Семейное счастье

Адриан неуверенно кивнул, а Лотта разозлилась: ну, что за тюфяк! Всё надо делать самой — бежать из дому, искать Ночных! Простились они холодно, чуть ли не враждебно. Только под конец Лотта спохватилась, что этак Адриан не захочет вообще выполнять её просьбу, и, обняв его, шепнула: «Это же всё для тебя, глупый! Мы будем богаты и счастливы вместе!» Он натянуто засмеялся, чмокнул её куда-то в ухо и почти сбежал. Так что Лотта готова была окончательно в нём разочароваться.

Она возвращалась из Паучьего Распадка. Съездить туда ей предложил Адриан: «Лучше, чтобы тебя не было в городе дня два-три». Она вопросительно посмотрела на него, и он, морщась, кивнул.

Что ж, она съездила. Дом и правда был построен новый, но у Лотты не было никакого желания переселяться в него. Жить здесь, в этой дыре? Где даже старых гадюк нет? Да она же тут свихнётся с тоски! Нет, отдохнуть денёк и от дочери, и от веберовских племянников было очень неплохо, но переезжать? Спасибо!

Она нервничала, гадая, что сейчас творится в доме Эрлана. Наверное, стражники и дознаватели толкутся: всё-таки не простой ремесленник, а один из самых богатых людей Излучины, как она неоднократно слышала про своего консорта. Её, конечно, допросят обязательно, но её, во-первых, и в городе не было, а во-вторых, достаточно прочитать завещание, чтобы понять: никаких корыстных мотивов у неё нет и не было. Лишь бы Адриан не подвёл, а то не казался он ей надёжным, если честно. Кудряшка… интересно, он сам справился, или как? Подкараулить Вебера без охраны несложно, но хоть Адриан и учился с детства владеть мечом, вряд ли ему удалось бы легко справиться с этим кабаном. Лишь бы не попался страже — сразу ведь выболтает всё и даже больше.

Она поднялась к себе, позвонила, потребовала ванну. Рыжая наглая тварь однако нахально заявила:

— Прощения прошу, ваша милость, да только господин Вебер велел вам, как вернётесь, сразу же к нему в кабинет идти.

— Что? — неверяще спросила Лотта. — Он…

Она прикусила язык, не спросив «Жив?» Олеандра поняла её восклицание по-своему. Она нахмурилась и с вызовом повторила:

— Ну да, велел, и прямо вот срочно.

Лотта швырнула лёгкий плащ и перчатки прямо на кровать и двинулась в кабинет консорта. Выжил, значит, да? А это ничего не значит. Даже если Адриан сознался, его слово — против её. Но он наёмник, любитель погулять по кабакам с девками под ручку, а её репутация безупречна!

Лотта без стука вошла в кабинет консорта, тот сразу отодвинул в сторону свои бумажки и указал ей на уже знакомый столик в углу. Она села, держа спину безупречно прямо и вздёрнув подбородок. Что бы там ни наговорил трусливый сир Кудряшка, она будет всё отрицать. Он… он ей мстит, вот. За то, что не вышла замуж за него, как обещала. Он сам хотел породниться с бароном Медных Холмов, а его обошёл какой-то ткач, вот он и разозлился.

Вебер положил перед нею несколько скреплённых меж собой листов, исписанных крупным неровным почерком.

— Что это? — брезгливо спросила она, отпихивая бумаги от себя. — Я не собираюсь ничего читать.

— Ну, это не Мунхарт и даже не Оливия Мелисса, — усмехнулся Вебер. Взгляд его был жёстким и колючим, так что Лотта почувствовала себя неудобно… неуверенно. — Вам не понравится точно. Это, сира Шарлотта, подробные показания сира Адриана о том, как вы склоняли его к убийству вашего консорта. Не трудитесь рвать их в клочья, это просто черновики, а настоящие показания, заверенные нотариусом в трёх экземплярах, хранятся в трёх разных местах.

— А вы и рады были слушать его враньё! — презрительно сказала она. — Да, я клялась ему в любви, хотела стать его женой и жить с ним в бедности, а сама хожу в золоте и в бархате, пока он зарабатывает гроши в своей гильдии. Что ещё он придумал?

— Что вызовет вас на суд богов, если вы обвините его в клевете.

— Меня?!

— Вас, сира. У вас же наверняка найдётся защитник, в крайнем случае выставите наёмника — обычное дело.

Лотта зябко поёжилась. Выходить на суд богов было страшно. Да и кого она могла выставить вместо себя? Денег у неё как не было, так и нет, разве что драгоценности отдать. Не Хаггеш же встанет на её сторону поля.

— Знаете, сира, — проговорил Вебер после долгого молчания, — я, конечно, во многом виноват сам. В том, что не уделял вам достаточно внимания, в первую очередь…

Лотта дёрнулась.

— Мне ваше внимание… — процедила она.

— Понятно, — кивнул он. — Моё внимание — последнее, что вам было нужно. Хорошо. А убивать-то зачем? Поговорили бы по-человечески, договорились бы как-нибудь. Хорошо, что сир Адриан человек здравомыслящий и пришёл предупредить меня. А то ведь вы бы, пожалуй, не успокоились. Каторга для вас, позор для всей вашей семьи, включая мальчика-послушника и пожилого человека с больным сердцем… Хотя всего только стоило прийти ко мне и сказать, что желаете жить отдельно.

— Так бы вы и согласились, — пренебрежительно отозвалась она. — Это же слухи и сплетни, которых вы так боитесь.

— А вы, как я понял, не боитесь ничего, — хмыкнул он. — Знаете, так и тянет дать этому делу официальный ход. Может быть, посидев в тюремной камере с воровками и крысами, вы научитесь немного бояться?

— Вы не посмеете, — быстро сказала Лотта, отгоняя от себя жуткое видение — грязную сырую каморку с железной решёткой во всю стену и полную ужасных мерзких баб, которые станут бить её, отнимая последнюю корку хлеба. — Вы… не захотите скандала.

— Не захочу, — с сожалением подтвердил он. — А ещё в отличие от вас, сира, мне жаль и вашего брата, и отца с матерью. Поскольку пока что из вашего намерения ничего не вышло, я не стану давать делу ход. Но и жить со змеёй под подушкой мне не хочется. Давайте договоримся так. Вы подписываете и заверяете у нотариуса признание в том, что показания сира Адриана — чистая правда и вы действительно хотели убить меня, чтобы выйти замуж за другого.

— Но…

— Вы подписываете, — не слушая её, продолжал Вебер, — доверенность на управление вашим владением до совершеннолетия дочери на моё имя. Опять-таки заверив его у нотариуса, разумеется. Вы подписываете…

— Что-то много мне предстоит подписывать, — буркнула она.

— Это последнее, — с усмешкой заверил он. — Подписываете обязательство не пытаться отнять у меня Эрику ни по суду, ни как-либо ещё. Она не моя дочь, конечно, но такой матери точно не заслужила. Взамен я перепишу на имя Эрики свой дом в Излучине…

— У вас есть дом?

— Не перебивайте, — поморщился он. — Дайте уже договорить. Дом я перепишу на Эрику, но жить в нём будете вы. До её совершеннолетия, а там как уж вы с нею договоритесь. Содержание я вам начну выплачивать с дня переезда, и можете забрать отсюда все вещи, которые считаете своими. Согласны вы на такие условия?

Лотта задумалась. Её признание Веберу, видимо, нужно, чтобы шантажировать её, если она потребует чего-то сверх этого договора. Не будет она ничего просить, так что пусть подавится. И доверенностью пусть подавится. Всё равно с этой нищей деревеньки ещё много лет не будет никаких доходов. А дочь… хочет возиться с чужими детьми — что ж, у него отлично получается. А она наконец будет сама себе хозяйка.

— Хорошо, — отрывисто сказала она. — Я согласна.

========== Эпилог ==========

Паршивой сотни в месяц еле хватало, чтобы пристойно содержать дом, а ведь надо было ещё и одеваться! Вебер же наотрез отказывался добавить хоть десяток-другой золотых, заявляя, что на нём вообще-то ещё и дочь. Словно с его доходами один ребёнок что-то решал! И вообще… из-за Эрики на Лотту поглядывали косо. В её возмущённое: «Этот негодяй сир Адриан наговорил про меня разных мерзостей, а консорт был и рад поверить! Ни дня не останусь с этим мужланом!» — поверили довольно легко. А вот что ушла она от супруга одна, оставив ему грудного младенца… этим её то и дело укоряли. В конце концов, она же владетельница Паучьего Распадка, а Эрика — её наследница, так почему дочь не с нею? Придумать убедительную причину было сложно.