Я стану твоим зверем

Снежинская Катерина

Я СТАНУ ТВОИМ ЗВЕРЕМ

Слушайте, дети мои, слушайте! Да распахнутся сердца навстречу истине! Да услышат живые сказанное! Да постигнет разум убогий суть сияющую! Ибо лишь зная правду и зря прошлое без ложных прикрас, человече поистине дорожит жизнью своею. А будет на то воля Великого Дракона, то и завесу над грядущим приподымет. Так слушайте же!

Случилось это во времена давние, тёмные, но не позабытые. Плачь и вой стоял над людскими землями: рыдали матери над колыбелями чад своих; стенали мужи смелые, точа мечи; старики кланялись ложным богам, не скупились на жертвы, взывая к милости. Но немы оставались небеса, земля и воды. Ибо никто не мог спасти человеков от злой участи. Пустели города, мертвели деревни, а поля зарастали бурьяном. Зверь лесной бродил по чащам непуганый. Рыба на берег выпрыгивала, ибо столь её расплодилось, что и места не стало. Но никто не пахал, не сеял, дичь не бил. Вымирало племя людское, злыми драконами изничтожаемое.

Таились чёрные твари по горам и лесам. А силу их да свирепость ни один воин и ни одно войско могучее побороть не могли. Крали они и скот, и чад, и дев, и мужей, только стариками брезговали. Выжигали селища и пастбища до пепла так, что и на десятый год на них былинка не проклёвывалась. Брали себе скарб, какой вздумается. Умывались кровушкой похохатывая. Бежали люди от них, прятались, хоронились в норах да пещерах. Но и под землёй от гадов крылатых спасения не было.

И вот когда возвестили мудрые старцы, что вовсе конец пришёл, новая напасть приключилася. Разверзлись в Багровых Степях врата чёрные и полезли из них зверища жуткие: клыкатые, рогатые и зубатые, не знающие ни чести, ни совести, ни пощады, ни милости. Драли людей с яростью хищной, кровавой. Выгрызали детей из чрев материнских, ломали кости старикам бессильным, девам груди отъедали, а потом и плоть пожирали. Затопили чудовища земли человечьи, как саранча поле пшеничное. Не останавливали их не тыны, ни стены, ни железо калёное, только драконов чуды и опосалися.

Тогда, оскудев душою от отчаянья и бессилия, пошёл король Редарог к гемнону — Великому Дракону, предводителю всех крылатых. И взмолился слёзно: «Повелитель и погубитель! Защити ты род людской от тварей страшных. А мы сами тебе давать станем, что не востребуешь: серебро и злато, и каменья драгоценные. Мясо нежнейшее, рыбу свежайшую, меды сладкие и вина пьяные. Дев самых пригожих да невинных забирай. Сам дочь любимую к тебе привёл. Небо и земля в свидетели, нет её краше. Отныне и навеки твоею станет — поступай по воле своей. Только оборони мой народ от детей Харсавых!».

Глянул Великий Дракон на деву дрожащую, и так её краса по сердцу пришла, что тут же женою своею назвал, на честное брачное ложе возвёл. А воины его крылатые — числом четырнадцать — вмиг прогнали клыкатых да зубатых чуд обратно в Степи, откуда они повылазили. Сами же расселились по землям, Золотолесьем называемым. И с тех пор грозно хранят Грань, к людям чудовищ не допуская.

Так и повелось с давних времён: сыны Великого Дракона заступниками человечьими стали, потому их и прозывают Защитниками. А чтобы нужды они не знали, да служили по чести, люди им всё дают, что не вознадобится. И каждый новый гемнон выбирает себе из королевских дочек самую пригожую да ладную, называя женою. На том и стоит договор великий, мир и процветание землям людским принёсший.

И завещаю я вам истину, кою надобно запомнить накрепко, заклинаю её детям и внукам передать: чтите Великого Дракона и сыновей его! Молите о милости и защите! Первое дело каждого короля родить дочек славных и не одну, а дюжину, а уж потом о наследнике думать. Первое дело каждого пахаря хлеб для Защитников вырастить, а уж потом о собственном брюхе печься. Первое дело каждого мастера обслужить великих воинов, а уж потом на ярмарку товар волочь. Ибо без защиты крылатых всё пропадёт, мир в крови утопится, а небо с землёю сойдётся.

Вот, что скажу я вам. А вы слушайте!

ПРОЛОГ

Убежище надёжностью не отличалось: за розарием садовник ухаживал уж слишком усердно — ни травинки лишней, кусты на просвет видать. Да и платье было чересчур приметным, белым. Дальше по аллее, как раз за фонтаном, в зарослях шиповника, стояла старая беседка. Снизу, почти у самой земли, гвозди в её подзоре расшатались, повыпадали, но верхние ещё держались. Поэтому доски можно отодвинуть в сторону, навроде занавески, и забраться внутрь. И там как в норе — никто не найдёт, а найдут, так не вытащат. Туда только кухонные кошки да сама Ренна пролезали.

Но до тайника ещё добраться нужно, а как это сделаешь, если няньки по дорожкам мечутся, аукают, ищут потеряшку? Вот отойдут подальше, тогда можно и выбраться из-за стены штокроз, потом бегом до фонтана, и в заросли, только осторожненько, чтобы розы не задеть, иначе — не дай Великий Дракон такому случиться! — заметят ещё, как головки цветов шевелятся.

Задом вперёд ползти неудобно, пышный подол в ногах путается: то рукой прижмёшь, то коленкой наступишь. И без того половину оборок пообдирала — висят грязными тряпочками, нитки торчат. Ещё за это попадёт, но и без того уже успела нагрешить на десяток розог. Что тут платье? Вот царапучие шипы, здоровенные, каждый длиной с палец — это настоящая досада.

— Ренна, Ваше Высочество! Ре-енна, дрянной ребёнок! А ну, вылезайте немедленно!

— Вот сейчас вылезу, как же! Ищите лучше! Не найдёте только, — тихонько фыркнула принцесса и сама же зажала ладошкой рот — сейчас лучше не хихикать.

Конечно, ветер шуршал листьями, как бумажками, вода в близком фонтане журчала, да и няньки все как одна глуховаты были, но всё же стоило поостеречься. Хотя, правду говоря, выглядели мамки презабавно: точь-в-точь старые переполошённые павлинихи.

— А, вот ты где, непослушная девчонка!

Ренна с перепугу чуть дёру не дала — от неожиданности, да и рявкнула краснощёкая Руза едва не на ухо. Нянька по-настоящему близко подобраться сумела, совсем рядом стояла — если очень постараться, то до подола дотянуться можно. Только вот смотрела она совсем в другую сторону. Видать, напугать решила.

— Вижу, вижу я тебя! А ну выходи!

Принцесса показала толстой спине язык, ещё немного назад отползла: так, на всякий случай.

И вывалилась на дорожку, оцарапав попу об острый гравий.

Покряхтывая, перевернулась, вставая на четвереньки: больно — сил нет, аж слезы на глаза навернулись, но надо поторапливаться, иначе точно схватят! Да и кололся этот Харсом проклятый щебень не хуже шипов, пока ворочалась все коленки намяла. Только вот как подняться-то? Юбка совсем запуталась, спеленала ноги верёвкой, а рука в петлю оборванной оборки угодила.

— Это не тебя ищут? — пророкотало над головой, будто камни осыпались.

Человек был по-настоящему огромным, ростом с дом, наверное, а, может, и повыше, даже солнце макушкой загораживал. И чёрный-чёрный весь, будто ворон — со страху Ренне примерещилось, что и лицо у него чёрное.

Мужчина присел на корточки, свесил громадные ручищи между колен. Меньше от этого не стал, но так его хоть разглядеть удалось. Оказалось, что не совсем гигант и тёмный. Кожа, правда, странная, цветом похожа на старый кирпич или хорошо подрумяненную хлебную корочку, но всё-таки не чёрная. А вот глаза и волосы в самом деле вороньи, да и вся одежда, словно в саже вымазался.

— Значит, тебя Ренна зовут, — прогудел гигант улыбнувшись. Губы-то лишь чуть дрогнули, но страшным он сразу быть перестал: в уголках глаз смешливые морщинки появились, а на щеке ямочка. — Ты младшая дочка короля?

— Не младшая я, — буркнула принцесса, — Изза младшее, я только потом.

— Прошу прощения, не хотел обидеть. Про Иззу мне ничего не сказали. Или я прослушал.