Рассказы. Часть 2

Каждую ночь, после того, как лицо погружалось в поверхность стены, словно в зыбучий песок, голос звучал на несколько секунд дольше, и каждую ночь, пытаясь вырваться из оков кресла, я всё лучше понимал его откровения. Я пытался убедить себя, что это лишь моё воображение, как оно в каком-то смысле и было. Явления Нила были только приемлемыми метафорами того, чем стал он, и чем становился я. Мой ум отказывался постигать истину, как она есть, и всё же я был одержим головокружительным и тошнотворным искушением узнать правду.

Какое-то время я боролся. Уехать я не смог, так, может, смогу писать. Обнаружив, что, как я ни бьюсь, мои мысли всё равно лишь о пляже, я написал это. Я надеялся освободиться, но, разумеется, понял, что чем больше думаешь о пляже, тем крепче становится его хватка.

Теперь я провожу на пляже почти всё время. Эти страницы я писал несколько месяцев. Иногда я вижу, как люди смотрят на меня из своих домов. Спрашивают ли они себя, что я там делаю? Узнают, когда придёт их срок, — узнают все до единого. Наверное, Нил его отчасти удовлетворил; теперь он не так торопится. Но это ничего не значит. У него своё время.

С каждым днём узор становится чётче. Помогают мои шаги. Стоит раз его увидеть, и он будет притягивать опять и опять. Я чувствую, как он растёт у меня в голове. Чувство ожидания всеохватно. Разумеется, это не я жду. Это ждёт голодный пляж.

Моё время близко. Большие влажные следы вокруг моих отпечатков становятся всё чётче — это следы того, чем я стану. Он просачивается во всё, хитрый и незаметный. Сегодня, взглянув на бунгало, я увидел, что они изменились, — стали похожи на окаменелости. Стали похожи на сны пляжа, в которые рано или поздно превратятся.

Голос теперь всегда со мной. Иногда сгустившаяся дымка принимает форму рта. В сумерках дюны выдвигаются вперёд, чтобы стеречь пляж. В темноте я вижу других, которые тоже вышагивают по пляжу. Только те, к кому прикоснулся пляж, могут их видеть; их силуэты расплывчаты — некоторые больше напоминают кораллы, чем плоть. Зыбучие пески заставляют нас повторять узор, а оно склоняется из бездны позади неба и смотрит. Море кормит меня.

Теперь я часто вижу что-то вроде сна. Я вижу то, чем стал Нил, — лишь фрагмент отпечатка, которым оно воспользуется, чтобы вернуться в наш мир. Каждый раз, когда мне уже почти удаётся вспомнить своё прозрение, я просыпаюсь. Мой мозг меняется, стараясь подготовить меня к концу. Скоро я стану тем же, что и Нил. Я весь дрожу, меня охватывает смертный страх, мой разум отчаянно хочет не знать. И всё же я смирился. В конце концов, даже если мне удастся уйти от пляжа, расти он не перестанет. Я понял достаточно и знаю: он всё равно проглотит меня, когда станет миром.

Перевод: Н. Екимова

Победитель

Пока Джессоп вел машину по набережной, он думал в основном о ветре, гнавшем залитые лунным светом тучи. Когда его «мини» оставила позади последнее из пустых конторских зданий, он увидел корабли, кренившиеся, как городские высотки при землетрясении. Машины круто разворачивались перед въездом на паромный причал. Несколько минут Джессон мрачно боролся с баранкой руля, подводя машину к воротам против ветра, всем весом отбрасывавшего ее назад. У самой эстакады с ним разминулась «тойота», набитая вопящими детишками, втиснутыми во все промежутки между багажом.

— Дублин не принимает, — сказал ему водитель с сильным ольстерским акцентом. Джессопу приходилось напрягаться, чтобы понять его. — Говорят, приезжайте через три часа.

— Я так и не поужинал! — возмутился один из сыновей, а его сестра недовольно добавила:

— Могли бы остаться у дяди!

Джессоп подумал, что и он мог бы на денек отложить поездку, но теперь уже забрался так далеко на юг, что не стоило поворачивать обратно. А мог бы вылететь из Лондона этим утром и обогнать непогоду, если бы не вздумал сэкономить. Он послал слова благодарности по ветру вслед «тойоте» и принялся выискивать убежище на предпортовой улице. Пивных хватало, но перед ними не было мест для парковки, не было и указателей на соседние стоянки. Джессон искал отель, где можно неторопливо перекусить и посидеть часок-другой, но сообразил, что все отели остались за пределами портового терминала.

Проскочив очередную пивную и доехав до другого конца переулка, Джессон резко развернулся под аккомпанемент возмущенных гудков. Он втиснул машину в узкий проезд между двумя ветхими домами с террасами, выходившими прямо на тротуар. Два ряда столь же унылых жилищ, с оконцами узкими, как дверные проемы, теснили ряд стоящих машин. Он заметил несколько табличек «Продается». Джессоп припарковался перед «Мореходом», под единственным уцелевшим уличным фонарем, и, прежде чем запереть машину, достал с заднего сиденья свой портфель.

В дальнем конце улочки виднелись открытые катера, плясавшие вокруг якорных канатов. Из пивной доносился невнятный гул голосов. Оконные стекла были мутными, но сквозь них читались налепленные изнутри плакатики: «НЫНЧЕ НОЧЬЮ. ПОЕМ ВСЮ НОЧЬ. НОЧЬ ВЕСЕЛЫХ КОНКУРСОВ». Он предпочел бы обойтись без подобного веселья. Впрочем, надо думать, найдется там укромный уголок, где можно поработать. Лампа и луна отбросили тень от его руки, когда он толкнул толстую исцарапанную дверь.

Сумрачное, задымленное помещение словно запуталось в сетях. Те, что наверху, слишком ярко блестели желтоватыми отблесками лампы, зато те, что в углах, напоминали непомерно разросшуюся паутину. Джессоп как раз убеждал себя, что и жалкая нищета может быть трогательной, когда дверная створка закачалась на ветру и, протолкнув его внутрь, захлопнулась.

— Прошу прошения, — обратился Джессоп к бармену и дюжине пивших и куривших за черными чугунными столиками.

Ответа не последовало, зато, пока он шел по обшарпанному деревянному полу к стойке, все провожали его взглядами. У человека за стойкой маленькие глазки, нос и рот уместились на тесном пространстве, оставленном на лице длинным подбородком. Он выглянул из-под провисшего куска сети и объявил:

— Один есть!

— Это ты, скажу тебе, прав, кэп, — проворчал мужчина, выигравший бы конкурс на самые крупные габариты у любых соперников.

— А и будь он не прав, ты сказал бы то же самое, Джо, — не вынимая из зубов сигареты, прокаркала его подружка, не многим уступавшая ему в размерах, и загремела браслетами, похлопав его по руке.

— Прошу прощения? — удивился Джессоп.

Она подняла руку — поправить падавшие на плечи рыжие пряди.

— Мы бились об заклад, что вы не попали на паром.

— Надеюсь, заклад был большой.

— Это он к тому, чтоб ты побольше выиграла, Мэри, — пояснил Джо. — Он тебе проиграть не желает.

— Верно, — согласился Джессоп и повернулся к бармену. — Что вы мне посоветуете?

— Ничего, пока я вас не знаю. Мы тут беремся угодить на всякий вкус, мистер.

— Джессоп, — ответил Джессоп и только тогда догадался, что его имени не спрашивали. — Для начала попробуем «Капитанское».

Пока бармен возился со скрипучим краном, он рассматривал облупленную, липкую стойку бара. Миниатюрная афишка призывала: «ВЫИГРАЙ ПУТЕШЕСТВИЕ В НАШЕМ КОНКУРСЕ», а вот меню нигде не было видно.

— У вас кормят? — спросил он.

— Жалоб в последнее время не было.

— Что вы готовите?

— А вы заказывайте.

— Карри можно? Что-нибудь в этом роде.

— А чего у вас на юге в него кладут?

— Все, что съедобно, — ответил Джессоп, чувствуя себя все более неловко. — На то оно и карри, верно? Тем более корабельное.

— Матросское рагу не желаете?

— Никогда не пробовал. Если оно готово, попробую.

— Храбрый парень, — кивнул бармен и подтолкнул к нему кружку с коричневой жидкостью. — Поглядим, как вы это осилите.

Джессоп как мог изобразил удовольствие от глотка пресного напитка с металлическим привкусом. Полез было за бумажником, но бармен его остановил:

— Расплатитесь перед отходом.

— Мне здесь подождать?

— Это чего же? — спросил бармен и тут же улыбнулся всем, кроме Джессопа. — А, вы про свою миску. Садитесь уж, мы вас найдем.