Жениться по любви...

— А мне сира Ламберта нужно отцом называть? — мысль в голове Мелиссы опять непредсказуемо вильнула.

— Если не хочешь, то нет. Это же всё было, — Елена дёрнула плечом, — чтобы потом выдать тебя замуж за кого-то поважнее даже главы гильдии. Удачно, — ядовито прибавила она. — Хотя единственный удачный брак, который я знаю лично, у Рутгера Вебера и Алекса Меллера.

— Они как братья, — покивала дочь, — даже зовут друг друга на ты.

— Да, — кивнула Елена. — Знаешь, я тоже об этом думала — что они в самом деле на ты и просто по имени, не как приличные супруги. — Получилось очень уж ядовито, но звать сира Ламберта просто Бертом у неё никакого желания не было, и она надеялась, что это взаимно.

Она отложила проверенный листок и взяла следующий. Мелисса старательно чиркала карандашом по своему листу бумаги. Елена со своего места видела, главным образом, острые уши с кисточками и тщательно прорисованную длинную шерсть.

— Он настоящий.

— Кто?

— Сир Ламберт, — пояснила Мелисса. — Не мух.

— Да уж, — усмехнулась Елена. — Не мух — это точно. Скорее уж, ос.

— Хищный ос, — хихикнула Мелисса. — Шершень.

— Да, — развеселилась Елена. — Такой здоровенный, и жало есть, и жвалы такие, что паука схватит и утащит.

— Смотря какой паук.

Они враз подняли головы от стола: хищный ос сир Ламберт стоял в дверях со стороны спальни.

— А подслушивать некрасиво, — наставительно проговорила Мелисса.

— Да-да, а попадаться — это совсем уж глупо, — усмехнулся он. — Прошу прощения, что помешал. Хотел попросить вас, чтобы вы помогли мне выбрать подарок для матери.

Елена сумела не поморщиться, хотя очень хотелось. Помогать с подарком для женщины, которая продолжала демонстративно смотреть сквозь неё, не было ни малейшего желания, да и дел перед завтрашним праздником было выше головы.

— А мне с вами можно? — живо спросила Мелисса.

— Можно, — кивнул сир Ламберт, даже не дожидаясь, что скажет Елена.

— Надеюсь, сира Аделаида уже выбрала подарки? — с плохо скрытым раздражением спросила та.

— Давно уже, это я что-то поздно спохватился. Но Дианора просится с нами, ей хочется пройтись по лавочкам напоследок. Они же потом откроются только после праздников, а мы сразу после праздников уедем.

Очень хотелось длинно и грязно выругаться, словно какая-нибудь прядильщица, но Елена заставила себя сдержаться. Дианора ей, в общем, даже нравилась, но она ведь будет без умолку трещать всю дорогу, рассказывая в очередной раз про бал, про то, что с нею танцевал младший сын виконта, про то, как ктототам её назвал нимфой из пограничья (а бедная дурочка решила, будто это комплимент)… И будет затаскивать дядю с тётей во все лавки подряд — просто посмотреть. И так восхищаться какой-нибудь ерундой, что останется только купить ей эту ерунду — чтобы выслушать потом от Аделаиды, что её дочь в подачках не нуждается…

Канн-заступница, Сот Трижды Мудрейшая! Сколько надо пожертвовать, чтобы в конце зимы приехать домой без супруга и его родственничков и хоть месяц отдохнуть от них?!

Аделаида непременно хотела отстоять торжественную службу в Храме Всех Богов, и Георгу с детьми пришлось добираться с нею в центр города и давиться там в толпе, желающей получить благословения всех Девяти разом. Но Ферры в своём предместье вполне обходились часовней, посвящённой Сот (что вы, какой Аркат — мы же не кузнецы, чтобы богу огня молиться), и Ламберт охотно составил им компанию в небольшом, но солидном храме Трижды Мудрейшей, где и народу было немного, и благовоний никаких не курили — богиня знаний требовала ясного рассудка и от служителей своих, и от прихожан.

Ужин был ровно в семь, и кто на него опоздал, тот сам был виноват — опоздавших, будь они хоть трижды баронами, никто не ждал. Гостями были только излучинские Ферры, приехавшие на Солнцеворот в Озёрный: здесь, как и в Волчьей Пуще, праздничный ужин был исключительно семейным. Это потом уже начиналось общее веселье, а пока все чинно сидели за накрытым столом, и на четыре свободных места обращал внимание только Ламберт.

А Георг с семьёй вернулись только к десерту. Все четверо выглядели помятыми, усталыми, продрогшими и очень голодными, однако пришлось им довольствоваться сладкими пирожками, потому что горячее и закуски давно отправились вниз, на кухню. А может, прямиком на стол управителю и старшей прислуге. Ламберт сочувственно посмотрел на очень недовольного брата, но Елена наклонилась почти к самому его уху и сказала очень негромко:

— На пустыре у озера будут накрыты столы для всех желающих. Если сир Георг и сир Кристиан не сочтут себя оскорблёнными компанией мастеровых, они смогут нормально поесть там.

Ламберт кивнул. Надо было утешить братца, а уж брезговать угощением, выставленным для всего честного народа (а также воров, попрошаек и прочего сброда — праздник же) тому точно в голову не придёт. Это Аделаида будет показательно страдать, но даже Дианора, набегавшись вокруг костров и извалявшись в снегу, тащила в рот всё, что выставляли на общий стол жители Волчьей Пущи и окрестностей. Впрочем, здесь матушка наверняка сделает ей строгое внушение и запретит и пляски у костра, и тем более — катание с горки.

Ночь Солнцеворота стояла очень ясная, и потому морозная, но костры горели сплошной цепью по всему озёрному берегу, возле бочек толпились желающие согреться изнутри, прихваченные морозом куски жареной гусятины и пирожки с потрохами можно было разогреть над огнём, а ещё проще было встать на свою сторону «сороконожки» и сплясать, меняя партнёрш на каждом куплете. Женская цепочка оказалась, как ни странно, короче мужской, так что и танцевать, и целоваться Ламберту напоследок пришлось с парнем. Тот, кстати, был не против, хотя среди простолюдинов вроде бы на отношения между мужчинами поглядывали косо. Ламберт решил бы, что парень воспринял это как шутку, — праздник же! — вот только целовался тот совсем не шутя. Сразу же вспомнился рыжий котяра, чтоб его. После равнодушных губ законной супруги и либо испуганно сжатых, либо покорно расслабленных — всех прочих, наглый рот целителя обжигал бесстыдным требовательным желанием, даже пугал немного. Не привык Ламберт быть дичью, а в лапах рыжего котяры он чувствовал себя… ладно, не мышью, конечно, но то ли кошкой, то ли крысой. Хотя после первого же решительного (ладно, если честно, почти панического) «Нет!» быть сверху Каттен больше не пытался.

Незнакомый парень, одетый как зажиточный ремесленник, точно так же хотел своего случайного партнёра по танцу и не собирался этого скрывать. И после супруги, с откровенной неохотой отбывающей свои обязанности, так и тянуло сказать: «Давай сбежим куда-нибудь». В общем, Ламберту стоило заметного усилия отстранить парня и сказать с натянутым смешком:

— После такого танца непременно надо выпить.

На него глянули с острым разочарованием, но настаивать парень не пытался, и оставалось просто забыть поскорее и его самого, и вообще это дурацкое приключение.

========== Часть 13 ==========

Они уже вернулись из Озёрного, а в замке Волчьей Пущи до сих пор гостила какая-то иссушенная то ли тяжкой жизнью, то ли собственным ядом особа преклонных лет, но без брачных браслетов. Сначала она составляла компанию вдовствующей баронессе, которую бессовестные сыновья и внуки бросили одну (сын, трое внуков и внучка, видимо, были не в счёт), а потом её задержали начавшиеся после праздников метели. Ещё она пыталась учить Аделаиду вести хозяйство (сколько у вас уходит дров — никаких денег не хватит!) и, разумеется, попыталась цепляться к Елене. Кстати, совершенно бездарно — пыталась съязвить что-то про суконное платье, в котором Елена вышла к завтраку. Елена только плечами пожала:

— Я Ферр, сира, и хоть ещё трижды выйду замуж, всё равно останусь Ферр, а Ферры — суконщики. «Сами сделали — сами носим», знаете ли, ещё со времён Владычицы Берутиэли. К тому же, в шёлке и атласе зимой холодно, а бархат слишком непрактичен. Он так быстро протирается на локтях и, простите, ягодицах.