Корм вампира

Тяжелая тарелка долетела до стены, ткнулась в нее своим углом и разлетелась на белоснежные осколки со звуком взорвавшейся гранаты.

Следом, в полет к стене отправились бокал и стакан, прибавляя звона, осколков и испуганных взглядов.

— Об отпуске, хорошо подумай! — Влад встал из-за стола. — А в остальном — договорились…

Глава 45

****

Куда бы ни вел портал, лучше всего, если бы он не вел именно сюда!

Мой круг замкнулся, словно змея, наконец-то, догнала собственный хвост и вцепилась в него зубами, начиная пожирать саму себя.

Я смотрел на знакомые, обшарпанные панельные пятиэтажки, бетонные блоки детских песочниц, давно лишившихся своих "зонтиков", поржавевшие гаражи и разбитый асфальт дорог.

Деревья стали выше.

А деревянная постройка барачной больнички, в которую меня таскали все мое золотое детство, наконец-то сгнила, приказав долго жить. Остались лишь пластиковые пакеты окон, покосившиеся, с треснувшими стеклами. И куча шифера.

Помойка давно заросла молодым кустарником, проросшим через мусорные баки, повалившим бетонные стенки корнями, прикрывшим людское безобразие своими, пока еще зелеными, листьями.

Я оперся спиной о нагревшуюся на солнце подъездную дверь и молил все Звезды о том, что вот сейчас я закрою глаза, а когда их открою — города не будет. Пусть будет ад, с его котлами и чертями. Пусть будет рай, с его нимбоносными отродьями, но только не этот город!

Я пялился на знакомые места и не мог закрыть глаза…

Хотел сползти вниз и сесть, но ступор был сильнее.

Я знал этот двор.

Я знал этот город.

За моей спиной — подъезд девятиэтажки, когда я отсюда уезжал — заброшенной строителями и поставленной на консервацию. За ней — дорога, с автобусной остановкой, из-за которой не видно моего собственного дома, ядовито-зеленого, пятиэтажного, панельного, "крупнощельевого", как говорил один знаменитый юморист во времена оны…

И запах! Неистребимый запах очистных сооружений, когда-то давно располагавшихся совсем недалеко отсюда.

Все осталось на своих местах, словно и не минуло столько лет.

Все, окружающее меня осталось тем-же, что и было давным-давно. Улучшения, если они и были, поглотила Ее Величество Природа.

Впрочем, судя по тому, что дом все-таки восстановили, улучшения были.

Кривые, косые, но — были.

Вон и магазинчики в торце домов появились, с выгоревшими от солнца и дождя, вывесками. С неуничтожимой рекламой кока-колы, пепси и местных, "местечковых", напитков. Перила украшали лоскуты синей краски, а бетонные ступени обвалились внутрь, демонстрируя качество работы строителей.

Яркое солнце заливало округу своими лучами, живыми, горячими и оттого увиденное становилось невыносимо мерзким.

Высшие силы снова ткнули меня мордой в грязь, напоминая, что я далеко не герой, не святой и даже уж не офицер…

Так, человек со сглаженными извилинами, аватар некоего существа, присутствия которого я не чувствую.

И не почувствую, ведь извилины — сглажены.

Сделав вдох, сползаю по двери вниз и усаживаюсь на грязную бетонную площадку перед дверью, вытянув ноги.

Сейчас мне ничего не надо.

Ни участия, ни понимания, ни присутствия кого-бы то ни было.

Это — моя беда, моя слабость, мой предательский нож в спину, и я это переживу.

Вот сейчас, прямо сейчас, я вытру катящиеся из глаз слезы и кровь из прокушенной губы и встану.

Только, можно я еще чуть-чуть посижу? Вот так, запросто, на солнышке… В городе, который люблю до сих пор. Который ненавижу всей своей душой. Сейчас, только наберусь сил на то, чтобы встать на ватные ноги и сделать свой очередной первый шаг. Самый страшный, самый сложный, самый нужный.

Самый простой.

Мир не лопнет над моей головой, осыпая меня хрустальными осколками, если я посижу вот так еще чуть-чуть, собираясь силами, и унимая бешено бьющееся в груди сердце.

Человек рожден делать шаг вперед.

"Да будет шаг!" — Говорю я самому себе, вытираю сопли и встаю на ноги. Трясущиеся от страха, злости и навалившейся саможалости, ноги.

Или этот шаг сделаю сам… Или "нечто" заставит меня сделать шаг.

Я не люблю принуждения в любом его проявлении.

Я понимаю слово "надо" и делаю шаг.

Думаете, заиграли фанфары и стукнули медные тарелки, благословляя и поддерживая меня на этом пути? Или с неба пала молния и грянул гром, загоняя назад, под козырек?

Ничего подобного!

Миру все равно — все шаги мы делаем лишь для самих себя!

Судя по листве, траве и подсыхающей, неистребимой в моем городе детства, грязи — начало августа, никак не больше. И тогда, вся песня о двух месяцах лежания и восстановления становится похожей на правду, с поправкой дней на десять. Климатические условия меняются медленно, так что у меня впереди целый месяц устроить себе удобную "норку", в которую я стащу, всем хомякам назло, самые лучшие вещички.

А уж где их искать, в своем-то родном городишке, я знаю очень неплохо. И, смею вас заверить, это точно будут не моднючие бутики, салоны и торговые центры, распродающие брендовую одежку с опозданием в пять лет от европейской моды.

Расстегнув куртку, укорил себя в том, что не подумал о кепке, простой и незатейливой, прикрывающей мою обритую голову от жарких лучей, ниспосылаемых на земли нашим неутомимым светилом, да хватит ему водорода на долгие миллионы лет!

Но, сперва, навещу старую квартиру, как дань ностальгии и наивному чувству детства, играющего в одном месте.

Обойдя девятиэтажку, вышел на наш широкий бульвар. Когда-то, давным-давно, когда трава была зеленее, вода мокрее, а я был худым брюнетом, центр дороги разделял трехметровый газон, каждый год засаживаемый самыми дешевыми, вонючими цветами, из которых упорно складывали орнамент и каждый раз, при напоминании, что цветы кислорода почти не дают — разводили руками и упорно твердили, как попугаи, выучившие одну фразу: "зато красиво!"

Красиво, не спорю. Но воняли они настолько жутко, что жители придорожных пятиэтажек запечатывали окна наглухо, страдая от жестких головных болей и аллергий всех масштабов и степеней.

А теперь, от газона и вовсе ничего не осталось — видимо расширяли дорогу, в связи с возросшим количеством автолюбителей, страдающих от геморроя и мозговой лени.

Только, сколько ты природу не выкорчёвывай, она и асфальт проломит и воронку ядерного взрыва превратит в чудесное озеро.

Тополя и клены уже вовсю царствовали посреди дороги, чуть шевеля листьями на едва чувствующемся ветру.

Остановочный комплекс расширился, превратившись из трех, составленных вместе, вагончиков, в двухэтажную, кирпичную постройку, с навесом над остановкой на толстых, металлических швеллерах и трубах.

Девятиэтажка осталась цела — силикатный кирпич до сих пор старательно сопротивлялся времени и погоде, а вот пятиэтажная панелька слева, которую строили у меня на глазах в лохматом 1982-84 годах — сложилась карточным домиком, приказав долго жить. Судя по смятым вывескам, дом сложился не столько от хреновости постройки, сколько от слабоумия жильцов и обилия перепланировочных помещений на первом этаже — пройдя вдоль дома я насчитал восемь разномастных помещений, начиная от сетевого магазина в торце и заканчивая стоматологией с противоположной стороны.

Моя пятиэтажка, все так же гордо-зеленая, сколько ее не красили во все времена в другие цвета, посверкивала сохранившимися стеклами и внушала невольное уважение к построившим ее бригадам, умудрившимся из того что, было, сляпать хоть что-то, для молодых семей того времени.

С недрогнувшей душой, прошел через арку и замер, рассматривая двор своего детства.

Березу под моим балконом, настиг удар молнии, расщепив ее повдоль, почти до второго этажа. Разрослись кусты сирени, которые соседи корчевали раз в два-три года, ругаясь, что солнца и так нет. Газгольдер спрятался в молодых тополях, а вот от старого и кривого вяза ничего не осталось. Зато разрослась парковка и появилась спортивная коробка с поржавевшими и скосившимися, футбольными воротами.