Страница 98 из 108
Генрих выронил взятое наугад печенье — от него, как нарочно, миндалём этим так и разило. Потом сообразил, конечно, что пеклась эта миндальная, жирная и сладкая ерунда для целителя, которого ни Росс, ни его жена уж точно травить бы не стали, но всё равно закусывать печеньем расхотелось. Пришлось вылавливать вывалянный в крошках брусок мармелада: тот и на запах, и на вкус был просто брусничным, без всяких южных специй.
— Тебя ли учить, — продолжал Каттен с каким-то надрывным смешком, — ходя по лесу, смотреть под ноги, твоя милость господин будущий барон? Змеи, они там, внизу, под ногами ползают, а не над головой парят.
Он вдруг резко сел прямо и совершенно чётко, словно до этого просто придуривался, проговорил:
— Так что если ты намерен выслушать мой совет — вот тебе он, от всей души, от чистого сердца. Или просто предлагай патенты Серпенту и Россу, без всяких покушений на прелести Илоны, и будут в твоём баронстве трое неплохих специалистов, совсем в нашей глухомани не лишних. Или надевай колечко на Людо, чтобы к несомненной пользе для твоего баронства приплюсовать и удовольствие для себя лично. Потому что с Илоной, повторюсь, ждёт тебя всё то же унылое «вставил-кончил» под её брезгливые гримасы, как и с законной супругой. Или ты боишься растерять свою суровую пограничную мужественность, если вдруг научишься получать от плотской любви настоящее удовольствие, а не только облегчение в переполненной простате? Ну так на дядю своего посмотри, который полтора десятка лет спит на мягкой удобной постели в хорошо протопленной комнате и как-то в изнеженного придурка от этого не превращается. Или Фриду вспомни, которая вечно из Озёрного целые тюки бархатных платьев и шёлковых панталон заказывала, целыми днями чай со сладкими пирожками пила, а как орки Гремучую перешли — живо толстую жопу оторвала от кресла и, ни мгновения не раздумывая, пошла умирать за вас.
Генрих озадаченно почесал бровь, поймав себя на замедленности этого движения. Коварной штукой оказалась эта настойка. Так легко, так приятно пилась, голова вроде бы оставалась ясной, а вот руки-ноги определённо начинали подводить.
— Это что? — спросил он, встряхнув бутылку (там плеснулось уже на самом донышке). Следовало, конечно, ответить хоть что-нибудь на советы «дядюшки Феликса», но советы эти для начала неплохо было бы переварить. Очень уж они оказались неожиданными.
— Бальзам по лично Каспаром разработанному рецепту, — охотно ответил Каттен. — Он у меня рылся в лечебных травах, спрашивал, что ещё растёт из диких и не очень ягод, вздыхал, что хотел бы свою винокурню…
— А он у тебя уже просто Каспар? — довольно ехидно, не удержался, спросил Генрих. — Дядя Ламберт не ревнует?
— Так мы с твоим дядей друг другу в верности никогда и не клялись, — усмехнулся Каттен. — В общем, ты не торопись, ладно? Подумай хорошенько, поболтай с Людо просто так, без эффектных предложений левой руки в присутствии дюжины свидетелей. Предложи — только вежливо и терпеливо, без лишнего напора! — ночку вместе провести. Глядишь, поймёшь, с чего твой брат таскался хвостом за толстым бакалейщиком. У Илоны, конечно, и глазки что спелый тёрн, и нрав такой, что не соскучишься, зато её супруг умеет быть благодарным. Опять-таки в отличие от. Нечасто, знаешь ли, я видел на своём веку парней, которые больного тестя кормили бы с ложечки, уговаривая ну вот ещё одну съесть, ещё хоть немножечко, только чтобы лекарство принять. Пока родная дочь, красиво сложив руки на груди, фыркает: «Да что ты с ним, как с ребёнком? Плохо болит, если не хочет лечиться».
***
Жену Росс оставил в Волчьей Пуще, с отцом, а сам вернулся в Вязы: видно, контракты он чтил, как гильдейский наёмник. Генрих как обычно заехал туда после праздников — просто проверить, всё ли в порядке. Тем более, что сеньора вязовская вернуться должна была ещё нескоро, а её помощница, что ни говори, опыта в управлении целым селом имела маловато и следовало проследить за тем, как она справляется (очень неплохо, между прочим, Амелии бы так).
Именно от сиры Аларики Генрих и узнал, что одна из фур, прикативших в Вязы под праздники, была забита странными стеклянными штуковинами и книгами, о которых Гилберт Меллер в сопроводительном письме особо просил её, сиру Аларику, позаботиться. Чтобы непременно она устроила их на хранение в надёжном месте, сложив там бережно и аккуратно. Пришлось из карцера повыкидывать всякий старый хлам и сложить там всё это добро, оставив окошко открытым, чтобы книги лучше промёрзли насквозь, но ни в коем случае не отсырели. Генрих сунул нос в бывший карцер и — спасибо дядюшке Феликсу — опознал в стеклянных штуковинах алхимические устройства: хитрый толстый крыс Меллер, похоже, сам собирался на отца с дочкой наложить лапу, как уже подгрёб под неё зятя.
«Ну, это мы ещё посмотрим», — сказал себе Генрих и очень поздним вечером отправился на кухню, чтобы душевно потолковать с кондитером, по-прежнему работавшим ночами.
Кухня сияла дюжиной дорогих свечей, белых и гладких; блестела не менее загадочными, чем алхимические, стеклянными, стальными и медными штуковинами; булькала, шипела, скворчала сковородками и смешными мелкими кастрюльками; заставляла урчать вовсе даже не пустой желудок, дразня его запахами; а по ней мучной молью метался одетый весь в белое Росс, умудряясь быть одновременно и у плиты, и у стола, засыпанного той самой «королевской» мукой, что в само’м-то замке только на праздники и шла в чистом виде, а обычно только подмешивалась к ржаной или пшеничной попроще. Ладно, муку привозил Меллер, как и специи наверняка тоже. Но вот весь этот кухонный инвентарь должен стоить больше, чем сама кухня вместе с кухарками и судомойками, или будущий барон Волчьей Пущи ни хрена не смыслил в гномской работе! Это Серпенты Росса так облагодетельствовали, или парень и сам не нищий?
«Сам, наверное, — решил Генрих, усаживаясь в уголке, чтобы не лезть под руку человеку, у которого на плите кипит вода и плюётся раскалённое масло. — Зачем бы Серпентам нищий зять, хоть какой полезный, благодарный и преданный?» Он посмотрел на безмерно занятого Росса, припоминая обычную его манеру держаться. Нет уж, взятые из милости верные и преданные так себя не ведут — почти уже барону ткнуть какой-то лопаткой в угол и буркнуть: «Полчаса, сир, если позволите — и я к вашим услугам».
В сущности, Генрих был совсем не против посидеть полчаса, наблюдая за работой городского кондитера. Тот умудрялся прямо-таки по-женски управляться с несколькими делами разом, ещё и объясняя что-то своему ученику при этом. Мальчишка, кстати, сам держался уже заправским кухарём, хоть и поглядывал на Генриха опасливо и подозрительно. Не забрать ли его в замок, если змеиная семейка всё же вернётся в Озёрный, прихватив мучную моль с собой? Вон как ловко орудует такой же, как у наставника, лопаткой, переворачивая что-то на сковороде. И ведь нравится ему это дело, не повинность отбывает…
— Пожалуйте, ваша милость, — сказал наконец мальчишка, застелив угол рабочего стола салфеткой и сервировав обеденное место по всем правилам (спасибо тётушке Елене за науку, позволившую в Озёрном уверенно чувствовать себя за любым столом, без всяких скидок на своё пограничное происхождение). В тарелке дымились горячим паром куриные ножки, поджаристые и душистые от приправ, а напротив пристроился соусник.
— Сами садитесь тоже, — распорядился Генрих.
Кондитер глянул на него в немом изумлении, но мальчишка-то был здешний, поэтому ничуть не удивился, а живо накрыл ещё на двоих. Себе, кстати, тоже положив правильную вилку и нож. Росс его и этому учит?
А куриные ножки оказалась вовсе не ножками. То есть, может, и ножками, только без костей, а мясо внутри хрустящей золотой кожицы было мелко-мелко нарублено с зеленью, которая до сих пор росла себе в здешней теплице, несмотря на снега и морозы снаружи. Генрих сразу же подумал про родителей, у которых в последнее время была просто беда с зубами. Особенно у матушки, родившей шестерых детей, а Каттен только руками разводил: «Я обыкновенный маг-целитель, не сказочный чародей с волшебной палочкой. Делаю что могу, не более того». Для них бы готовить что-то подобное, а то одно разваренное мясо…