Страница 20 из 52
– Пора, Азаде, милая, – сказал он.
– Нет, Эрикки, еще нет, еще рано, – пробормотала она в полудреме, убаюканная теплом, но не алкоголем, потому что она не пила. – Пожалуйста, Эрикки, еще не…
– Тебе вредно слишком перегреваться, – твердо сказал он.
Между собой они всегда говорили по-английски, хотя она так же бегло говорила и по-русски. Ее мать была наполовину грузинкой, родом из приграничного района, где знать два языка было и полезно, и умно. Еще она знала турецкий, этот язык был наиболее употребительным в этой части Ирана, азербайджанский и, разумеется, фарси. Он, за исключением нескольких слов, не знал ни фарси, ни турецкого. Эрикки сел на скамье, отер с себя пот, чувствуя в душе полное умиротворение, потом наклонился вперед и поцеловал Азаде. Она ответила на его поцелуй и задрожала, когда его руки стали искать ее тело, а ее руки – его.
– Ты такой плохой, Эрикки, – сказала она и сладко потянулась.
– Готова?
– Да.
Она приникла к нему, когда он легко, как пушинку, поднял ее на руки и вышел с ней из сауны в предбанник, потом толкнул ногой дверь и вышел на морозный воздух. Она охнула на холоде и сжала зубы, когда он зачерпнул пригоршню снега и растер им ее тело, отчего ее кожа начала гореть, словно тысячи иголочек кололи ее, но не больно. В считаные секунды она вся засветилась и внутри и снаружи. Вся зима ушла у нее на то, чтобы привыкнуть к растиранию снегом после горячей сауны. Теперь без него сауна уже была неполной. Быстро она сделала то же самое для него, потом радостно бросилась назад в тепло, оставив его барахтаться и кататься в снегу еще несколько секунд. Он не заметил группу мужчин и муллу, которые потрясенно наблюдали за ними с пригорка в пятидесяти шагах, полускрытые деревьями, которые росли вдоль тропы. Только закрывая за собой дверь, он увидел их. Ярость захлестнула его. Он с грохотом захлопнул дверь.
– Там какие-то люди из деревни. Они, должно быть, подсматривали за нами. Ведь в деревне знают, что сюда нельзя!
Она разозлилась не меньше его, и они торопливо оделись. Он натянул штаны, толстый свитер, меховые унты, схватил огромный топор и выскочил наружу. Люди стояли на том же месте, и он с ревом ринулся в их сторону, подняв топор высоко над головой. Они бросились врассыпную. Потом один поднял автомат и выпустил короткую очередь в воздух; громкое эхо запрыгало по горам. Эрикки остановился как вкопанный, весь его гнев разом улетучился. Еще никогда ему не угрожали оружием, никогда ствол автомата не смотрел ему в живот.
– Поклади топор, – сказал человек на плохом английском, – а то убиваю.
Эрикки стоял в нерешительности. В этот миг подбежавшая Азаде кинулась между ними, отпихнув автомат в сторону, и закричала на турецком:
– Как вы смели прийти сюда! Как вы смели прийти с оружием! Вы кто, бандиты? Это наша земля, убирайтесь с нашей земли, или я отправлю вас за решетку! – Она закуталась в тяжелую шубу поверх платья, но сейчас буквально тряслась от ярости.
– Эта земля принадлежит народу, – сердито проговорил мулла, держась от нее подальше. – Покрой свои волосы, женщина, покрой св…
– Кто ты, мулла? Ты не из моей деревни! Кто ты?
– Меня зовут Махмуд, мулла мечети Хаджста в Тебризе. Я не один из твоих лакеев, – зло произнес он и тут же отпрыгнул в сторону, увернувшись от Эрикки, который бросился на него.
Человек с автоматом потерял равновесие, но другой, находившийся на безопасном расстоянии, щелкнул затвором своей винтовки:
– Клянусь Аллахом и Пророком, останови эту чужеземную свинью, или я отправлю вас обоих в ад, где вам и место!
– Эрикки, подожди! Оставь этих собак мне! – выкрикнула Азаде по-английски, потом прокричала им: – Что вам здесь нужно? Это наша земля – земля моего отца Абдолла-хана, хана рода Горгонов, родственника Каджаров, которые правили здесь веками. – Ее глаза уже привыкли к темноте, и она вглядывалась в незваных гостей. Их было десять человек, все молодые, все вооружены, все не из этих мест, все, за исключением одного, каландара, бродячего дервиша, – старшего в их деревне. – Каландар, как ты посмел прийти сюда!
– Простите, ваше высочество, – извиняясь, ответил тот, – но мулла сказал, что я должен отвести его сюда по этой тропе, а не по главной дороге, и поэто…
– Что тебе нужно, паразит? – спросила она, поворачиваясь к мулле.
– Говори с уважением, женщина, – ответил мулла с еще большей злобой. – Скоро власть будет у нас. В Коране есть закон, карающий наготу и распутство: побиение камнями и кнут.
– В Коране есть законы, карающие непрошеное появление на чужой земле, разбой, угрозы в адрес мирных людей и бунт против своего вождя и законного повелителя. Я тебе не одна из твоих запуганных неграмотных бедолаг! Я знаю, кто вы на самом деле и кем вы были всегда: паразитами, сидящими на шее деревень и простых людей. Что тебе нужно?
Со стороны базы к ним спешили люди с фонарями в руках. Их возглавляли два механика с мутными глазами, Диббл и Арберри, позади которых осторожно семенил Али Даяти. Все были заспанными, наспех одетыми и встревоженными.
– Что здесь происходит? – требовательно спросил Даяти, вглядываясь в них сквозь очки с толстыми линзами на носу. Его семья была под защитой ханов рода Горгонов и служила им много лет.
– Эти псы, – горячо заговорила Азаде, – прокрались в темно…
– Придержи язык, женщина! – сердито оборвал ее мулла и повернулся к Даяти. – Ты кто?
Когда Даяти увидел, что перед ним мулла, его поведение изменилось и он сразу же преисполнился почтения.
– Я… я управляющий компанией «Иран лес» в этих краях, ваше превосходительство. Что случилось, пожалуйста, что я могу сделать для вас?
– Вертолет. На рассвете он мне нужен, чтобы облететь все лагеря.
– Простите, ваше превосходительство, машина разобрана на части для капитального ремонта. Это политика чужеземцев и…
Азаде сердито прервала его:
– Мулла, по какому праву ты осмелился прийти сюда среди ночи и…
– Имам Хомейни отдал прика…
– Имам? – переспросила она в шоке. – По какому праву ты называешь аятоллу Хомейни этим титулом?
– Он имам. Он приказал и…
– В каком месте Корана или шариата говорится, что аятолла может объявить себя имамом, может приказывать правоверным? Где гово…
– Разве ты не шиитка? – гневно спросил мулла, ощущая напряженное молчание, с которым слушали их его люди.
– Да, я шиитка, но не безграмотная дура, мулла! – Она произнесла это слово как ругательство. – Отвечай!
– Прошу вас, ваше высочество! – взмолился Даяти. – Пожалуйста, предоставьте это мне, пожалуйста, умоляю вас!
Но она разразилась гневными нападками, мулла столь же яростно отвечал ей, другие присоединились к спору, атмосфера стала быстро накаляться, пока Эрикки не поднял свой топор и не исторг из себя оглушительный рев ярости, взбешенный тем, что не понимал ни единого слова из того, что говорилось. Все разом замолчали, потом еще один человек щелкнул затвором своего автомата.
– Азаде, что нужно этому ублюдку? – спросил Эрикки, и она рассказала ему. – Даяти, скажи ему, что мой двести двенадцатый он не получит и чтобы убирался с нашей земли или я вызываю полицию.
– Пожалуйста, капитан, прошу вас, позвольте мне все уладить, капитан, – заговорил Даяти, потея от страха и торопясь закончить прежде, чем Азаде успеет прервать его. – Пожалуйста, ваше высочество, пожалуйста, уйдите сейчас. – Он повернулся к обоим механикам. – Все в порядке, вы можете возвращаться к себе и ложиться. Я все улажу.
Только тут Эрикки заметил, что Азаде все еще босая. Он подхватил ее на руки.
– Даяти, скажи этому ублюдку… – Эрикки вставил русское ругательство, – и всем остальным, что, если они еще раз придут сюда ночью, я им шеи посворачиваю, а если он или любой из них тронет хоть волос на голове моей жены, я за ним хоть в ад пролезу, если нужно будет. – Он зашагал прочь, огромный в своем гневе; оба механика последовали за ним.
Его остановил голос, заговоривший по-русски: