Представитель темной расы

Когда мы остались с советником вдвоем, то я посмотрел на него, взвешивая все за и против еще раз. Трастиан, в ответ на мой взгляд, вопросительно поднял бровь, безмолвно спрашивая: в чем дело? Я же хмыкнул.

— Господин советник благороднейших и мудрейших иллайри, как вы смотрите на то, чтобы сходить со мной в небольшой, но весьма важный поход?

Трастиан оглядел меня, будто у меня в один момент на голове выросли рога.

— Что ты задумал?

— Хочу вот темную цитадель навестить, ты со мной?

Советник поднял кубок, медленно отпил из него, продолжая рассматривать меня, а потом так же медленно поставил его на стол и проглотил жидкость.

— Рассказывай, — потребовал он, впиваясь в меня, как мне показалось, вспыхнувшими красным золотом янтарными глазами. — И про мелочи не забудь.

Глава 46

После моих выкладок, Трастиан задумался, словно взвешивая все за и против. Молчание меня нисколько не тревожило. В конце концов, если он не согласится, то я вполне могу пойти и один. Конечно, от помощи я бы не отказался, но заставить ведь не могу, а самому Трастиану, возможно, и вовсе нет никакого резона влезать во все это.

Если вдруг мы не сможем добраться до Валуату или его жрецов, кто знает, как отреагирует это существо на вмешательство советника иллайри. Да, сейчас они по старой памяти не пытаются проникнуть в город на скале, вероятно, даже не трогают иллайри, которые выбираются на вылазки, но кто даст гарантии, что после нашего похода всё останется по-прежнему?

Если вдруг нам не будет сопутствовать удача, и мы оба погибнет там, что будет с народом иллайри? Вряд ли они смогут сдержать гнев разозленного, сошедшего с ума духа. Хотя, он вполне может предложить им присоединиться к ним. Не уверен, что подобная перспектива порадует иллайри.

Думаю, Трастиан тоже все это понимает. Если мы туда пойдем, то нам нужно будет кровь из носа прикончить духа, кем бы он там ни был и какой силой не обладал.

Честно говоря, поначалу я не подумал, но потом, вспоминая разговор Эрру, мне пришла мысль: а почему, собственно, сами великие духи не разбираются с подобными прилипалами? Почему позволяют убивать смертных, не вмешиваясь во все происходящее? Даже сейчас, когда Валуату стал развоплощать духов Ивуалу, они не собрались все вместе и не надавали зарвавшемуся «гостю» по щам, а скинули эту почетную должность на мои плечи.

Можно было бы обвинить духов в бесхребетности, хитрости или еще в чем-то, но думаю, все намного проще. Подозреваю, что разгадка кроется в том, что духи не способны убивать друг друга. Понятия не имею, так это или нет, но другого объяснения всему этому у меня нет.

По сути, ведь духов убивает не сам Валуату, а гармы, которые уж точно имеют плоть и, вполне возможно, даже душу. В любом случае, ответ на этот вопрос точно лежит где-то в плоскости запретов и взаимоотношений между духами.

Ведь если боги — это потерявшие свой изначальный мир, но не пожелавшие терять память верховные духи, то и в других мирах имеются такие вот чужаки. Полагаю, что большинство из них всё-таки выбирает пусть и долгий, но безопасный путь — приводить людей в веру, мягко подталкивая тем самым к тому, что они сами радостно отдают свои душу такому вот богу.

Да уж, ничего в жизни бесплатно не бывает. Даже за свою веру приходится платить душой. По мне, так слишком высокая эта цена.

— Я подумал, — выдернул меня из размышлений о «высоком», голос Трастиана. Я вопросительно на него посмотрел, показывая всем видом, что ожидаю его ответа. — Я пойду с тобой.

Я был удивлен.

— Не ожидал, — честно признался. — И почему твое решение оказалось положительным? Я понимаю, что я сам предложил, но мне казалось, что ты против подобных авантюр и не желаешь, чтобы в войну, так или иначе, ввязывались иллайри. А как по мне, то ты самый яркий представитель своего народа.

Трастиан колко глянул на меня, будто в чем-то обвинял. Сдается мне, что идея ему все равно не по душе, но он по каким-то своим соображениям решил всё-таки переступить через свои убеждения.

— Моему народу не плохо в защищенном городе. Признаться, я, как и мои предшественники, был бы очень рад не обращать внимания на внешний мир, — советник потер пальцами висок, словно у него внезапно заболела голова. — Понимаешь, Морридан, этот мир встретил нас неласково. Если бы мы были людьми и имели такой же малый срок жизни, то, возможно, давно бы уже и забыли, что мы сюда пришли. Но мы так не можем. Этот мир до сих пор чужд для нас. Мы не ощущаем себя здесь в безопасности. Иллайри сами по себе являются мирным народом, предпочитающим создавать зелья, творить сложные артефакты, любоваться природой, умиротворенно беседуя о всевозможных вещах. Но так ведь не может быть постоянно. Мир не состоит из небольшого кусочка. Там, за пределами барьера, он огромный, пугающий, непредсказуемый. Раньше с тем, что там происходит, разбирались иллиатары. Они любили это. Свободу, путешествия, приключения, бои, какие-нибудь загадки. Их невозможно было удержать на одном месте долго. Да что я тебе рассказываю, ты ведь иллиатар и отлично все это знаешь, потому, как и сам такой. Ты провел в Ранкеаледане в прошлый раз всего три месяца и сбежал при первой же возможности, даже то, что я попросил взять с собой моего сына, не остановило тебя ни на секунду. А сейчас? Ты только вчера прибыл и уже снова уходишь. Кажется, будто тебя не пугает ни сила Валуату, ни то, что придется сразиться с его жрецами или же тысячами гармов. И отчего-то, смотря на тебя, я понимаю, что да, не пугает. Для иллайри такое невозможно. Но и сидеть дальше, старательно делая вид, что мир отдельно, а мы отдельно — невозможно. Нам необходимо двигаться вперед. И у нас есть два выхода; либо измениться еще сильнее, чем мы смогли, либо попытаться вернуть тех, кто станет, как и раньше нашими глазами, ушами и нашей силой. Силой, способной встать между нами и миром, позволив заниматься тем, что нам нравится, не оглядывая ни на барьер, который может в один момент рухнуть, ни на гармов, способных переменить решение и попытаться нас уничтожить, ни на людей, численность которых растет слишком быстро. Иллайри всегда были опорой для своих темных братьев. Каждый из нас, даже беспокойный Трамирон, мечтает вернуть те времена. Не потому что меняться страшно и больно, но и потому, что внутри нас все противиться тому, чтобы забыть иллиатаров, оставить их навечно позади.

Трастиан замолчал, и я видел, что он несколько неловко себя ощущает от такой длинной и наполненной мыслями и чувствами речи.

— Да ты мечтатель, Трастиан, — хмыкнул я, попытавшись разрядить напряженную обстановку.

Советник вскинул подбородок, будто мое высказывание его глубоко оскорбило, но я видел, как дрогнули уголки его надменных губ.

— Все мы в этом городе такие, — вместо отповеди о том, что мои слова всего лишь моя выдумка, сказал советник. — Когда ты появился перед нами, признаться, многие растерялись. Люди говорят, что надежда умирает последней, но когда вот так вдруг исполняется то, о чем желал с давних времен, то порой толком и не можешь понять, как к этому относиться. Все мы пытались отыскать подвох, боясь поверить. А некоторые просто страшились перемен, которые ты принес на своих плечах. Легко ступая по улицам города, ты словно стал финальной точкой в старой истории. И все мы ощутили в тот момент, что после этой точки писаться будет совершенно иная история. Нам нужно было время, чтобы понять и принять это.

Я прищурился, оглядывая Трастиана подозрительным взглядом.

— Только не говори мне, что раньше все иллайри изъяснялись подобным образом?

Советник приподнял брови, всем своим видом показывая, что он думает о невежественных типах.

— Мы живем долго, нам некуда спешить. Любование природой обычно настраивает на лирический лад. Наши зелья не терпят торопливости, а многие растения нужно уметь слушать. Артефакты тоже не любят суеты. Именно поэтому ты и не можешь совладать с подобной магией, тебе не хватает терпения.