Страница 2 из 48
Н. Емельянова
В ТАЙГЕ
В краю далеком
Восьмой день Яша Таранов упорно бродил среди густого пихтача. Раскидистые, запорошенные снегом деревья, бесконечные завалы бурелома и тающие в сером небе вершины белых сопок так примелькались, что Яша видел их даже во сне. Стоило лишь смежить веки, как тайга, угрюмая и необъятная, колыхаясь, выплывала из тьмы. Она манила к себе звериными тропами, бесконечной путаницей старых и новых следов.
Следы… Сколько их встречалось Яше чуть не на каждом шагу!
Много, очень много следов видел Яша. Каких только больших и малых зверей не водилось в тайге! Были тут и хищные росомахи, и белоснежные ласки, и проворные колонки, и крылатые летяги. Даже свирепый медведь-шатун проплелся однажды между сопками, направляясь в дикую лесную глухомань.
Не встречалось лишь одного, самого желанного следа, о котором Яша мечтал и днем и ночью: следа соболя. Из-за этого редкого, драгоценного зверька вот уже восьмой день не знал молодой охотник ни отдыха, ни покоя; из-за него он, пересиливая усталость, обшаривал тайгу. И теперь, после безуспешных поисков, Яша все чаще и чаще начинал думать: уж не ошибся ли он тогда, во время охоты на рябчиков, когда случайно наткнулся на свежий, «горяченький» след соболя? Уж не спутал ли он его со следом другого зверька? Ведь все произошло так быстро и неожиданно…
Нынешней осенью Яша Баранов, так же как и в прошлом году, ушел с колхозной бригадой на беличий промысел. Охотники забрались довольно далеко в тайгу, на новые места, где еще летом была построена просторная изба — промысловый стан. Белок тут было много, и колхозники каждый вечер возвращались на стан с богатой добычей.
Однажды бригадир сказал Яше:
— Придется тебе сходить в деревню. Надо отнести в правление десятидневную сводку.
И хотя до деревни было несколько десятков километров, Яша спокойно ответил:
— Ладно.
Утром он поднялся раньше всех, когда было еще совсем темно. Позавтракав, Яша стал собираться в дорогу. Он положил в рюкзак сухари, соль, котелок, спички. Подпоясавшись патронташем, засунул сзади за ремень легкий топорик, вскинул на плечо ружье и, став на лыжи, двинулся в путь.
День занимался ясный, морозный. Солнце еще не взошло, но заря уже охватила восточную половину неба, и тайга сверкала красноватыми блестками, словно кто-то рассыпал вокруг мерцающие искры.
Проторенную охотниками тропу завалило снегом, но Яша хорошо знал дорогу и уверенно шел вперед. Там же, где у него возникало сомнение, он находил на деревьях сделанные еще летом затески и по ним, как по вехам, двигался дальше.
К вечеру Яша взобрался на перевал и тут остановился. Он снял беличью шапку-ушанку и, щурясь от ослепительно яркого снега, осмотрелся вокруг.
У ног его мягкой медвежьей шкурой лежала тайга. Похоже было, что какой-то великан бросил шкуру как попало и она то горбилась складками, то расстилалась ровными, убегающими вдаль полосками. И кругом, насколько хватал глаз, была все тайга и тайга, теряющаяся у горизонта в бело-синей дымке пространства.
Вдали от перевала белело большое поле. Это была «гарь» — след давнишнего лесного пожара. На гари находилась колхозная пасека, и там круглый год жил старый пчеловод Лукич. У него Яша и решил переночевать.
Пригладив ладонью заиндевелые волосы и надев шапку, Яша, усиленно тормозя палкой, скатился в падь[1]. Тут, в густом ельнике, почти из-под самых лыж с шумом взлетела стайка рябчиков, уже расположившихся было в снежных ямках на ночлег.
«Вот и мясо к ужину», — подумал Яша и, спокойно прицелясь с колена, выстрелил. Птица мягко плюхнулась в сугроб, а с елки посыпалась снежная пыль.
Рябчики перелетели дальше. Яша стал их преследовать: Обойдя островок густого подлеска, он заметил впереди, среди веток, хохлатого самца. Рябчик беспокойно топтался на суку, вытягивая короткую шейку. Это было верным признаком того, что птица вот-вот улетит. Яша стал поднимать ружье.
И в тот момент, когда ложе дробовика коснулось плеча, охотник вдруг увидел перед собой свежий след соболя. Это было так неожиданно, что мальчик не сразу поверил своему охотничьему счастью.
В местах, где теперь находился Яша, соболя почти не встречалось. Многолетнее упорное истребление этого драгоценного зверька привело чуть ли не к полному его уничтожению. Уцелел он лишь в самых глухих, труднодоступных уголках тайги. Но и там теперь охота на него была запрещена.
Впрочем, лучшие охотники из колхоза каждую осень уходили соболевать. Только соболя они не били, а ловили. И всякий раз, когда промысловики возвращались из тайги с железными клетками, в которых тревожно метались проворные зверьки, председатель колхоза Андрей Кузьмич посылал в город телеграмму-молнию. На другой день возле деревни опускался серебристый самолет. Он забирал клетки с соболями и улетал в далекий звероводческий совхоз. Там зверьков выпускали в большие металлические клетки — вольеры, и соболи жили и размножались, как на воле.
Соболеводство приносило очень большой доход, и делом этим занимались многие государственные организации и колхозы. А после Великой Отечественной войны, когда Советская страна стала строить свое хозяйство по новому пятилетнему плану, во многих местах начали открываться питомники и фермы. Спрос на живых зверьков непрерывно возрастал. Поэтому число охотников, занятых ловлей соболей, все увеличивалось.
Отец Яши был когда-то лучшим соболятником в колхозе. Но мальчика охотники с собой не брали, потому что он был еще мал и к тому же учился в школе.
— Тоже промысловик! — усмехался, бывало, отец в ответ на просьбы Яши. — Двенадцати лет не стукнуло… Годика три придется потерпеть. Сейчас у тебя есть поважнее дело: учиться.
И Яша терпеливо ждал, когда после окончания школы его возьмут в тайгу как полноправного члена звена соболятников.
Но дождаться этого дня ему так и не пришлось. Отец ушел на войну против немецких фашистов и погиб, защищая родную землю. Яша, оставшийся в семье «старшим мужчиной», должен был думать о постоянной, верной промысловой добыче. Такую добычу давала только охота на белку. За ней не нужно было забираться в глухую тайгу и затрачивать много времени на поиски. Охотиться на белку Яша умел с десяти лет, и теперь он почти не отставал от других промысловиков.
Яша жил без отца уже три года. И каждую осень он с завистью глядел вслед уходящим в тайгу соболятникам. Они были такими уважаемыми в колхозе людьми! Ведь не было еще случая, чтобы старые охотники пришли из тайги с пустыми руками. А он… Сможет ли он поймать хоть одного зверька? Чего доброго, можно так осрамиться, что стыдно будет и в деревню вернуться…
Но теперь, когда выпал такой удобный случай, Яша не мог его упустить. Этого соболя он должен выследить и поймать! Обмет[2] у него есть — хороший отцовский обмет. Дело только за разрешением: лишь бы отпустил его Андрей Кузьмич дней на десять из бригады…
Яша с волнением наклонился над снегом, легонько ткнул пальцем в след. Пухлый, еще не затвердевший снег легко раздался в стороны: это говорило о том, что соболь прошел здесь не больше часа назад.
Повернув лыжи к пасеке, охотник быстро заскользил под уклон. Почти рядом опять взлетели рябчики, но Яша не обратил на них внимания. Теперь ему было не до рябчиков.
И вот кончался восьмой день безуспешных поисков. Солнце, склонясь к горизонту, скрылось за вершинами деревьев. На мглистом небе обозначился бледный, будто припудренный инеем, кружок луны. С севера потянул обжигающий тридцатиградусным морозом ветер.
1
Падь — долина между гор.
2
Обмёт — большая сеть для ловли соболя, горностая, куницы.