Там-2

- Георгий. Попал сюда… Не знаю, как правильно сказать. Но путь прошел долгий и страшный. Слава богу, что оказался здесь, а не там, - я махнул рукой назад.

- Как мы сюда попадаем, я и так знаю. Давно тут живу, много видел, много знаю. Лучше ты мне про свою земную жизнь расскажи. Может, чем тебе и смогу помочь.

- Ох и долгая это история, - вздохнул я, вспомнив все происшедшее со мной в последнее время.

- Ничего, сын мой, ни мне, ни тебе торопиться некуда. Хотя, только от тебя зависит, сколько времени ты проведешь здесь, и когда сможешь обрести покой в раю. Или же, останешься здесь навеки. – Василий зловеще замолчал, а мне стало неспокойно и зябко. Я даже содрогнулся.

- Да ты не бойся, Георгий, постараюсь я тебе помочь. Не первый ты и не последний. А мужик ты, вроде, нормальный, без камня за пазухой. Сладим. Пойдем-ка, присядем, в ногах правды нет.

Мы присели на широкую бревенчатую скамью, и я начал свой грустный рассказ. Рассказ мой был долгим и невеселым. Василий просил рассказывать подробно, не упуская мелочей, и не скрывая от него ничего, о чем мог бы я умолчать с чужим человеком. К ночи закончить не удалось, и мы продолжили беседу на следующий день. Василий был человеком крайне умным и проницательным, с огромным жизненным опытом и большим и добрым сердцем. Общение с ним доставляло мне искреннее удовольствие и радость. Он, как бы сразу стал моим другом, сосудом, в который я мог перелить то, что не уместилось в меня, и я с удовольствием и увлеченно рисовал свою жизнь на стенах этого старого неземного храма. К вечеру следующего дня я, наконец, закончил свое повествование, и был с благословением отпущен Василием восвояси. Наутро следующего дня я проснулся от короткого стука в дверь. Это был Франсуа.

- Ну, что, выспался, подпривык уже к нашей грешной жизни? – Франсуа был явно в отличном настроении.- Собирайся, пора идти на работу! – он беззвучно рассмеялся. Я быстро оделся, ополоснул лицо водой, и мы двинулись в путь. Правда, был он совсем не долгим, и вскоре мы подошли к невысокому деревянному зданию с черепичной, потемневшей от дождей крышей. На витрине масляными красками на картоне неумело были выведены слова: « Ремонтирую обувь». Надпись была настолько старой и раритетной, что напомнила мне афиши из старых газет позапрошлого века. Мы зашли внутрь. Дверь, на удивление, даже не скрипнула. Значит, или ее постоянно смазывали, либо же это заведение пользовалось весьма активным спросом. Помещение внутри было небольшим, метров двадцать. Это была обычная обувная мастерская. В углу горой валялись старые, требующие ремонта башмаки всех размеров и фасонов. У окна стоял видавший виды рабочий стол с тяжелой солдатской табуреткой. На полке – отремонтированная обувка. На стене, на гвоздях и полочках лежал необходимый инструмент и фурнитура.

- Вот, знакомься со своим рабочим местом, - жестом указал Франсуа.

- Так я что, один здесь работать буду? – испуганно спросил я.

- Конечно, один! У нас тут с рабочими местами туговато. Я имею в виду, с востребованными и чистыми. Грязной работы полно, только вот желающих не много. Мы, конечно, вправе не спрашивать согласия жителей, тем более, новеньких. Но, хочется же как-то по-человечески, с пониманием, без нажима. Так что, считай, что тебе повезло. Давид просил определить тебя на какую-нибудь приличную, даже, интеллектуальную работу. Вот я тебе и подыскал. Да ты не сомневайся, работа отличная, можешь общаться с людьми, да и время здесь проходит быстрее!

Франсуа ввел меня в курс моих будущих обязанностей. Работать нужно было с 8 утра до 8 вечера. Обеда, по понятным причинам, не было. Мало того, что обувь несли жители города, каждое утро курьер привозил на стареньком форде целую кучу обуви из райских кущей, т.е., жителей рая. Конечно же, моя мастерская была не одна в городе, и заказы распределялись практически, поровну, но работы от этого было не меньше. Поначалу я сильно переживал за то, что у меня ничего не получится, но опыт и память оказались хорошими помощниками. Помнят руки-то, помнят! Через недельку я уже залихватски стучал молотком и с удовольствием складывал отремонтированную обувь на отдельную полку. Люди приходили и уходили, кто-то благодарил, кто-то ворчал. Но никто не ругался, как это бывает на земле. Все прекрасно понимали, что по пути брани и злобы рая им не видать. Вот и воспитывали в себе терпение и смирение. Кстати, как мне шепнул на ухо Франсуа, мой предшественник выбил-таки себе местечко в раю своим ударным трудом, смирением, терпением и молитвами. Откровенно говоря, это сильно меня ободрило, и я начал работать в два раза быстрее. Проходили дни, ничего не менялось. За окном то шел дождь, то светило солнце. Снега не было никогда и это радовало. Не люблю я зиму! Так что, зимняя обувь и одежда не нужна, огня все равно, нет, да и душа меньше мерзнет. Франсуа периодически наведывался в мою каморку, справлялся, как идут дела, мы некоторое время пытались общаться, но, понимая, что говорить-то, по большому счету, не о чем, он уходил. Я уже стал терять всяческую надежду на улучшение своего положения, потерял счет дням, неделям и месяцам. Меня обуяла зеленющая тоска и хандра. Я плохо спал, настроения общаться с кем – либо, или работать совсем пропало. Выручало одно – общение с Василием, посещение его уютного храма, ставшего мне ближе дома, наши с ним задушевные беседы. С каждым днем я все более ясно понимал, что вся моя прошедшая жизнь, в основном, пустое и бесцельное времяпровождения. Почему мы прозреваем только на том свете, и лишь единицы понимают суть нашего существования на бренной земле? Все поздно, всегда поздно. Грустно.

И именно в это время моего полного опустошения, со мной и случилось то, чего я никогда не забуду.

Однажды, в промозглый черный вечер, когда я пришел домой после очередной встречи с Василием, в мою дверь постучали. Достаточно уверенно и настойчиво. Поскольку, кроме Франсуа меня никто не навещал, а я так и не смог найти себе товарища по несчастью, непредвиденный визит вызвал у меня внутреннее беспокойство. Я открыл дверь (которая, кстати, никогда и не закрывалась на засов или замок) и увидел перед собой Давида. Честно говоря, я ужасно ему обрадовался! Как родственнику, другу, внезапно навестившего старого холостяка скрасить его одиночество.

- Ну, привет, сапожник!- Давид был в отличном расположении духа и протянул мне руку.

- Спасибо, спасибо, - запричитал я, тряся ему руку, - здравствуй, дорогой, спасибо, что зашел, спасибо!

- Ну, как живешь? – Давид огляделся вокруг. – Не богато, но чистенько. Чем порадуешь старого друга?

- А чем тебя порадовать? Живу – не тужу. Хожу в храм к Василию, иногда заходит Франсуа, общаемся понемогу.

- Скучно живешь, дружище! Ни друзей, ни врагов, ни жены, ни любовницы! Тоска!

- Да мне этого и не нужно. Насильно мил не будешь, а из-под палки совсем не хорошо. Лучше уж одному, зато честно, никого не обманывая.

- Это правильно,- одобрительно кивнул Давид и сразу посерьезнел. – Это ты хорошо сказал. А я как раз по этому поводу к тебе и пришел. Извини, раньше не смог – дел полно, народ прибывает и прибывает. То теракты, понимаешь, то крушения всякие. Сам знаешь. Аааа, точно. Не знаешь. Ведь информации то у тебя о земной жизни никакой! Дааа, не порядок. Ну, так вот, держи! – Давид вытащил из-за спины какой-то приборчик. Он был похож на небольшой экран в серебристом чехле. Экран был полукруглым, чехол – видавшим виды и довольно-таки ветхим, с бахромой из потертой серебристой такни.

- Да ты не смотри на его вид, прибор что надо, работает исправно! Вот, освободился от старого хозяина, и я сразу к тебе. А хозяин, кстати, со вчерашнего дня – в раю! Чего и тебе желаю.

Настроение у меня тут же выправилось вместе с осанкой. Я так обрадовался, как будто бы сам уже стою на пороге райских ворот! Ах! И, все-таки, я обязательно туда попаду, честное слово! Все сделаю, а попаду! Ведь там все мои родственники, мать, отец. Я в этом нисколько не сомневаюсь!