Двойные игры адвоката

– Елизавета… м-м…

– Германовна, – подсказала Дубровская, вспомнив, что следователь познакомил их походя, и ее отчество могло Аркадию не запомниться.

– Да, Елизавета Германовна, – с облегчением проговорил Серебровский, увлекая ее за собой в коридор, подальше от любопытных взглядов больных и медперсонала. – У меня к вам есть маленькое дельце…

Лиза подчинилась ему, стараясь не показывать своего удивления. Между ними по определению не могло быть никаких дел.

– Милая Елизавета Германовна, у меня к вам просьба… Не знаю, как выразить ее, чтобы вы поняли, но попробую. Видите ли, для нас с Катюшей это происшествие стало потрясением. Вы видели мою жену. Она очень впечатлительна и не перенесет, если вдруг Ушаков окажется на свободе. Вы меня понимаете?

– Боюсь, что нет, – ответила Лиза, совершенно не представляя, куда клонит Серебровский. – Я не вижу ни малейших шансов, чтобы мой клиент оказался на свободе. Опознание только закрепило позиции обвинения.

– Ну и слава богу! – вздохнул мужчина с явным облегчением. – Знаете, из прессы нам известна масса случаев, когда человека вдруг выпускают, и он начинает мстить всем вокруг. Нам бы этого не хотелось.

Дубровская пожала плечами.

– Да, а в чем просьба? – вспомнила вдруг она.

Серебровский опять почувствовал себя неловко. Елизавете было забавно наблюдать, как этот взрослый солидный мужчина тушуется, как подросток.

– Вы хотите предложить мне что-то неприличное? – улыбнулась она, подначивая его.

– В каком-то роде, – признался Аркадий. – Видите ли, я понимаю, что значит бесплатный адвокат. Вы трудитесь, защищая негодяя и не получая при этом ни материальной отдачи, ни даже элементарной признательности. Я мог бы оплатить вам работу. Причем достойно.

– Вы собираетесь оплачивать мне работу? – изумилась Дубровская. Она еще не слышала, чтобы потерпевшие оплачивали труд адвоката обвиняемого. Это было лишено всякого смысла.

– Пусть это не покажется вам бесстыдством. Конечно, я хочу получить кое-что сторицей, милая Лиза!

Дубровская смешалась. Это внезапное сокращение дистанции между ними – с официальной манеры общения на что-то интимное, близкое, – взволновало ее. Пять минут назад Серебровский уточнял ее отчество, сейчас он называл ее по имени, причем так, как это делали друзья или близкие.

– Я всего лишь хочу, чтобы этот негодяй остался за решеткой, – сказал он тихо, словно приглашая ее на свидание.

Дубровская почувствовала легкую досаду. Ей стало неловко за свои глупые мысли. Интересно, увидел ли он в полумраке коридора, как вдруг вспыхнуло ее лицо? Ужасно, если он вдруг решит, что он взволновал ее как женщину!

– Останется Ушаков за решеткой или нет, зависит не от меня, – ответила она немного резко, желая реабилитироваться в его и своих собственных глазах.

– Немного это зависит и от вас, – мягко возразил Серебровский. – Ведь вы его адвокат. Я заметил, что вы не привыкли относиться к защите формально.

– И вы предлагаете мне деньги за то, чтобы я не защищала Ушакова? – уточнила Елизавета.

– Именно так. Такой человек недостоин защиты.

– Не вам и не мне решать, кто достоин защиты, а кто нет, – твердо сказала Дубровская.

Серебровский посмотрел на нее с сожалением.

– Вижу, мое предложение не пришлось вам по вкусу.

– Да, и если вы понимаете, я сейчас не набиваю себе цену. Ваша просьба не только аморальна, она еще и противозаконна.

– Господи, чего же аморального в том, чтобы защитить свою жену?! – воскликнул Серебровский. – Я хочу, чтобы ее обидчик получил реальный срок. Без всяких снисхождений и условных осуждений.

– Он получит этот срок и без ваших стараний.

– Значит, вы отказываетесь от денег?

– Да, отказываюсь.

Серебровский сокрушенно покачал головой. Огорчение его было таким искренним, что Лиза почувствовала себя виноватой. В самом деле, разве стоило ей быть такой занудой и читать ему нотации, распекая за аморальность и противозаконность? Свекровь не зря говорила, что ее слова похожи на цитаты из учебника, а муж упрекал в излишней правильности. Конечно, при любом раскладе она не взяла бы у него деньги, но отказать ему можно было мягко и не столь категорично.

– Я восхищен вашими строгими моральными принципами, Елизавета Германовна, – грустно улыбнулся Серебровский. Должно быть, он посчитал, что несколько поторопился называть адвоката по имени. Особа «с такими принципами» запросто могла написать на него какую-нибудь кляузу.

– Если вы хотите, я могла бы заверить вашу жену, что в этом деле для нее не будет никаких неприятных сюрпризов, – предложила вдруг Дубровская, сама не понимая зачем. – Я просто успокою ее.

В самом деле, почему она не может сделать для них такую малость? Кто будет упрекать ее в несоблюдении адвокатской этики? Самому Ушакову, видимо, без разницы, есть у него адвокат или нет. Он не утруждает себя даже тем, чтобы просто поздороваться с ней.

– Это было бы очень мило с вашей стороны, – рассеянно ответил Аркадий, сверяя время. Часы на его руке, как заметила Дубровская, были дорогими, из розового золота, в прозрачном корпусе, который позволял насквозь видеть, как крутятся все колесики и шестеренки. – Я покажу вам, где ее палата.

Они прошли по коридору почти до самого конца. Палата Серебровской находилась прямо напротив ординаторской. Мужчина осторожно постучал и, сделав паузу вежливости, отворил дверь.

Екатерина лежала на кровати, глядя в потолок.

– Ты бы поспала, дружок, – сказал Аркадий, подходя к ней и целуя в висок.

Но она поднялась на локте, с некоторым опасением глядя на Дубровскую.

– Не бойся, это адвокат. Она пришла сказать тебе несколько слов, – пояснил Серебровский, беря жену за руку. – Ты немножко поговоришь с ней, а потом заснешь. Ты обещаешь мне это?

– Обещаю, – проговорила Екатерина. Их общение напоминало отношения заботливого отца и дочери. Хотя внешне Серебровская больше походила на его старшую сестру, чем на супругу.

– Вы ее сильно не утомляйте, Елизавета Германовна, – попросил Аркадий. – Катя еще слишком слаба. А мне нужно бежать. Если так пойдет дальше, я запросто могу лишиться работы. В банке не приветствуют долгие отлучки.

Он улыбнулся женщинам. Конечно, он слегка кокетничал. В банке Аркадий был на хорошем счету, и увольнять ценного сотрудника только за то, что он навестил жену в больнице, никто бы не стал.

Когда его шаги затихли в глубине коридора, Дубровская улыбнулась.

– У вас заботливый муж. Честно говоря, я вам завидую.

– Так все говорят, – бесцветно согласилась Екатерина, словно у нее на этот счет было свое мнение.

Лиза мысленно отругала себя. Кто ее дернул за язык обещать что-то Серебровскому? О чем она будет говорить с его женой?

– Вы присаживайтесь, – предложила ей Катя, указывая на стул.

Елизавета села, поставив портфель рядом с собой. Теперь она походила на доктора, приглашенного на вызов к больному. Ее удивило, что рядом с Катей на прикроватной тумбочке не было ни одной книги, ни единого журнала. Когда Лиза сама лежала в больнице, она только и делала, что читала. Чем еще можно убить скуку и однообразие больничной жизни? Но в большой светлой палате с жалюзи на окнах было чисто и пусто. Телевизор молчал, не докучал своим тарахтением холодильник. В углу на полу стояла ваза с огромным роскошным букетом. Из-за своей неимоверной величины он мог стоять лишь там, прислоненный к стене. В противном случае ваза бы опрокинулась на пол.

– Я не люблю огромные букеты. Но Аркадий их всегда покупает, – сказала Катя, заметив взгляд посетительницы.

– Должно быть, очень сильно вас любит.

– Ему очень важно, что о нем подумают. Вдруг молоденькая продавщица в цветочном магазине решит, что у него нет денег на самые лучшие цветы?

Дубровская еще раз удивилась, хотя внешне никак свои чувства не выдала. Ей показалось, что Екатерина слишком холодно принимала заботу мужа. Она относилась к этому как к чему-то само собой разумеющемуся. «Я не люблю огромные букеты». Да многие тысячи женщин, получающих раз в году чахлую веточку мимозы на Восьмое марта, назвали бы ее неблагодарной дурой!