Семейное счастье

— Он так не поступит! — возмутилась Лотта.

Матушка только невесело улыбнулась, и Лотта закусила губу. Адриан не знал о ребёнке, когда уступал её Веберу. А если бы знал? Всё равно бы продал за груду железяк? Что-то мерзкое внутри неё подсказывало, что да, продал бы и не поморщился, хотя ей упорно верить в это не хотелось.

— Николас поехал просить аудиенции у графа, — сказала вдруг матушка. — Не знаю, о чём он хочет говорить, мне не сказал. — Она поджала увядшие губы, и Лотта легко представила себе, как отец обрывает расспросы раздражённым: «Это не вашего ума дело!» — Но я попросила его взять приглашение на праздничный бал. В конце концов, сказала я ему, могу я попросить один-единственный подарок к Солнцевороту за четверть века? Не хочу тебя обнадёживать раньше времени, но, возможно, мы с тобой всё-таки съездим на бал.

Лотта взвизгнула и кинулась ей на шею.

Огромная зала, залитая сиянием тысяч свечей и заполненная нарядными людьми, заставила сердце Лотты робко замереть. Голос распорядителя: «Барон Николас из Медных Холмов с супругой и детьми», — всё ещё набатом гремел в ушах. Лотте казалось, что все присутствующие должны были во все глаза смотреть на их семью — и словно холодной водой её окатило ленивое замечание какого-то франта: «Ох, вечно на праздники приезжает целая толпа деревенских сеньоров с переспевшими дочками».

Лотта негодующе посмотрела на сказавшего это, но тот только нагло ухмыльнулся ей в лицо и преувеличенно вежливо поклонился. Лотта вздёрнула голову и поправила прядь волос так, чтобы из-под широкого рукава показался брачный браслет с сапфирами (да, ей объяснили, какие камни она носит и сколько браслет с такими камнями стоит). Франт заинтересованно выгнул бровь и принялся озираться по сторонам, кого-то выискивая. Лотта отвернулась. Отец уже беседовал с каким-то надутым старым индюком, представляя ему непривычно мрачного Норберта, а мать с рассеянно-счастливой улыбкой оглядывала залу.

Лотта её очень хорошо понимала — после мрачного, тесного и всегда, в любой зной, холодного замка бальная зала в графском дворце казалась сказочно прекрасной. А ещё матушка наверняка вспоминала, как сама танцевала здесь лет тридцать назад… На ней, кстати, было обманчиво-простое изумрудного цвета платье, без всяких вышивок и лент, зато из такого бархата, мягкого, текучего, с вытканными цветами, что он сам по себе выглядел дороже, чем иное золотое шитьё. Вебер подлизывался: «Сира, я взял на себя на себя смелость заказать для вас у госпожи Лукреции платье к празднику. Размеры я указал очень приблизительные, так что вы бы заглянули к ней, когда у вас будет время, чтобы подогнать платье по вашей фигуре». Отцу он вручил пухлый конверт с какими-то бумагами, при виде которых железный барон Медных Холмов сначала схватился за горло, а потом с минуту стоял, прикрыв глаза — то ли в бешенстве, то ли от облегчения. Лотта никогда ещё не видела на его лице такого странного выражения. Норберт получил в подарок кривой тяжёлый охотничий нож, в который тут же без памяти влюбился, хотя там не было никаких украшений — тусклая чёрная железяка с рукояткой, обмотанной простыми кожаными полосками. Непонятно, с чего братец запрыгал молодым козлом. Почти такой же Вебер передавал Валентину, а матушку просил перед отъездом заглянуть на склад и выбрать подарки для сестёр отца и его престарелой тётки. Вот уж кто, по мнению Лотты, никаких подарков точно не заслужил, так это три старые крысы — две помоложе, одна совсем древняя, но матушка на радостях готова была, наверное, даже последнюю коровницу осчастливить, не то что родственниц мужа, хоть они и выпили у неё половину крови.

Лотта тряхнула головой: нашла время вспоминать супруга! Надо ценить каждый миг в этом чудесном месте, чтобы потом подолгу перебирать в памяти каждую мелочь вроде узора мозаики на полу или сверкания гранёных подвесок. Интересно, её кто-нибудь пригласит на танец? Обидно было бы побывать на балу и ни разу не потанцевать.

Пригласили. Тот самый франт, который наговорил гадостей о «деревенских сеньорах». Его представил отцу важный толстяк, и отец почти приказал Лотте принять приглашение на танец. Она, не скрывая нежелания, с тяжким вздохом подала руку франту, он подхватил её и увлёк в круг начавших очередной тур.

— А где же тот счастливец, что носит ваши браслеты, прекрасная сира? — спросил он, нахально заглядывая ей в глаза. — Неужели он не боится отпускать вас одну туда, где найдётся столько ценителей вашей свежести?

— Свежести переспевшей дочки деревенского сеньора? — ядовито уточнила Лотта.

— О, неужели вы приняли всерьёз мою шутку? Неудачную, признаю’. Что мне сделать, чтобы вымолить ваше прощение?

Слово за слово, он таки разговорил обиженную партнёршу. Танец был длинным, комплиментов франт успел наговорить множество, в том числе и про платье Лотты (попутно ехидно пройдясь по туалетам половины дам). Лотта оттаяла, простила ему дурацкую шуточку и старалась отвечать в том же духе. Вечер определённо удался.

В переполненном зале было душно и жарко, к тому же Лотта танцевала без конца — за все прошедшие годы и на год вперёд, и сорочка теперь неприятно липла к телу. В ушах всё ещё звучала музыка, на талии словно бы лежали сильные и уверенные руки, но вернувшись, Лотта решила всё-таки помыться, пусть это и смоет ощущение, что её по-прежнему ведут в бальном вихре, нашёптывая на ухо сладкий вздор, поверить в который было невозможно, но в который так хотелось верить. Беспрестанно зевающая Олеандра набрала тёплой воды в ванну и в бак для обливания, наотрез отказавшись сделать погорячее: «Господин целитель строго-настрого воспретил!» Лотта, как обычно, сказала, что обойдётся без её помощи и, дождавшись, когда рыжая уберётся, приоткрыла горячую трубу ненадолго. Потом, раздевшись, долго смотрелась в затуманившееся от пара зеркало на стене. Она и правда поправилась, но пока ещё это было только к лучшему — ключицы и тазовые кости перестали выпирать. Живот стал уже заметен, зато появилась и хоть какая-то грудь. Интересно, а тот наглец понял, что она в положении? Глаза у него были такие… как у кота, подстерегающего мышь. А руки властные до бесцеремонности, словно ему лучше знать, что и как делать. Даже любопытно, каков он как любовник? Не то чтобы она собиралась отдаться первому встречному, просто было бы… ну, неплохо сравнить его с Адрианом. Вдруг консорт прав, и тот в самом деле вообще не способен был доставить ей удовольствие. После доверительного шёпота на ухо, от которого мурашки пробегали по спине, верилось в это гораздо легче.

Приняв ванну, она шла к себе. Коридор освещался днём и ночью, но дом был тихим и сонным, — с бала она вернулась уже за полночь — и именно поэтому Лотта услышала голоса за дверью покоев Эрлана. Закрыта она была неплотно, так что можно было даже разобрать отдельные слова. Лотта насторожилась, прошла дальше по коридору, словно бы и не обратив на это внимания, а потом ступая на самые кончики пальцев, вернулась под дверь и замерла, почти не дыша.

— …Пока ты со мной, я выдержу что угодно. — О, это супруг. Надо же, похоже на объяснение в любви — он что, правда умеет любить? Да скорее волки подружатся с овцами!

— А оно того стоит? — Это уже Эрлан. И у него голос такой, будто он за Вебера действительно тревожится. Вот ведь притворщик!

— Какая теперь разница? — вздохнул Вебер. — Даже если я сделал феерическую глупость, теперь остаётся только расхлёбывать последствия.

В ответ раздался звук поцелуя и голос Эрлана:

— Я с тобой, Пол, ты знаешь. А на дурочку твою я смотрю как на породистую кошку: проку никакого, зато статус! Стены она не царапает, под креслами не гадит, книги с полок не скидывает, так что лучше уж баронская дочка, чем суффирская мау.

Они рассмеялись оба, а Лотта задохнулась от негодования. Очень хотелось распахнуть дверь и вломиться к этим двум мерзавцам, но она заставила себя очень тихо пройти к себе, не выдав своего присутствия, хотя её просто трясло: сравнить её с кошкой! И не так, как обычно — отмечая грацию и совершенство линий, а заявить, что она не гадит и не роняет книги! Отцу пожаловаться, что ли, что ткач со своим нелюдем перешли всякие границы? Так ведь даже слушать не станет. Вернее, напомнит её самоуверенное заявление, что она заставит консорта прислушиваться к себе. Заставила… Она бесполезное создание, которое держат в доме ради статуса! Опять очень захотелось что-то сломать или даже разлить по полу масло из лампы и швырнуть туда горящую свечу, но Лотта смирила свою ярость. Она отомстит! Непременно. Надо только успокоиться и обдумать всё хорошенько.