Страница 105 из 108
Теплица уже привычно блестела на почти полуденном солнце (хотя за лето запылилась и блестела не так ярко, как после постройки), и Генрих перевёл взгляд на Орланову кручу, которая стала похожа на обрыв, облюбованный ласточками-береговушками. Скала, как обрыв норками, зияла десятками проёмов — то ли будущие окна-двери, то ли обрывавшиеся пока в никуда коридоры прямо внутри каменной громады. Прокормить орду гномов, которые выгрызали Орланову кручу изнутри, Вязам было не под силу, и обозы из Озёрного (а может, и не только из него) шли и шли через полторы-две недели друг за другом. Хитрые толстые крысы ещё и лавочку в Волчьей Пуще открыли со своей «королевской» мукой, сахаром и незнакомыми пока что, непривычными крупами.
Народ, впрочем, кое-что уже распробовал — рис, к примеру, начинали покупать всерьёз, не только на праздники. И Вебер разрешения открыть свою лавку больше не просил, но у Кааса едва ли не две трети товара было из его мастерских, так что потихоньку-полегоньку, за полтора десятка лет, а влезли-таки Меллеры-Веберы в Волчью Пущу. Проползли, отряхнулись и, похоже, начали по-хозяйски оглядываться по сторонам, чем бы ещё тут поживиться. Справедливости ради следовало признать, что пользы от обоих супругов и их племянника пока что было больше, чем беспокойства. За зерно, которым засеяли поля, где прошлой осенью помёрзли озимые, Меллеры как раз таки разрешение открыть лавку и попросили. Не золото, не то же зерно за хотя бы благотворительные три к одному — всего только бумажку и пустырь, на котором они сами построили лавку и склады для неё. Матушка Саманта только губки по обыкновению поджимала: было в часовне зерно на посев, было, но и здешние сеньоры, и даже кое-кто из соседей обратились за займом к Меллерам, а не к ней.
Вот, кстати, тоже головная боль — впадающая в детство, обидчивая старуха, которой не нравились маги, алхимики, богатые и щедрые торговцы… и потворствующие всей этой братии владетели Волчьей Пущи. Попросить тётушку Елену, что ли, чтобы как-нибудь деликатно намекнула его святости, мол, старшая жрица уже… как бы это сказать помягче?.. не совсем выживает из ума, но уже явно не справляется с ворохом забот. Пусть пришлют кого-нибудь другого. Только не горожаночку-бесприданницу вроде матери Клары, а мужика где-нибудь под, а то и за сорок. Хорошо бы пьяницу, бабника и вообще понимающего человека. Проштрафился же кто-нибудь из жрецов настолько, чтобы его сплавили с глаз долой на самую границу?
Привычно прокручивая в голове эти и прочие им подобные мысли, Генрих проехал по главной улице села, по обочинам которой косматые гномские твари начисто обожрали все сорняки. Они ещё и по задам-переулкам, и вокруг частокола хорошенько всё подъели: народ смекнул, что к чему, и пока гномы разгружали свои диковинные повозки, их скотину уводили подкормиться. Гномы сперва поглядывали подозрительно, но никто на их драгоценную собственность не покушался, и дело сладилось к всеобщему удовольствию: скотина сыта, а лебеда и чернобыльник не встают почти вровень с частоколом, щедро рассыпая семена. Ещё гномы, благодарение Девяти, остались равнодушны к прелестям человеческих баб, так что проблем из-за этого не возникало. Вот наёмники сира Бирюка, те да… те тоже грозили стать головной болью не хуже матушки Саманты. Несколько драк уже случилось между ними и женихами-мужьями местных красоток. Пока что наёмники били так, чтобы не убить и даже не покалечить по-настоящему. Но рано или поздно кто-нибудь или разозлится всерьёз, или силы не рассчитает, или какой-нибудь вязовский или старицкий дурак полезет на бывалых вояк с хлебным ножом… А расхлёбывать опять кому? «У всякой палки два конца, — пожимая плечиками, говаривала тётушка Елена. — У всего есть и полезные свойства, и вредные. Надо просто решить, согласен ли ты мириться с вредом ради пользы, вот и всё». Пользы от отставных наёмников хватало, значит, придётся мириться и с геморроем, который они устроят что самому сиру Бирюку, что барону Волчьей Пущи.
Во дворе он спешился, кинул поводья кому-то из мальчишек и немного постоял, наблюдая за деловитой суетой.
— Сир Генрих, — сира Катриона, отяжелевшая, вконец расплывшаяся (Каттен уверенно обещал ей двойню), — что ж вы здесь стоите? Идёмте.
— Да вот, — усмехнулся он, — солнышко светит, небо почти ясное… Может, милостью Кантирита и на Равноденствие так же всё останется?
— Хорошо бы, — буркнула она. — Особенно если он милостью своей удержит орков в горах.
Генрих нахмурился, припомнив прошлое осеннее Равноденствие. Потом подхватил не в меру хозяйственную бестолочь под локоток:
— Пойдёмте-ка в самом деле, а то ещё толкнёт вас кто-нибудь невзначай в этом муравейнике. Вы зачем вообще вышли? Без вас не справятся? Вам рожать со дня на день, а вы тут под ноги и под копыта лезете со своим пузом. Хотите Мадлену в неполных шесть лет сеньорой Вязов оставить?
— У неё дядюшка-регент будет, — огрызнулась сира Катриона. — Куда лучше злой тётки.
— Ну да, ну да. Только он наезжает три-четыре раза в год и дольше месяца ещё ни разу не остался. Так что или мне придётся в Озёрном искать вашу троюродную родню, и кто ещё согласится ехать сюда на десять лет. Или ваш консорт пришлёт вместо себя кузена какого-нибудь управляющим, и как ещё тот с девчонкой поладит.
— Поладит, — упрямо сказала Катриона, но руку выдирать не стала и вообще послушно пошла рядом. — Это же крысиная стая. Детёныша будут кормить и облизывать, даже если он не свой. Алекс Меллер у Мадлены уже дедушка, оказывается. Рутгер Вебер, впрочем, тоже.
Она хмыкнула и замолчала. Генрих вспомнил отчима Людо Росса и подумал, что Мадлене повезло больше. То есть, с отчимом не повезло тоже, зато тётка оказалась справедливой и ответственной, а дядька… Хм. Не дядька, между прочим, а тоже тёткин муж, как и у Людо. Бывает же.
Болтушка Марта принесла ему тёплой воды умыться и, помогая снять броню, углядела, что под стальными пластинами стёганый поддоспешник протёрся насквозь — вон, аж шерсть из прокладки наружу полезла, вашмилсть, давайте скорее заплатку поставлю, чтобы дальше не расползалось. Генрих, мокрый после умывания, зябко повёл плечами: топить ещё не начинали, а Равноденствие — это вам не Макушка лета. В одной рубашке было не то чтобы по-настоящему холодно, но довольно прохладно.
— Так я у еёшней милости Аларики спрошу, чего вам пока надеть, — понятливо откликнулась Марта. — Вы ростом-то повыше сира Эммета, да он зато поплотнее, она и подберёт чего-нибудь на часок, пока я штопаю.
Она подала ему полотенце и убежала спрашивать помощницу сеньоры, во что бы им одеть гостя на часок. Сира Аларика то ли постеснялась идти к полуодетому постороннему мужчине, то ли её опять рвала на части очередная нагрянувшая толпа — вместо неё пришёл сам маршал и принёс замшевую штуковину с фигурными медными пряжками и с очень короткими, в ладонь шириной, рукавами. В Озёрном летом многие в таких ходили, только в бархатных или атласных обычно, а эту, наверное, скорняк Гуго с подсказки хозяек сшил. Удобно вообще-то, признал про себя Генрих, застёгивая нарядные пряжки. И не совсем безрукавка, выглядит прилично, и в такую погоду, как сейчас, самое то. Колет, вспомнил он, как такая штука называется. Людо в похожей был на церемонии, только та стоила, наверное, раз в пять подороже. Или даже не пять…
В общем, он оделся, и они с сиром Эмметом пошли в кабинет Меллера за картой. Бакалейщик опять пропадал в Озёрном (вместе с племянницей, кстати), но его кабинет не был заперт, и Генрих с сиром Эмметом просто засели за его столом, расстелив по нему карту.
— За Чашкой Беда видела дымок, — сказал сир Эммет и ткнул тупым концом карандаша в озерцо, где прошлым летом мальчишкам почудилась водяница. — Лёгкий, прозрачный совсем — в пасмурную погоду никто бы не заметил, даже она. Сходила глянуть, что к чему, а там дерниной подрезанной кострище прикрыто. Не зная где искать, ни за что не найдёшь. Вот и думай, кто это такой опытный и осторожный у нас тут завёлся.
— Опять Беда? — нахмурился Генрих. Вот ведь неугомонная девка! Так и лезет вечно куда и мужикам-то порой не стоило бы.