Таежные рассказы

— Якоря у вас нет? — спросил вдруг Ефим Осипович у эвенков.

Те враз вынули трубки, переглянулись и замотали головами:

— Нет…

— Плохо! — вздохнул Егоров. — Зацепить бы можно якорем машину и на берег вытащить… Из чего бы нам какой-нибудь железный крюк согнуть?

Стали перебирать все металлические предметы, имевшиеся в распоряжении. Перечисляли долго и подробно. Ничего подходящего не было.

— На факторию ехать надо, — решил наконец старший эвенк. — Привезем якорь, длинные веревки. Вытащим!

— Что ж… — согласился после долгого раздумья Егоров. — Трогайтесь! Только побыстрей. Река вот-вот станет… Я здесь побуду — чего ж мне без толку взад-вперед прогуливаться.

Эвенк согласно кивнул и легко поднялся с земли. Вслед за ним засобирались все остальные.

— Постойте-ка, — сказал Костя Бурдин. — Непорядок это — бросать одного человека в тайге. Случись, заболеет он после своего купанья, — и помочь некому будет.

— Я останусь, — подал голос Миша Карасев.

— Ничего со мной не сделается, — вмешался в разговор Ефим Осипович. — От чего тут болеть… А только вдвоем, конечно, все-таки веселее. Пусть уж Миша останется, если хочет.

Костя ушел к лодкам и скоро вернулся с рюкзаком, наполненным сухарями и консервами. Из бокового кармана сумки выглядывало горлышко фляжки со спиртом.

— От простуды, — подмигнул Бурдин.

Миша принес ведро, топор, котелок и остановился в раздумье, прикидывая: а не забыт ли еще какой-либо припас?

— Ну, двигайтесь! — сказал нетерпеливо Егоров. — Да не мешкайте в пути.

Они с Мишей молча смотрели, как отплыли от берега лодки и начали лавировать между несущихся навстречу льдин…

Когда товарищи скрылись из виду, Ефим Осипович шумно вздохнул и, потрогав дымящуюся паром одежду, распорядился:

— Вот что, Миша, сынок: возьми-ка ведро да вычерпай воду из лодки. А я, как обсохну, шалашик сооружу. Будем устраиваться на жительство, — невесело усмехнулся он.

Ночь стояла тихая, звездная. К утру еще больше похолодало. С реки все чаще доносился шорох шуги.

Всю ночь Егоров почти не спал. Лежа с закрытыми глазами, он слушал доносящиеся с реки звуки и как бы видел перед собой бесконечный поток льдин.

Только перед рассветом Ефим Осипович забылся тяжелым, тревожным сном. Но и во сне всё те же льдины то кружились перед ним, как в водовороте, то громоздились высокими торосами. Потом откуда-то появились вчерашние лодочники-эвенки. Они молча сидели у костра и, посасывая короткие трубочки, с укоризной глядели на него, Егорова. Внезапно тот из них, что пел вчера песни, придвинулся вплотную к Ефиму Осиповичу и сердито закричал: «Ты утопил машину! Ты!»

Егоров вздрогнул, открыл глаза. Из-за стены тайги уже выглядывало тусклое солнце. Миша стоял у костра, подкидывая в огонь сушняк. В котелке булькало какое-то варево.

— Ну, как у нас дела? — вскочил Ефим Осипович.

— Забереги появились, — хмуро ответил Миша. — Не успеют наши вернуться…

Егоров побежал к реке. Да, за ночь шуга застыла у берега широкой полосой. Теперь эта полоса начнет стремительно увеличиваться, и завтра-послезавтра река станет.

Ефим Осипович угрюмо зашагал по берегу. Заберега кое-где суживалась, но держалась прочно. Шуга шла все гуще… Нет, не подоспеют из фактории до ледостава!

Егоров сходил к костру, вернулся к реке с топором и начал вырубать вмерзшую в лед лодку. Пробив в забереге «коридор» к чистой воде, он снова закинул цепь на коряжину, подул на озябшие пальцы. Потом размотал две длинные веревки, крепко связал их и долго обдумывал что-то, прикидывая глазом расстояние от росшей на берегу елки до того места, где должна была находиться машина. В конце концов он опять смотал почти всю веревку, положил ее в лодку, а оставшийся конец привязал к ели.

— Ну, Мишуха, давай-ка будем спасать машину своими силами! — заявил Ефим Осипович, подходя к шалашу. — Нечего больше ждать.

Миша смотрел голубыми глазами на заведующего типографией и недоверчиво молчал.

— Чего глаза вытаращил? — усмехнулся грубовато Егоров. — Спасать машину, говорю, будем.

— Нашли якорь? — промолвил наконец Карасев.

— Без якоря обойдемся. Выйдем на лодке, я нырну, веревку за корпус привяжу. Вот и вся музыка!

— Да вы что! — испуганно воскликнул Миша. — Нырять в ледяную воду!..

— Ладно, ладно, — отмахнулся Ефим Осипович. — Без восклицаний… Вали-ка в костер больше дров, чтоб согреться потом!

Он начал проворно раздеваться: снял рубашку, белье, и прямо на голое тело надел ватные брюки и телогрейку. Натянув сапоги без портянок, расстелил у костра доху, извлек из рюкзака фляжку со спиртом. Окончив эти приготовления, коротко скомандовал:

— Пошли!

— Ефим Осипович, — начал несмело Миша, — разрешите мне нырнуть. Я молодой, не заболею. Плавать умею хорошо…

— Пошли! — уже резко и нетерпеливо повторил Егоров.

Над рекой начинал тянуть ветер. Он был еще совсем слабый, но вода уже покрывалась мелкими морщинками.

— Раньше бы надо! — буркнул в щетинистые усы Ефим Осипович.

У лодки Егоров объяснил подробности своего плана:

— Значит, так… Один конец нашей веревки привязан к дереву, другой держим в лодке. Отпускать будем постепенно, чтобы не запуталась в шуге. Как увидим машину, я разденусь и нырну. А ты старайся держаться на месте. Кончу я свое дело — вынырну, за лодку ухвачусь. Тут уж греби изо всех сил к берегу.

— Вам бы в лодку влезть, — заметил Миша.

— Еще опрокину… Нет уж, лучше — за лодкой. Вытерплю.

Сели в плоскодонку и, отталкиваясь веслами от забереги, вышли из прорубленного Егоровым «коридора». Лавируя между плывущих льдин, пробрались на место вчерашней аварии.

— Кажется, здесь, — почему-то шепотом сказал Ефим Осипович и перегнулся через борт.

Ветер все крепчал, река рябила сильнее. И хоть вода была по-осеннему прозрачна, дно виделось плохо. В глубине возникали расплывчатые контуры больших валунов, белели пятачки окатанных течением камешков. Все это появлялось перед глазами Егорова лишь на мгновение и снова исчезало в подводном сумраке.

Ефим Осипович помрачнел: обнаружить остов машины было совсем не так легко, как это думалось.

— Здесь ли мы ищем? — усомнился Миша.

Егоров окинул взглядом реку, присмотрелся к берегу и уверенно ответил:

— Здесь!

Тут Миша, тоже беспрерывно склонявшийся над бортом, радостно встрепенулся:

— Вон она! Вон!

И верно: в каких-нибудь двух метрах от лодки показался остов машины. Он боком лежал на ровном песчаном дне и виден был довольно отчетливо.

— Ну вот… — выдохнул Ефим Осипович. — Сейчас зацепим. Веревка-то даже длиннее, чем надо.

— Погодите, пусть льдины пройдут, — предостерег Миша.

Егоров снял сапоги, расстегнул пуговицы телогрейки и, сидя на корточках, смотрел на плывущие навстречу льдины. Они шли целым караваном — спокойно и величаво, и от их близости в воздухе стало как бы холоднее…

— Давай чуточку левее, — отрывисто бросил Ефим Осипович, когда льдины прошли. — Так… Теперь главное — держись на месте!

Он быстро сбросил с себя телогрейку, брюки и, крепко зажав в руке конец веревки, прыгнул через борт вниз головой.

«Очки! — заметил в последнюю секунду Миша. — Что же он не снял очки?..»

Затаив дыхание, Карасев до боли в пальцах сжал весла. Только бы удержать лодку на этом месте, только бы не нанесло сюда льдин!

Он видел, как копошился в глубине белым силуэтом Егоров, как подергивалась перекинутая через лодку веревка, и машинально, не зная, для чего это делает, шепотом считал:

— Раз… два… три… четыре…

Невдалеке опять показались льдины. Миша сбился со счета, нервы натянулись до предела. «Накроют!» — обожгла его холодом мысль.

Но тут рядом всплеснула вода, и в фонтане брызг мелькнуло лицо Егорова. Хватая широко открытым ртом воздух, он вцепился рукой за борт и прохрипел: