Страница 170 из 174
Да и трудности эти, трудностями были исключительно для Ольги — все ловушки, словно были настроены специально под ей подобных и не обращали ни малейшего внимания на Влада. Порез на плече человек заработал прикрыв Хозяйку от двух клинков, внезапно выскочивших из дверного косяка комнаты, в которой они теперь и куковали, ожидая, когда сбросится пятисуточный таймер и можно будет открыть дверь без риска задохнуться от ядовитого газа, быть укушенными ядовитыми гадами или просто-напросто напороться на отравленные неведомым ядом, пики-лезвия многочисленных орудий убийств, что вываливались из стен, срывались с потолка и выскакивали из пола, резко сократив количество сопровождающих свою Хозяйку, слуг.
Узнай Ольга, что ее любимчик специально сокращал поголовье скота, чтобы остаться с ней в комнате тет-а-тет, наверняка бы начала задавать вопросы, с особым женским пристрастием, от которого ни один живой мужчина, ни разу, не ушел живым и невредимым. Только игра на грани фола, легкий голод и одуряющий запах такой близкой и доступной пищи, держали обращенную вне возможности задавать вопросы.
— Мне продолжать? — Ольга, забралась в кресло с ногами и притянула к себе книгу, от которой оторвалась на "перекусить".
— Не эту. — Влад капризно изогнул бровь, неосознанно скопировав жест самой Ольги. — Давай ту, зеленую…
Ольга, узнав саму себя, закашлялась и погрозила еде нахмуренной бровью.
Зеленая книжка, о которой говорил Влад, оказалась лежащей в аккурат по центру стола, и девушке пришлось придерживать рубашку с оторванными пуговицами, наклонятся и тянуть на себя тяжеленный том, упрямо цепляющийся за все, что можно было зацепиться.
Влад наблюдал за борьбой из-под полуприкрытых век, откинувшись на спинку дивана и крепко сжав кулаки.
Здесь, в подвалах некогда самого святого места на земле, на глубине, приближающейся к километру в комнатах, больше похожих на миниатюрные атомные убежища на десяток персон, отделанных старинными коврами, прячущими за собой все новинки технологий человечества, хранились далеко не обычные книги. И оберегали их от человеческого взора и нескромной руки не расписанные клоуны или натасканные собаки, как наверху, а оборонительные системы такого уровня, что некоторые прогрессивные страны отдали бы в рабство половину своих жителей, лишь бы получить хоть один-единственный экземпляр.
Некоторые, так и делали, забывая, что неизвестная технология совершенно точно не гарантия быстрой и легкой победы.
Спуская по извилистым коридорам, Влад видел…
Много что он видел, неустанно радуясь, что Ольга настолько не любопытна, что совершенно игнорирует вот эту серебристую стену с черно-белым крестом и десятком круглых окошек. Или замершее в формалине двухметровое существо, тонкокостное, серокожее и с огромными, черными глазами, в которых отражается искренний испуг и проклятье всем, кто проходит рядом.
И ящики, с готическим шрифтом, рассохшиеся от времени, с торчащими наружу, ажурными кусками янтаря.
И книги. Тысячи и тысячи томов, спрятанных в спецшкафах, недоступных влаге, грызунам и самому времени. Пергаменты. Инкунабулы, кодексы, манускрипты, фолианты… То, что считается утерянным, пропавшим, сгоревшим…
"Зеленая книга" упиралась, но силы были слишком не равны — обращенная, сытая, довольная и больше подумывающая о продолжении упоительного вида спорта, чем о чтении очередного, занудного тома, писанного, на теперь уже совершенно точно, дохлом языке, вернулась в кресло, поправила распахнувшуюся рубашку, пахнущую кровью ее любовника и раскрыла обложку.
— Тыр… Ай! — Тонкая игла, выскользнувшая из титульной страницы, вонзилась в ее палец, и, обломившись у самого кончика, исчезла. Густая кровь обращенной, пока еще пульсирующая по ее венам и артериям, разгоряченная недавней пляской тел, капнула на пергамент, расплываясь извилистой кляксой.
Вспыхнули звездной синевой, украшенные причудливыми завитушками, буквы и выстроились в четкие ряды, ровные настолько, что становилось понятно — вряд ли человеческая рука нанесла их на этот пергамент!
— Власть Творца, да не коснется творений его! Власть Раба, да примет искупление! Власть… — Голос Ольги, читавшей "с листа" больше не был женским. Да и сама обращенная, человеком больше не была — пустая оболочка, совсем недавно симпатичная, теперь была лишь придатком книги. — Предающий — предаст. Проклинающий — проклянет. Слабый — сгинет, не оставив следа своего, семени своего, рода своего…
Влад с облегчением вздохнул и потянулся. Такая длинная дорога, что привела его сюда, в подземелья Ватикана, наконец-то завершена. Книга будет прочитана устами слуги изгнанного и вернувшегося, как и говорилось в предсказании.
— Новые и Старые, танец звезд прервавшие, явившие свои облики, свои знаки, наполнившие сосуды песком знаний, влагой милосердия и ветром, что крылья расправляет. — Ольга перелистнула страницу, дождалась, когда игла нанесет свой новый укол и буквы вновь полыхнут огнем, стирая пустые человеческие чернила святых книг. — Новый шаг, дистанция и уважение. Смятение и воровство. Шаг за шагом. Лишь ложь — шаг назад. Лишь зависть — общая болезнь. Лишь трусость — общая могила. Обман…
По мере чтения, преображалась комната, расцвечиваясь тонкими зигзагами беззвучных молний, полыхал ворохом радужных искр, на полу ковер. Истлела и осыпалась — рубашка без пуговиц, обнажая мраморной тело бывшей обращенной, холодное, выпитое до дна книгой.
Дважды, Влад, пересиливая себя, опускал ноги на пол и, превозмогая боль от разрядов, подходил к слабеющей и теряющей белизну, Ольге, "подкармливая" ее своей кровью, принуждая дочитать книгу до конца, снять то проклятье, что повисло давным-давно, когда очередной человек предпочел стереть написанное, и недрогнувшей рукой вписать на страницах книги вечности, свои собственные мысли.
Был ростовщик, отметились на ее страницах и лжец, и убийца. Пятнал ее белизну сластолюбец, скряга попытался вырвать листы и продать по одному, выдавая за чудодейственное лекарство.
— Две крови. Два чувства. Два мира… — "Ольга" захлопнула книгу и отпустила ее, совершенно точно зная, что на стол та, больше не вернется. — Один Творец. И мы — Дети его. Остальные — ложь, что плодится ради корма лжи…
— Творец не нуждается в молитвах, постах и покаянии — он создал этот мир и владеет им по праву Творца. Все иные — лишь Иные, к Творцу отношения не имеющие, вечно голодные и алчущие пропитания любой ценой… — Кресло под обращенной рассыпалось в прах, а тело рассыпалось на лучи, взмыло к потолку, отразилось от его купола и вернулось, собираясь в нечто новое, освещенное странным розовым светом, льющимся от двери…
— … Как же так?! — Расстроился седой азиат, глядя, как в тине бьются рыбки. — Как же…
Дно озера вздыбилось, разбрасывая во все стороны камни, липкую и вонючую тину, смешанную с пометом бакланов и серебристые рыбьи тушки, блестящие и бесконечно мертвые.
Сине-фиолетовый пузырь показал свои крутые бока, по которым скатывались последние гости со дна бывшего озера и замер, подрагивая, словно набираясь сил или принюхиваясь к ароматам, готовясь сделать очередной шаг наружу.
Или спрятаться, если мир будет не готов принять его в свои объятия.
— Мир не стоит на месте, мастер Тай. Даже если вы пытаетесь засунуть его под купол, обложить ватой и запретить думать, он все равно найдет себе на жопу приключений! — Аркан, со вздохом, повертел в руках пачку сигарет и убрал ее обратно в нагрудный карман разгрузки. — Особенно если вы попытаетесь его засунуть под купол. Все купола имеют свойство рушиться в самый неподходящий момент.
— Знакомые интонации… — И Тай Сибатси погрозил пузырю сухоньким кулаком и принялся отряхиваться от прилетевшего мусора. — Вернулись, бродяги?
— Пока, только я. — Бен шмыгнул носом. — Думал, здесь будет многолюднее.
Старый японец предпочел пожать плечами, чем констатировать и без того очевидный факт — на берегу озера ютилось пяток домиков, из которых два теперь зияли выбитыми окнами и проломленными крышами. Судя по тому, что вокруг них никто не суетился, хозяева домиков либо просто отсутствовали, либо отсутствовали вовсе.