действие» Колечка. Ага, в каноне он до Фродо домогался (о чем вы подумали, маленькие извращенцы?) мол, отдай Кольцо, отдай! А здесь за мной бегает, вернее, все за тем же Кольцом. Нда, радости и веселья эта мысль не прибавила. Мой король меня игнорит, зачарованный своей упырицей, и этому… женишку, похоже, нужна не я, а мое приданное. Эхх, никто меня саму не любит. Ну, кроме Грр.

- Я люблю! – подтвердила Луна, приоткрыв один глаз, и еще раз лизнула кого-то из хоббитов. По-моему, на этот раз подвернулся Пин.

Гендальф окинул меня таинственным взглядом и протянул:

- Ложилась бы и ты спать… Моя прелесть. От бессонных ночей у юных дев портится цвет лица.

Я чуть не зашипела. Этот… маг! Вроде и позаботился, а такое ощущение, как будто плюнул! Но спорить было бы глупо, поэтому я завернулась в плащ и прижалась спиной к Боромиру. Спать! А обо всех своих неприятностях я подумаю завтра. Однако уснуть не удалось – проснувшийся Арагорн решил тоже позаботиться обо мне, а вернее, о моем моральном облике. Приподнявшись на локте, он негромко, но с пафосом в голосе принялся мне объяснять, как недопустимо мое поведение, недостойно будущей супруги будущего наместника Гондора, ибо не подобает… Что там не подобает, я не очень поняла, так как потеряла нить рассуждений, завороженная высоким штилем и действительно красивой картиной. Арагорн лежал на боку, опираясь на локоть, черные волосы падали на плечи, черты лица были едва видны при слабом свете магического светильника, но мое воображение дорисовывало все, что я не видела и даже немного больше. По-моему, я даже начала кивать в знак согласия, но фраза: «… не подобает невесте…» перебила мое эстетическое наслаждение и я, показав ему язык, заявила самым ехидным голосом: