Происхождение

— Тогда, светлость, — сказало Гарал, — кто вы такие, если считаете, что стеклянные руины остались после людей, покинувших родной мир на тысячи лет раньше, чем все полагают? И почему это так много значит для вас, раз вы так стремитесь найти доказательства?

Хевом рассмеялся. Ингрей удивилась, потому что он молчал всю поездку.

— Быстро соображаешь, очень быстро, — сказал он.

Зат нахмурилась, как обычно игнорируя Хевома. Но она не выглядела обиженной, скорее, размышляла, как ответить.

— Я верю, — твердо сказала она, — что первые поселенцы пришли на Омкем с Хвай. К тому времени, как сюда прибыли ваши предки, от моих предков здесь остались лишь руины.

— То есть вы ближе к источнику происхождения человечества, чем мы, — сделало вывод Гарал, в его голосе не было ни капли сарказма. — При всем моем уважении, естественно. Я лишь пытаюсь соотнести факты. А не получится ли так, что вы, как потомки первых настоящих хвайцев, пожелаете вмешаться во внутренние дела Хвай? А? Думаю, некоторые члены Федерации Омкем были бы не прочь заполучить контроль над шлюзами. По крайней мере, они хотели бы, чтобы военный флот Федерации смог беспрепятственно проходить сквозь шлюз Хвай — Бейт, чтобы Омкем вернул прежнюю власть в Бейте и восстановил шлюз. До того как Бейт восстал, им было намного проще добираться до Тира.

— Это не повстанцы, а террористы! — отозвался Хевом с едва уловимыми нотками гнева и нетерпения в голосе.

Зат, как всегда, не глядя спутника, сказала:

— Я не политик. Меня интересует лишь знание, я жажду истины. Все остальное, — она махнула рукой, — все это неважно. Но я и не ждала, что вы меня поймете.

Гарал не ответило. Ингрей, выросшая в доме политика, широко улыбнулась:

— Все это очень увлекательно! Конечно, истина важна. Благодарю вас, светлость, за то, что так терпеливо ответили на наши вопросы.

— Конечно, светлость! — ответила Зат. — Я помню, что работник заповедника, отвечающий за безопасность, предупреждал, чтобы мы не карабкались на валуны, и назвал несколько серьезных причин, но посмотрим, не сможет ли малыш Уто сделать для меня пару детальных снимков. Правилами заповедника это, кажется, не запрещено.

Она пошла по траве к склону холма, маленький розовый мех побежал за ней.

Хевом остался на месте. Он молча наблюдал за ней, а затем на удивление ядовито сказал:

— Пустая трата времени. У нас так много важных проблем, а мы занимаемся чепухой.

— Зачем же вы приехали? — спросила Ингрей.

— У меня не было выбора. Когда ты всего лишь бедный младший двоюродный брат, сородич дочери сестры, то отказаться невозможно.

Ингрей задалась вопросом, почему Зат взяла с собой обиженного младшего двоюродного брата, который не мог ничего ей сказать, да и вообще вряд ли имел право говорить с ней напрямую? Но, прежде чем она успела спросить, Хевом продолжил:

— Человек с пожизненным местом в Директорате, полученным по наследству, да еще и с приличными деньгами может сильно повлиять на приоритеты Директората.

Ингрей предположила, что он говорит не в общем, а конкретно о Зат, хотя и не может упоминать ее имя.

— Директорат тратит уйму времени на рассуждения о древней истории и способах финансирования подобных экспедиций. Но разве они уделяют внимание… — Он запнулся, словно не знал, как лучше сформулировать. — Разве они думают о том, чтобы послать наших представителей в конклав? — Хевом фыркнул с отвращением и продолжил: — Лучше бы я остался дома, решая более насущные вопросы. Мы не можем позволить радчааи голосовать за всех людей! Они будут против того, чтобы ИИ подписали межрасовое соглашение, но мы считаем, что их необходимо принять!

— Не знаю, — сказала Ингрей, наблюдая, как маленький розовый мех взбирается на огромный стеклянный валун. Зат уже поднялась на вершину холма и уселась в тени пучковых деревьев. — Что, если в этом и заключается уловка радчааи? ИИ — это их собственные корабли и станции, которые они построили и запрограммировали. Их невозможно отделить от космоса радчааи. — Именно из–за этого радчааи так все и боялись. — Если их примут как равноправного участника межрасового соглашения, то, возможно, вместо одного голоса в конклаве радчааи получат два.

— Я бы согласился с вами, — сказал Хевом. — Только невозможно игнорировать тот факт, что радчааи воюют между собой. Одних новостей с Атхоека хватает, чтобы это понять. Анаандер Мианнаи разрывает саму себя, она утратила контроль над искусственным интеллектом, по крайней мере над некоторыми из них. Не думаю, что это обман, такой цели можно было бы достичь и другими, менее разрушительными способами.

— Воззвать к совести, например, — предложило Гарал. — Потребовать признания от конклава вместо того, чтобы так унижаться. Если ИИ примут в договор, то это взорвет Радч изнутри.

— Сама идея Радча станет бессмысленной, — согласился Хевом.

— А как же независимые ИИ? — возразила Ингрей. — Независимые боевые корабли, управляемые ИИ?

— Согласно договору они не могут вторгаться в наши пределы, — заметил Хевом. — Если конклав откажется признать их, то радчааи потеряют над ними контроль…

— Похоже, что так уже и случилось, хотя бы частично, — закончила его мысль Ингрей. — Да, понимаю. Если смотреть с такой точки зрения, то лучше не позволять машинам подписывать соглашение.

От одной только мысли холодок побежал по спине.

— По возможности все человеческие правительства должны послать своих представителей в конклав, чтобы переводчик Сеймет Мианнаи говорил от лица всех людей, а не только радчааи, — решительно и сердито сказал Хевом. — А мы тратим деньги и время на раскопки. Простите, светлости, но этот вопрос меня очень сильно расстраивает. И конечно же, я не могу высказать свое мнение так, как хотелось бы.

— Мы вас отлично понимаем, — ответила Ингрей, хотя на самом деле так и не разобралась, что он имел в виду.

— Ладно, — гневно сказал Хевом. — Простите меня, светлости. Пойду исследую ту область, где стекло соприкасается с водой.

— Откуда он знает, что ему нужно делать, если Зат никогда не разговаривает с ним? — спросило Гарал, когда Хевом спустился к берегу реки. — Она даже никогда не смотрит на него.

— Думаю, никто не понимает омкемцев, кроме самих омкемцев, — ответила Ингрей. Большинство ее знакомых омкемцев казались вполне нормальными, если не обращать внимания на некоторые странности.

— Воистину так, — отозвалось Гарал. — Почему бы нам тоже не прогуляться и не поглядеть вокруг? Возможно, нам стоит приметить, в каких местах больше всего заинтересованы наши омкемские гости.

— Вряд ли ты сможешь заявить, что зарыло раритеты на холме, — сказала Ингрей, махнув в сторону массивных разноцветных валунов на склоне. — Там копать невозможно, а тем более потом забыть, куда ты их спрятал.

— Скорее всего, нет. Но вот где–то поблизости… Именно эти места интересуют омкемцев. Давай пройдемся и поглядим, куда они сунут свой нос.

Около часа или двух Ингрей с Гарал прогуливались по тропе вдоль реки, петляли меж стеклянных валунов на холме, бродили по высокой траве. Хевом вышагивал по берегу, иногда наклонялся и мыл руки в воде или рассматривал что–то под ногами. Несмотря на нависающий склон, он почти все время оставался у них на виду. Зат сидела на вершине, прислонясь к тонкому пучковому дереву. Ее маленький ярко–розовый мех то и дело мелькал меж стеклянных обломков, забирался раз или два на валуны и возвращался к хозяйке, потом снова бежал к камням, блестя розовыми боками па фоне синего, фиолетового, желтого, красного и зеленого стекла.

Постепенно тропа вернула Ингрей с Гарал обратно к базальтовому памятнику. Хевом увидел их и пошел в ту сторону.

— Ладно, — тихо сказала Ингрей. — Пусть мы не нашли подходящего места, но это был отличный день.

Греясь на солнышке, она наконец–то расслабилась, что ей ни разу не удавалось за долгие недели, проведенные на станции и кораблях. Она понятия не имела, что так сильно скучала по солнцу, ветру и открытым пространствам.