Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 1 из 109

Хлумов Владимир

Мастер дымных колец

(интеллигентская хроника)

ПЕРВАЯ ЧЕТВЕРТЬ

За собою упрочив

Право зваться немым,

Он средь женщин находчив,

Средь мужчин — нелюдим.

1

Плоская базальтовая плита толщиной в несколько десятков километров упиралась западным краем в семиглавый холм, на живописных склонах которого приютились многочисленные домики Южного Города. На столообразной вершине одного из холмов, по аллее, усыпанной блестящими, будто лакированными плодами деревьев, прогуливался горожанин лет тридцати пяти. Только что он поднял с асфальта коричневый кругляш, подышал на него, потер об рукав вельветового пиджака и принялся рассматривать в солнечном свете. Затем положил орех в карман, посмотрел беспокойно на часы и подошел к парапету.

Снизу послышался гудок парохода. Человек наклонился, разглядывая сквозь кроны деревьев маленького крикливого трудягу, подталкивающего впереди себя лентяйку баржу. Та самодовольно пыжилась, расталкивая тугими боками сизую речную волну. Потом его взгляд перебрался на противоположный берег, на опустевший по осени песчаный пляж, пополз дальше, через новостройки со старыми, дореволюционными названиями рабочих слободок, потом еще дальше, через древний воровской лес к еле заметным в дымке насыщенного аэрозолем воздуха мачтам радиостанции. Дальше ничего не было видно. Но он знал, что и там, за вышками, на тысячи километров раскинулась гигантская пустыня. Сердце его сжалось от тоски — это была его родина.

Тем временем к горожанину сзади подкралась молодая особа и обхватила ладонями его лицо.

— Марта! — обрадованно узнал гражданин.

— Не-а.

— Ну, брось, Марта, — уже менее уверенно отозвался испытуемый.

— Марта, прекрати, я чую запах губ твоих, — продекламировал он.

— Ну угадай, подумай еще.

Ее руки ослабли, он повернулся и крепко обнял черноглазую Марту.

— Где так долго можно ходить?

— Ой, ой, можно подумать, ты сгорал от нетерпения. Я видела. Стоял как истукан, даже не услышал, как я подошла.

— Му-у, — мычал гражданин, зарываясь в душистый стог ее волос.

— А все-таки, ты засомневался шалопут.

— Когда? — дурачился он.

— Не притворяйся. Кто у тебя еще есть? — допрашивала Марта.

— Никого.

— Ладно, беспутный врун. Дай-ка мне свой противный лживый рот. Наконец она спросила: — Куда пойдем?

— В зоопарк, — пошутил Шалопут.

— А что, серьезно, пойдем в зоопарк, я люблю зверей. А меня в зоопарк не водят.

— Что же они такие нехорошие?

— Медведь, — зло сказала Марта.

— Кто? Я же Шалопут, — возмутился Шалопут.

— Хороша бы я была, если бы и ты был медведем, — Марта ласково посмотрела на Шалопута. — Говорит сегодня утром: «Я заеду за тобой на работу.» Представляешь?

— Угу.

— Пришлось опять врать про собрание. Не знаю, поверил ли. А на работе не поверили, потому и опоздала.

— Угу.

— Слушай, а как тебя отпускают с работы? И вообще, ты подозрительный тип. Узнаю, наконец, где ты работаешь, или нет?

— Я же говорил, в ящике.

— В ящике режим.

— Угу.

— А ты кто, директор?

— Нет.

— Ну скажи, кто?

— Ша-ло-пут.

— Это точно.

Он обнял ее, и они направились в зоопарк. Дорога в царство невольных зверей напоминала американскую горку. Но они этого не замечали. Марта счастливо щебетала, прижимая его локоть мягкой грудью. Шалопут почти всю дорогу молчал. Ее он не слышал, он слышал, как постукивает под рукой маленькое глупенькое сердечко, безраздельно преданное ему на весь оставшийся вечер. Уходила щемящая полоска горизонта, утыканная радиомачтами; вслед за ней отправлялись все его важные дела, вся суета, в которой он погряз с потрохами, все рабочие дрязги, поглотившие его душевные и умственные силы. Любил ли он свою работу? Да, конечно. Она выжимала его всего до последней нитки и он не сопротивлялся. Он не сопротивлялся до такой степени, что уже не мог без работы, даже когда бывал дома. Он работал и по субботам, И по воскресеньям. Он не читал книг уже несколько лет кряду, в театр не ходил, музыку слушал по репродуктору. Мозги были на замке для любой инородной темы.

— Шалопу-у-ут, — Марта дернула его за рукав.

— Что?

— Ты меня совсем не слушаешь, — пожаловалась она.

— Я тебя слушаю.

— Тогда повтори, что я сказала.

— Ты сказала, что любишь меня, — Шалопут улыбнулся.

— Негодник, — возмутилась Марта, — про это я тебе говорила десять минут назад.

— Ну, прости. — Он полез лобызаться.

— Негодник, негодник, ты куда ушел? Я ему жалуюсь, а он сбежал.

— Ладно, повтори еще разок, — попросил Шалопут.

— Я как дурочка срываюсь с работы, бегу сломя голову к нему, а он…

Шалопут виновато потупил взор. Такого самоуничижения Марта долго не выдерживала.

— Я говорю, день какой-то сегодня странный, — сдалась Марта.

— Почему?

— Не знаю. Не могу объяснить, — она помолчала. — Ты зачем меня в зоопарк пригласил?

— Место хорошее. Никто нас там не увидит.

— И все? — недоверчиво переспросила Марта.

— Если не хочешь, не пойдем, — предложил Шалопут.

— Нет, нет, наоборот, я очень хочу туда сходить… — Марта вдруг прервалась, махнула рукой и весело сказала: — А, черт с ним. Ты мне мороженого купишь?

— Куплю, — обнадежил Шалопут.

— А кенгуру покажешь?

— Покажу.

— И зебру?

— И зебру.

— Тогда пошли быстрее.

Вскоре они были у входных касс зоологического парка. Оба про себя отметили специфический букет запахов, источаемых тесным коллективом международной фауны. Но отступать было поздно, и Шалопут попросил у кассира два билета, один взрослый и один детский. Кассир улыбнулся и протянул два билета по рублю.

— Так дорого? — удивилась Марта.

— Да, с сегодняшнего дня повышенный тариф, — ответил кассир.

— Это в честь чего? — по-мужски вступил Шалопут.

— Сюрприз, — кассир цокнул языком. — Проходите, проходите, не пожалеете.

Внутри они купили эскимо и пачку печенья для кенгуру. Путь к зебрам и кенгуру пролегал мимо вольеров с крупными хищными животными. Марта разыгралась как девчонка. Она подбегала то к одной, то к другой клетке, корчила рожи, дергала за рукав Шалопута, кривляясь, представляла обитателям клеток своего несравненного ухажера.

— Эй, вы, саблезубые, добрый день, хищнички. Познакомьтесь, это Шалопут, мой самый любимый зверь. Ну, что ты смущаешься, подай дяде ручку. Ну!

В ответ из клеток раздавалось злобное рычание — дикая природа даже в культурных условиях не желала входить в контакт. Марта не расстраивалась, она перегибалась через заградительный парапет, посылала отчаянные воздушные поцелуи и всякие хорошие слова о преданности и дружбе. Ее спутник искренне радовался этим бесшабашным шалостям. Ему стало на душе хорошо. Оттого, что было хорошо ей. Он давно уже не видел Марту такой счастливой и потому расслабился сам. Уткнувшись сочувствующим взглядом в желтые эмигрантские глаза пантеры, успокаивал:

— Ну что, старушка, скучно тебе тут в четырех стенах? Домой, наверно, тянет, на родину? А где ж твоя родина, голубушка, за границей, наверно? Ну ничего, не расстраивайся, не теряй надежду…

В этот самый момент раздался загробный крик. Шалопут оглянулся. У соседнего вольера, схватившись рукой за металлический поручень, страшно кричала Марта. Она кричала и, словно прикованная, глядела в одну пугающую ее точку. Шалопут подбежал к спутнице, обнял и оглянулся на зарешеченную стену. Оттуда, из-за частокола прутьев на них глядел человек. «Служитель, наверное», — мелькнуло в мозгу Шалопута.