Там

Я торжественно обернулся, не ожидая, однако, от бабули одобрения за свой поступок. Но бабушка ушла уже довольно далеко и, кажется, не заметила нашего инцидента с бородатым. Ну, и слава богу, ругаться не будет! Я поспешил ее догнать, поравнялся и пошел рядом. Пошел. Нет, моя бабуля ходить не умела, она мчалась. Мчалась на всех парусах. Никогда не мог ее догнать. Скорость, как у королевского скорохода. Так мы с ней и поскакали куда-то в сторону гор, побирались через какую-то чащу, неслись через луга, пригорки, пока не взобрались на какую-то отвесную скалу на весьма приличной высоте. Да, лететь отсюда вниз где-то полдня… Внезапно погода резко испортилась, налетели темные тучи, предвестники бури. И действительно, через пару минут закапал дождь, ветер стал еще сильнее и резче, дождь хлестал по щекам, противно стекая за шиворот. А бабушка все упорнее и упорнее лезла вверх, карабкаясь по крутым откосам скалы, скользя на выступах и явно рискуя сорваться вниз. Я глянул вниз и обомлел. Внизу, где-то очень, очень далеко сквозь мглу и дождь, облака и тучи виднелась земля. Серая и мокрая, почти нереальная. Куда же мы идем? Откровенно говоря, страшно стало давно, но я старался не показать вида. Наконец, окончательно промокнув и, устав от неизвестности, я решился:

- Бабуль, а куда мы идем?

Бабушка, как заправский скалолаз, ухватилась за выступ скалы, легко перепрыгнула через трещину, выпрямилась и обернулась ко мне. Говорить ничего было не нужно. Я понял все по взгляду. А взгляд говорил: иди, не хнычь! Я знаю, куда и зачем, иначе, на кой дьявол я бы ползала с тобой по отвесным скалам под проливным дождем, да еще и на старости лет?

Ну, ладно, лезу дальше. Туча, зацепившаяся не вовремя за нашу скалу, все еще лила холодным дождем, но уже в ногах. Мы ее обогнали по высоте. Так карабкались мы еще очень долго. Но я, почему-то не сомневался, что мы ползем именно туда, куда нужно, и иначе просто нельзя. Я целиком и полностью доверялся бабушке и шел за ней, как за вождем революции. Трудно сказать, сколько продолжался наш поход, но, в итоге, все, к счастью, должно было по смыслу жанра, подходить к концу. Должно. Но, видимо, не в этот раз. Бабушка, как будто, испытывала меня на крепость и стойкость. Это, конечно, зря, думал я. Я человек терпеливый и к боли не очень чувствительный. Как бультерьер. Но, видимо, бабуле нужно было подтверждение того на практике. И я терпел. Вот, наконец, мы вышли на открытую равнину, дождь кончился, хотя небо оставалось серым и неприветливым. Впереди я заметил какие-то полужилые здания. Точнее, совсем не жилые. Это походило на заброшенную железнодорожную станцию с полуразрушенными техническими зданиями, обгоревшими строениями и … поездом. Странно, но каким-то чудом он сохранился. Точнее, это был и не поезд, а паровоз. Эдакий очевидец первой мировой. Соратник Ильича. Мы подошли к нему вплотную и бабушка начала карабкаться по ступеням в отсек для машинистов. Я последовал ее примеру. Евгения Кирилловна Мальчукова (это полное имя моей бабушки) в очередной раз меня повергла в шок. Заправскими отточенными движениями она начала крутить какие-то ручки, дергать за рычаги. К моему изумлению, этот раритет пару раз чихнул, крякнул, брякнул и … тронулся. Он реально поехал! Я смотрел завороженно на новоявленного машиниста и восторгался бабушкиными способностями. А она мне и не говорила никогда, что работала на паровозе! Вот дела! А между тем, наш старичок так раскочегарился, что ветер свистел у нас в ушах! Да, скорость стала очень даже приличной. Интересно, когда нужно будет остановиться, мы сможем остановить эту чугунную махину, или нам нужно будет прыгать в пролетающие болота? Не успел я задать себе эту мысль, как бабушка взяла меня за рукав и показала, что я должен пройти по лесенке, которая обрамляла голову паровоза. Я послушно прошел налево, ветер с жуткой силой ударил мне в нос, забивая его дымом от угля и каким-то мазутом. Я остановился в недоумении, но бабуля подталкивала меня все дальше и дальше, пока я не очутился впереди паровоза, перед самым его носом. Впереди не было ничего, кроме рельсов, глотаемых составом с акульей скоростью. Состояние души и тела стало каким-то не подвластным моей воле. Я тут же вспомнил Титаник. Ну, фильм, конечно. Наверное, у его героев было подобное же чувство полета. Бабушка стояла рядом и, как бы, контролировала меня. Ее волосы распушились, но пучок не разошелся и твердо держался на полукруглом коричневом гребне. Зато глаза! Глаза ее светились, как будто бы внутри них включили голубые люминесцентное лампочки. Их свет был такой сильный, что, казалось, он затмил прожектор паровоза, освещая нам путь. Ее губы были поджаты, но она улыбалась! Я давно позабыл ее улыбку. Вся она просто светилась изнутри, лик ее был устремлен куда-то вперед, в ту точку, которую видела только она одна. Возможно, она летела к своему сыну, Сашеньке, погибшему уже после войны, и представляла себе эту долгожданную встречу после многих десятков лет разлуки. И в этот момент она была действительно счастлива!

Паровоз несся вперед, мы молча стояли и смотрели в неизведанную даль, забыв о времени, забыв о действительности, забыв обо всех.

Наконец, поезд замедлил ход и стал останавливаться. Мы с бабулей, как будто, очнулись. Странно, но бабушка уже не колдовала за рулем паровоза, он жил, как бы, своей жизнью. Вокруг была такая же белая пустыня, только вдали виднелся какой-то любопытный холм, на котором с трудом угадывалась какая-то жизнь. У меня защемило сердце. Я, как бы вышел из ступора, вспомнил, что со мной произошло в последнее время… день? Два? А сколько же прошло времени? Я попытался как-то определиться по времени, но никак не смог понять, сколько же времени прошло с того времени, как я попал на стройку. В конце концов, у меня от этого напряжения начала болеть голова, и я плюнул на это бесполезное занятие. Будь, что будет! Уж коли попал в такую … ситуацию?...страну…? Да черт его знает, куда я попал? Главное, вроде, жив и здоров. По крайней мере, физически. Насчет головы у меня были большие сомнения.

Поезд остановился. Я спрыгнул с лестницы на землю и помог спуститься бабушке. В этот момент я поймал себя на мысли, что за все это время в первый раз коснулся ее кожи. Рука у нее была худенькая и холодная. Но, до боли родная. Я вспомнил все. Всю нашу с ней жизнь, как я помню себя, вплоть до злополучного 1977 года, когда ее не стало. Как жаль, что тогда меня не было рядом. А еще меня все последние годы гложет злоба на себя за то, что никто из родных не ездил к ней на могилу и, она была потеряна. Теперь уже – безвозвратно. Поэтому, после смерти отца, с 1997 года я приезжаю к нему практически каждый год, боясь потерять и ее. Ни на кого не хочу перекладывать вину – каждый отвечает за себя, за свои поступки и сам несет груз своей вины и молит о прощении. Это, кажется самый тяжкий мой стыд за всю мою жизнь, который я более не хочу испытывать ни по каким причинам. Так или иначе, наша бабушка всегда в наших сердцах, памяти в глубочайшей любви и уважении.

Не было ни перрона, ни вокзала. Просто неестественно белое поле. Вдруг, как из под земли, выросли мои старые приятели – Марк и Юна. Откуда они взялись у поезда, я объяснить себе не смог. Хотя… Я уже давно привык к подобным фокусам и перестал удивляться. Жестом они показали, что ждут меня и нужно прощаться с бабушкой. Я взглянул на бабулю. Ее бледное лицо с немного воспаленными голубыми и светлыми глазами выражали любовь и жалость по отношению ко мне. Я чувствовал, что она не хочет расставаться со мной и тут я заметил маленькую слезинку, появившуюся на ее глазу. Она умоляющее смотрела на меня. Как в последний раз. Будто прощалась навеки. А разве раньше мы уже не простились? Нет, в 77-м мы этого сделать не успели. Я крепко ее обнял и не мне стало так жалко и обидно, что я опять ее теряю, что на мои глаза тоже навернулись слезы. И тут вдруг я услышал, как бабушка сказала: «Не плачь, внучек, все хорошо, ты у меня молодец, я тебя очень люблю. И Женьку тоже. Я знаю, как ты искал мою могилу. Знаю, что продолжаешь искать. Не надо, не ищи. Уже не найдешь. Да и не в этом дело. Главное – ты обо мне помнишь, и я это чувствую. Когда ты меня вспоминаешь, мне сразу становится легко на душе и в сердце праздник. Это так приятно! Не забывай про меня! Храни тебя бог!»