Страница 43 из 52
– Все вернется. Я от души надеюсь – ради них самих так же, как и ради нас, – что все вернется. Сегодня по дороге домой я вдруг осознал, чего мне теперь не хватает больше всего. Смеха, всего этого смеха. Теперь люди словно разучились смеяться. Я имею в виду, на улицах, даже детишки. – Мак-Ивер маленькими глотками потягивал свой виски.
– Да, этого смеха мне тоже очень не хватает. И шаха тоже жалко. Жалко, что ему пришлось бежать: все было так хорошо налажено, упорядочено, если говорить о нашей жизни, и так еще недавно. Бедняга, и до чего же отвратительно мы с ним обошлись, с ним и с его очаровательной женой. И это после всей той дружбы, которой он одаривал нашу сторону. Знаешь, мне ужасно стыдно: он действительно делал все, что мог, для своего народа.
– К сожалению, Джен, для большинства из них того, что он делал, было недостаточно.
– Знаю. Грустно все это. Жизнь иногда очень грустная штука. Ладно, что толку горевать по убежавшему молоку. Ты голоден?
– Еще как!
От свечей в столовой было тепло и уютно, промозглый холод нетопленой квартиры растаял без следа. Задернутые портьеры не пускали ночь в дом. Хасан тут же принес дымящиеся глубокие чашки с разными хорешами – буквально это слово означало «суп», но на самом деле хореш представлял собой густое рагу из ягнятины или курицы с овощами, изюмом и всевозможными специями – и поло, изумительный иранский рис, который сначала слегка обваривался, а потом запекался в смазанном маслом блюде до образования твердой золотисто-коричневой корочки – одно из их любимейших блюд.
– Благослови Господь Шахразаду, увидишь ее – и сердце радуется.
Дженни улыбнулась ему:
– Да, она такая, и Паула тоже.
– Ты и сама ничего, Джен.
– Ладно тебе, но за эти слова можешь выпить еще стаканчик перед сном. Ну, как говорит Жан-Люк, bon appétit![14]
Они с энтузиазмом принялись за еду, блюда были восхитительные и напомнили им те ужины, которые они устраивали в своем доме для друзей.
– Джен, сегодня за обедом я столкнулся с Кристианом Толлоненом. Ты помнишь его? Друг Эрикки из финского посольства. Он сказал мне, что паспорт Азаде готов. Это хорошо, но знаешь, что меня ошарашило? Он заметил – так, между делом, – что восемь человек из каждого десятка его иранских друзей или знакомых уже уехали из Ирана и, если этот исход будет продолжаться теми же темпами, совсем скоро в стране останутся одни только муллы и их паства. Тут я стал своих знакомых подсчитывать и, знаешь, пришел примерно к тому же соотношению, если брать тех, кого можно было бы отнести к среднему и зажиточному классу.
– Я не виню их за то, что они уезжают. Я бы сделала то же самое. – Потом она невольно добавила: – Не думаю, что Шахразада уедет.
Мак-Ивер уловил в ее голосе подспудные интонации и изучающе посмотрел на нее.
Дженни поиграла кусочком золотистой рисовой корочки на тарелке и изменила свое решение ничего ему не говорить.
– Только, ради всего святого, не говори Тому, а то его удар хватит… да я и не знаю, сколько в этом правды, а сколько идеалистических фантазий юной девушки… но она тут мне радостно нашептала, что провела бо́льшую часть сегодняшнего дня в Дошан-Тапехе, где, по ее словам, началось настоящее восстание, с автоматами, гранатами и всем остальным…
– Господи!
– …всей душой на стороне, как она их называла, «наших славных борцов за свободу», к которым, как я понимаю, относятся солдаты и курсанты ВВС, несколько офицеров, «зеленые повязки», поддержанные тысячами людей из гражданского населения, против полиции, верных шаху войск и «Бессмертных»…
Глава 8
АЭРОПОРТ БЕНДЕР-ДЕЙЛЕМА. 19:50. С заходом солнца прибыли новые группы вооруженных революционеров, и теперь охрана стояла у всех ангаров и на всех подходах к аэропорту. Затаки сказал Руди Луцу, что сотрудникам «С-Г» запрещено покидать территорию аэропорта без разрешения, что они должны продолжать работать как обычно и что один или несколько из его людей будут сопровождать теперь каждый полет.
– Ничего не произойдет, если вы все будете подчиняться приказам, – говорил Затаки. – Эта ситуация временная, пока идет смена незаконного правительства шаха на новое народное правительство. – Иранец старался держаться уверенно, но его нервозность и нервозность его плохо обученных людей выдавала полковника с головой.
Старк слышал, как иранцы приглушенно переговаривались между собой, и сообщил Руди, что повстанцы в любой момент ждут появления верных шаху войск и начала контратаки. К тому времени, когда ему, Руди и второму американскому пилоту Джону Тайреру удалось добраться до радиоприемника в трейлере Руди, сводка новостей почти закончилась, и то немногое, что они услышали, не сулило ничего хорошего.
«…и правительства Саудовской Аравии, Кувейта и Ирака опасаются, что политическая неразбериха в Иране приведет к дестабилизации ситуации во всем регионе Персидского залива, а султан Омана, как нам сообщают, заявил, что проблема заключается не только в опасности распространения смуты, что это еще одно удобное прикрытие для попыток Советской России использовать свою группу государств-прихлебателей для создания в Персидском заливе ни много ни мало колониальной империи, конечная цель которой – обладание Ормузским проливом.
Из Ирана сообщают, что ночью велись ожесточенные бои между взбунтовавшимися, поддерживающими Хомейни курсантами тегеранской базы ВВС в Дошан-Тапехе, на помощь которым пришли тысячи вооруженных гражданских лиц, и полицией, верными шаху войсками и „Бессмертным“, элитным подразделением шахской императорской гвардии. Впоследствии к бунтовщикам присоединились свыше пяти тысяч левых из марксистской группы „Сайхал“, часть которых прорвалась в арсенал базы ВВС и вынесла оттуда все оружие…»
– Господи! – вырвалось у Старка.
«…Тем временем аятолла Хомейни вновь потребовал отставки правительства в полном составе и призвал общественность поддержать его выбор премьер-министра, Мехди Базаргана, убеждая всех солдат, летчиков и моряков выступить в его поддержку. Премьер-министр Бахтияр опроверг слухи об опасности военного переворота, но подтвердил концентрацию советских вооруженных сил в приграничных районах…
Цена на золото достигла рекордной отметки в двести пятьдесят четыре доллара за унцию, а курс доллара резко упал по отношению ко всем валютам. На этом мы заканчиваем выпуск новостей из Лондона».
Руди выключил приемник. Они сидели в гостиной трейлера. В одном из ящиков хранилась запасная высокочастотная рация, которую, как и радиоприемник, Руди собрал своими руками. На буфете стоял телефон, подключенный к телефонной линии авиабазы. Он не работал.
– Если Хомейни одержит победу в Дошан-Тапехе, то вооруженным силам придется выбирать, – убежденно произнес Старк. – Переворот, гражданская война или сдача.
– Они не сдадутся, это же будет самоубийство. Да с чего, черт подери, им сдаваться?! – вспыхнул Тайрер, расхлябанный американец из Нью-Джерси. – И не забывайте про элиту ВВС, про тех, с которыми мы встречались, ну. Этот бунт – всего лишь кучка местных тупоголовых бузотеров. Главное, что ошарашило, так это примкнувшие к ним марксисты, надо же, пять тысяч! Господи Исусе! Если они сейчас на свободе и при оружии! Мы, черт побери, совсем из ума выжили, если до сих пор сидим тут, а?
– Хочу сказать, что мы тут, однако, по своей воле, – заметил Старк. – Компания говорит, если кто захочет уехать, стаж за ними сохранится. Написано черным по белому. Ты хочешь уехать?
– Нет-нет, пока еще нет, – раздраженно бросил Тайрер. – Но только что нам делать-то?
– Пока не попадаться под руку Затаки, – сказал Руди. – Этот сукин сын – псих.
– Это ясно, – кивнул Тайрер, – но нам нужен план.
Раздался резкий стук, и дверь распахнулась. На пороге стоял Мухаммед Йемени, директор их базы, представлявший «Иран ойл», симпатичный, чисто выбритый мужчина на пятом десятке, который проработал здесь год. Его сопровождали два охранника.
14
Приятного аппетита (фр.).