Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 31 из 108

— Барда, — проворчала она. — Любого старого пьяницу, побирающегося по кабакам — другой к нам вряд ли поедет. Ладно, шучу. Можете мне привезти стихи вашей фаворитки? — спросила она. — Они ведь есть в какой-нибудь книге? Или на них только романсы поют? А ей от меня… Она Сильвер, значит, тоже ни куниц, ни соболей носить не может?

Меллер чуть качнул головой.

— Мехами вы её не удивите. Пошлите ей лучше рога оленьи, что ли. Она их повесит у камина, напишет что-нибудь романтически-печальное вроде «Турнирное оружие забыто и сброшено в опавшую листву…» и станет накидывать на них шали и палантины.

Катриона представила себе, как с побитых, исцарапанных рогов свисают цветастые шёлковые шарфики, и хихикнула. Но если госпожа Сильвер и правда любит всякие такие штуки, так у неё есть много разного интересного из детских ещё сокровищ, которые они собирали с Вальтером. От змеиных выползков до заброшенного осиного гнезда размером с небольшую тыкву. Пусть и про это стих сочинит. Про дом покинутый разбойниц полосатых.

========== Глава 15 ==========

Они приехали даже с запасом времени, и Катриона с Аларикой успели спокойно переодеться и причесаться. Меллер устроил для них в полупустой фуре настоящее гнездо из медвежьих шкур, и по дороге молодые женщины проспали почти три часа — выехали-то они, по зимним меркам, практически ночью, задолго до рассвета.

— Тоже хочу такое, — сказала сира Аларика, любуясь своим отражением в огромном ярко освещённом зеркале: Елена пустила в свою комнату всех девиц и женщин из Волчьей Пущи, что приехали на свадьбу этим утром. Комната её была завалена чужими платьями, шубами и плащами, а чайник на переносной горелке кипел непрерывно. Продрогшие гостьи хватали немытые чашки, не спрашивая, кто пил из них последним; Елена распечатала уже третью жестянку с орешками и сухофруктами, и какая-то пожилая дама настойчиво клянчила у неё две опустевшие, заявляя: «Вы же себе ещё купите!» Госпожа Ферр, к безмерному восхищению Катрионы, никого не пыталась ни убить, ни просто выставить вон из своей спальни, а ещё и мило улыбалась, снова и снова заваривая кипрейный чай. Так и вспоминалась сира Гертруда с её завистью к сводной сестре, которую матушка дрессировала так же жёстко, как, видимо, в детстве учили саму Елену: улыбаемся и киваем, улыбаемся и киваем…

— Это зеркало, наверное, стоит дороже, чем Вязы вместе со скотиной и всем скарбом, — пробормотала Катриона, глянув на себя из-за плеча сиры Аларики. Ну, сон в дороге точно пошёл им обеим на пользу: лица ясные, свежие. Да и не устали они почти, вторую половину дороги проехав на удобных козлах мягко покачивающейся фуры — Меллер передал вожжи Катрионе, а сам забрался в нагретое «гнездо», чтобы тоже вздремнуть часок-полтора. Жаль, обратно придётся трястись в седле, потому что Меллер ещё раз подтвердил, что уедет завтра утром в Озёрный вместе с Феррами.

Эх, ей бы такой же бы возок… а лучше двуколку. Делают гномы двуколки? Лёгкие, прочные, с пружинными рессорами? Сказать бы Меллеру, что не надо никаких зеркал и поясов с лентами, лучше пусть эти же деньги потратит на удобную и надёжную коляску, так ведь не послушает. Деньги его, и никакая супруга ему не указ. Получится как с рисом и фасолью: консорту надоела ячменная каша, поэтому Тильда на всех приготовила белой фасоли, а она небось подороже ячменя. Раз этак в пять, если не больше. Вкусно, конечно. Вкуснее гороха, хоть и похоже на него немного. Но опять получалось, что Меллер потратился не только на супругу, но и на всё её окружение, да ещё и на егерей в придачу. Словно аккуратненько так оттирал её в сторонку. И возмущаться-то глупо, всё равно что ногами топать и вопить — глупо и по-детски. И обидно всё-таки при этом: это же её село, её лен, её люди, а тут приехал какой-то… крыс отъевшийся и подманивает прислугу и бойцов, рассыпая дорогую крупу, словно Катриона сама не в состоянии о них позаботиться.

Аларика меж тем успела цапнуть одну чашку со стола, едва та освободилась, а вторую выхватила, иначе не скажешь, у кого-то из рук, едва из неё сделали последний глоток. Кажется, в роли компаньонки владетельницы Вязов «госпожа интендант» себя чувствовала гораздо увереннее, чем в бытность девицей-бесприданницей.

— Держите, сира Катриона, — сказала она, подавая своей сеньоре кипрейный чай. — Сначала согреемся, а потом переоденемся, а то ещё толкнёт кто-нибудь под локоть.

Они отошли к самому порогу, чтобы в самом деле не облиться кипятком, и Аларика с наслаждением впилась зубами в черносливину без косточки.





— Надо будет сказать вашему консорту, чтобы ещё привёз, — деловито сказала она, облизывая пальцы.

— Я не хочу его просить о такой ерунде, — недовольно отозвалась Катриона.

— Почему? — удивилась сира Аларика. — Для него это всё гроши, а вы его супруга. Ему нравится о вас заботиться, видно же, а вы ничего никогда не просите. Он так и обидеться может.

— Пускай обижается, у нас с ним подписан брачный договор, по которому с Меллеров только новая крепость, но никак не шёлковые панталоны и не засахаренные орехи.

— Так вы в самом деле вступили в брак с торговцем? — прокаркала сира Сабина, старая ворона из Трёх Сосен. А ещё говорят, будто имя как-то влияет на характер. Вот уж чушь собачья! Сравнить только вязовскую травницу и эту стерву, а имя-то одно. — Право, милочка, могу только порадоваться, что ваш отец не дожил до этого дня.

— Мой отец был умным и дальновидным человеком, — отрезала Катриона. — Выбирая между каменной крепостью и нищим консортом хорошего рода, он выбрал бы крепость. А мои дети в любом случае будут десятым коленом благородной крови, кто бы ни был их отцом.

Сира Сабина оскорблённо поджала губы, но Катриона поняла, что это только начало. Или даже ещё не начало, и своё «фи» ей выскажут многие, очень многие дамы Волчьей Пущи. Особенно те, у кого девицы на выданье так и сидят без приданого и без надежды найти себе хотя бы нищего консорта.

— Наверное, дочерям сиры Сабины никто не предлагал ни шёлковых панталон, ни орехов в сахаре, — задумчиво проговорила сира Аларика вслед супруге владетеля Трёх Сосен. Достаточно громко, чтобы та услышала, но недостаточно, чтобы приняла сказанное прямо на свой счёт. — Обидно, наверное, когда ты недостаточно хороша даже для расписной жестянки.

Сира Сабина слегка запнулась, но видимо, сочла ниже своего достоинства отвечать на такие мелкие шпильки. А Катриона озадаченно уставилась на свою как бы компаньонку. До сих пор она упорно считала сиру Аларику милой скромной девушкой, разве что слишком расстроенной тем, как её супруг распорядился приданым, а у той, оказывается, под нежными розовыми губками прятались такие ядовитые клыки… Катриона даже усомнилась, а точно ли сир Эммет виноват в их ежедневных дрязгах? То есть, понятно, что мужчина мог бы погасить семейную ссору, руководствуясь простой житейской мудростью: не подкидывай дров — и костёр погаснет. Но ведь вывести из себя можно, наверное, даже Гилберта Меллера, если очень постараться, а уж сира-то Эммета, не приученного считаться с чьими-то чувствами… Вот она, видно, та самая мятежная провинция в тылу молодого маршала, как чародейка и говорила: тихая, непрерывная, изматывающая месть по мелочам. «Кажется, эти двое просто нашли друг друга, — подумала Катриона с нервным смешком. — Хорошо, хоть у нас с Гилбертом не так. Хорошо, что ему с рождения внушали, что семья — прежде всего. Прежде контрактов, прежде выручки, прежде любых дел». Она представила себе, как её выматывали бы такие же бесконечные свары из-за пустяков, прекрасно понимая, что не в её характере было бы уступить или хотя бы просто промолчать. Нет уж, пусть благородные сеньоры фыркают сколько угодно, но она свой выбор сделала и ничуть о нём не жалеет!

На площади у храма толпился народ — кто-то не был приглашён и намеревался поглазеть на молодых со ступеней, кто-то просто не хотел пока входить, а собирался кучками на свежем воздухе, болтая и смеясь. Катриона, наверное, не нашла бы своего супруга, если бы он не стоял рядом с рослым, выше большинства зевак, сиром Роландом, слушавшим какую-то байку, которую рассказывал незнакомый тип. Молодой человек показался Катрионе похожим на Елену Ферр, а одет он был чуть ли не дороже, чем её консорт. А может быть, и дороже, потому что Указ о дозволенных одеяниях явно был не про него.