Корм вампира

Маргон спрыгнул с подоконника и грязная обувь, прямо у меня на глазах, мгновенно стала чистой!

— Все равно — припомню! — Дина нахмурилась. — Хоть через год, но…

— Динка… "Он" тебя слышит! — Маргон подмигнул мне, прошел через палату к входной двери и открыл ее, впуская двух, странного вида, личностей.

Оба метра под два ростом, один в обычных штанах и белой рубашке навыпуск, коричневых сапогах и шляпе, сдвинутой на затылок, второй в серой рясе с капюшоном, подпоясанный зеленой веревкой. Монах, судя по виду, далеко не аскет, да и "рубашка", совершенно точно, не голодает — вон, брюшко свисает над ремнем, совсем как у меня, во времена оны…

— Это — Саммиэль. — Маргон едва заметно кивнул в сторону "рубашки". — Хозяин нашего городка.

Толстяк сделал степенный шаг вперед и озорно помахал рукой, давая понять, что человек он вменяемый и шутки понимает, и сам пошутить не прочь.

Очень боюсь таких "Хозяев городов", что с чувством юмора. Обязательно, обязательно, обязательно, что-нибудь, да в них не так.

— Меня зовут Сонаф. — Монах решил представиться сам, демонстрируя восхитительный по мощи, бас. Сочный, полный таких обертонов, что даже кровать подо мной прониклась. — Я — Друид поселения Талпика.

Хорошо, что лежал — иначе челюсть бы разбилась, упав на пол с высоты моего роста.

Вдребезги!

Зеленый поясок друида, словно почувствовав удивление, выпустил в мою сторону длинный побег, но был прихлопнут твердой рукой Сонафа и вернулся в узор, вильнув кончиком, как собачонка хвостиком.

— Саф! Держи Урлу при себе… — Маргон недовольно поморщился.

Вместо пререканий, друид развел руками и покаянно воздохнул, принимая недовольство врача.

— Маргон ввел нас в курс дела и рассказал о твоих проблемах. — Саммиэль сразу перешел к делу, лишь переступив с ноги на ногу. — Сам понимаешь, оставить тебя в городке я просто не могу. Слишком много будет проблем и у тебя, и у нас. Так что, поправляйся и в добрый путь.

Хозяин города повернулся ко мне спиной и вышел за дверь, оставляя меня в "непонятках".

Что называется — "поговорили, блин"!

Поставили в известность, хорошо хоть пинка, для скорости, не добавили…

— Саммиэль привык решать дела быстро. — Друид усмехнулся. — А ты, с твоими богами, твоими бегами и твоими знаниями — для нас просто беда-беда… Одно-два твоих слова и городок станет меняться. Очень быстро меняться. А быстрые перемены, в большинстве случаев — глупые перемены. А уравновесить тебя некем. Вон, Динкой, можно было-бы, да она со скуки с тобой сдохнет. Да и не видит она пока в тебе ничего. А значит, и всерьез не принимает. Дружить сможете, поцелуетесь, пару раз… А дальше — ни-ни… Скучный ты человек, Олиег. Занудный. А то, что в душе авантюрист, да импровизатор, так того она не оценит, пока не увидит. А ты до последнего будешь на стабильность и спокойствие, давить.

Дина, от слов друида, задумчиво глянула на меня, фыркнула и отвернулась, подтверждая слова Сонафа.

— Да и боги твои… Сюда им хода нет, конечно… Но ведь ты — здесь, а значит и они могут пробраться. А нам они здесь и на дух не нужны. У нас и свои — ревнивые, да любопытные. Не дай природа, схватятся — взвоем все. И ваши, и наши… — Друид замер, поглаживая зеленый пояс, словно советовался с незримым и неслышимым собеседником. — А нам и без того много надо, кроме как с богами разборок! Так что, поправляйся и…

Друид замер, словно что-то услышал и теперь обдумывал услышанное.

— Маргон… — Дина, дождавшись минутной паузы, пошла в атаку на врача. — Что за… здесь творится? Это — мой спасенный…

— Утихомирься. Твой, твой он. Только не "твой" — вот в чем шутка. Свой собственный он. Закабалишь — и тебя со свету сживет, и сам помрет. Приворожишь — твоим будет до конца дней, только дней тех, вам будет отмерено совсем не много. — Маргон сжал кулаки. — Давно пути наши разошлись, а вот опять встретились. Что скажешь, Сонаф?

— Выкуп лес заплатит. А ты, Динка… Это "наши" за выбор не наказывают. А "его" за все подряд, по рукам бьют. Его бьют, а он идет. Да еще и других за собой тащит. И, чем больше тащит, тем больнее бьют. — Друид отпустил пояс и, подняв руки, закинул на голову капюшон. — Пусть идет. Один раз прошел, придет и еще раз.

Мужчина развернулся и растаял, словно и не было его.

— Что-нибудь понял? — Маргон уселся на стул, рядом с моей кроватью и взялся за мое запястье, считая пульс.

— Ни-че-го. — Признался я, больше мечтая попасть к белому другу, чем стать участником очередного многозначительного и пафосного, словесного поноса.

— Тогда… Спи!

Мне снился сон. Старый сон. Я видел его уже не раз в годы юности и позже, убегавшись до выскакивающего из груди сердца, на острове.

Чистенький вагон 2-го класса, с удобными сиденьями и золотистыми шторками на окнах. В конце вагона — телевизор, по которому в очередной раз крутят стандартно-слабый сериал, слизанный с наших заокеанских друзей, со смехом за кадром, в нужных местах. С эмоциями, прописанными "по экману". И фальшивыми проблемами, от которых уже не смешно.

Я вновь возвращался туда, где все начиналось. Параллельно рельсам, бежала хорошо знакомая, разбитая, асфальтовая дорога, по которой ехал еще более хорошо знакомый микроавтобус, не отставая и не обгоняя моего вагона, словно привязанный. Знакомый пейзаж. Знакомый водитель, высунувший локоть в открытое окно.

Вагон качался. Кино — "крутилось". Микроавтобус… А что ему будет, железному?

Тогда мне открылся мир. И сразу — закрылся, принимая вид ежа, растопырившего свои иголки в сторону врага.

Жаль, что в качестве врага, ежик выбрал меня.

Меня — того, романтичного, наивного и влюбленного. Не умеющего давать сдачи.

— … Просыпайся. Просыпайся. Просыпайся! — Маргон тряс меня за плечо, вырывая из черноты, в которую сорвался мой вагон, из тьмы в которой завершил свой путь хорошо знакомый микроавтобус, из глубины Черного моря, сомкнувшегося над моей головой. — Просыпайся, просыпайся же!

"Я не боюсь бездны… Я боюсь равнодушия! Я не хочу быть Другом — я хочу быть Любимым!"

Я вновь и вновь пытаюсь проснуться, понимая, что вижу ложь, что вижу прошлое, к которому нет возврата!

И я — проснусь. Вот сейчас, сию секунду, только отмахнусь рукой от этого темного пятнышка, от этого щупальца спрута, от этой очаровательной улыбки, лживой и любимой.

Все, я вернулся!

— Привет, Маргон!

Мужчина опустился на край кровати и принялся растирать свое лицо, руками, прогоняя усталость и страх, что владели им все то время, что он пытался до меня докричаться.

Теперь я его почувствовал.

Услышал.

— Мне пора?

— Портал открывается раз в шесть дней. — Врач пересел на стул. — Восстанавливаешься ты быстро, так что к его открытию, через четыре дня, будешь готов уйти. Одежду тебе подготовили, сумку собрали.

— Никто не пытался зайти в портал? — Я задал вопрос не просто так. Была у меня одна мыслишка, меленькая и подленькая…

— Пытались. — Маргон почесал затылок. — Носы поразбивали и отошли.

"Не правильная мыслишка…" — Я вздохнул и сел на кровати, вновь касаясь ногами теплого пола. — "Жаль…"

— Туалет — слева. — Навел меня на цель, Маргон. — Душ — слева, вещи в шкафу… Слева-же…

Как бы меня не лечили, чувствовал я себя просто замечательно — ни слабости, ни дрожания ног. Слегка мутило, но это больше от сна, слишком хорошо мне знакомого, чем от пребывания на больничной койке.

Туалет и душ с горячей водой — основные прелести цивилизации, которые начинаешь ценить, когда их лишаешься… А еще зеркало и безопасная бритва — если бы, хоть кто-нибудь, знал, как же мне надоело бриться, то бритвенно-острым ножом, то опасной бритвой, а то и вовсе не бриться, пару месяцев!

Зеркало в душевой комнате было.

Нашлось жидкое мыло, розовое и приятно пахнущее малиной, варежка и мочалка, пушистое полотенце, салатно-зеленое, мягкое, осталось место и для классической душевой кабины, плотно закрывающейся скользящими на роликах, дверцами.