Страница 7 из 9
– Ты что?! – возмутился Тихонов. – Этому уроду? Да быть такого не может!
В глубине души он таил надежду, что она хочет понравиться ему, Тихонову.
– У вас есть возражения? – вдруг спросила их Юлия Федоровна.
Она, конечно, не слышала, о чём они говорили, но поскольку они сидели за первой партой, не заметить их переговоров было невозможно. То ли из-за мнительности, то ли из-за неопытности, а может, из-за большого уважения к интеллекту Тихонова и Денисова, ей казалось, что они между собой ведут какие-то глубокие беседы об истории. И вот, боясь, что говорит глупости, а не в меру умные мальчики видят это и обсуждают, она спрашивала:
– Вы не согласны со мной?
– Нет-нет, – важно отвечал Денисов. – Всё нормально.
– Так, – кивал Тихонов, – отмечаем некоторые исторические нюансы!
И она продолжала урок.
Невинная, ещё неиспорченная школьным бытом! Она считала, что ученики могут между собой обсуждать предмет… Это казалось трогательным Тихонову. Как наивная лань, пришла она поиграть в лагерь охотников, не подозревая, что они из неё сварят суп. Да, Тихонов всерьёз опасался, что школа сделает её такой же, как и все здесь. Больше всего он переживал, что какой-нибудь гад вроде Рыбенко или Кислова начнут издеваться над ней во время урока. Как тогда реагировать? Что он должен делать? Немедленно ударить? Пригрозить? Но тогда все бы смеялась над ним, типа втюрился в училку… Эти тревожные раздумья вырвали у него глубокий вздох.
– Алексей, я где-то ошиблась? – спросила Юлия Федоровна.
– Нет-нет, вы всё говорите абсолютно правильно.
– А то у вас такой умный вид, что я вас боюсь! – смущённо засмеявшись, сказала она.
От гордости обычно бледный Тихонов порозовел.
– Да, он у нас такой, – вставил Массажин. – Вы бы видели, как он рисует!
– И стихи пишет! – добавил Титяев.
– Покажете потом, – улыбнулась Тихонову Юлия Фёдоровна. – Продолжим!
Он закивал, едва держась на стуле от волнения – чувство было такое, словно она призналась ему в любви.
Боковым зрением он заметил, что Катя Гришина в соседнем ряду закатила глаза и скривилась, высунув язык. «Бээээ», – прошептала она подруге Маше Петровой, показывая, до чего ей противна вся эта приторность, которая тут происходит между Юлией Фёдоровной и Тихоновым.
Ревнует! – с удовольствием подумал он.
Терминатор
Сегодня математика стояла в расписании последним уроком, и все надеялись разойтись по домам, ведь Ирина Александровна на прошлой неделе сломала ногу. Сидя на партах с неразобранными рюкзаками, они ждали звонка, чтобы убедиться в её отсутствии и со спокойной совестью уйти. Некоторые спорили, как долго её не будет.
– У меня прабабушка, после того как ногу сломала, вообще больше ходить не смогла, – рассказал Кислов. – Ей, правда, было под сто.
– Значит, есть надежда?! – воскликнул Рыбенко. – У нас больше не будет математики?
– Ага, щас, – возразил Титяев. – Новую училку найдут. Ещё хуже!
– Да, – согласился Массажин. – Знаете, почему полиция главных мафиози предпочитает не убивать?
– Почему? – заинтересовались все.
– Свято место пусто не бывает, как говорят наркобароны. Уберешь одного, придёт другой, ещё хлеще. Так и с математикой.
Арсеньев, сидевший поблизости, закатил глаза и покачал головой:
– Убийственная аналогия.
В класс забежала Леночка Сафронова и защебетала испуганно:
– Ребята, Ирина Александровна идёт!
И в самом деле – в стихшем, поскольку только что прозвенел звонок на урок, коридоре раздавались мощные, равномерные удары в пол. Звук был такой, как будто к ним приближается Терминатор.
– Что это? – испуганно прошептал Васильков.
– Смерть твоя, – ответил Сергеев.
Открылась дверь, и в класс зашла Ирина Александровна, с костылём и ногой в гипсе. В остальном она выглядела как обычно, только бледнее обычного. Тихонов расстроился. Он уже предвкушал игру в банки в парке, и вот, на тебе, полновесный урок математики, как незаслуженная пощёчина. Но были и такие, кто обрадовался, – девочки-отличницы вроде Ступаковой и Сафроновой.
– Здравствуйте, ученики! – торжественно поздоровалась она.
Грузно усевшись, Ирина Александровна прислонила костыль к своему столу и некоторое время отмечала присутствующих. Потом вдруг спросила:
– Тихонов, ты домашнее задание сделал?
Нет, конечно, не сделал! Зачем его было делать, если все думали, что она не придёт? Что он, дурак, что ли? Правда, он и в прошлый раз его не сделал, когда ещё никто не знал, что с ней приключилось, но это было тогда и к сегодняшней ситуации отношения не имело.
– Да, сделал, – ответил Тихонов, прямо глядя ей в глаза.
– Тетрадь покажешь?
– Конечно, – ответил он, не двигаясь с места.
Несколько секунд, которые показались Тихонову минутами, она пристально изучала его. Он в ответ смотрел на неё, чувствуя себя так, как будто сейчас взорвётся от напряжения. Да, испытание взглядом Ирины Александровны было не из лёгких! В нём читалась тяжесть десятилетий, потраченных на допросы мелких изворотливых лжецов.
– Начинаем новую тему, – вдруг сказала она, отвернувшись.
Чуть инфаркт не случился, – подумал Тихонов, держась за сердце.
Гришина спросила с недоверием:
– Ты правда его сделал?!
– Да, конечно! А что? – обиделся он.
Она отвернулась, сразу забыв о нём.
О, Катенька! Твой аромат и без всяких духов самый прекрасный на свете! От тебя веет топлёным молоком, летним зноем лугов, уютным, сухим до скрипа домиком под сенью старой-престарой берёзы. В твоих глазах глубокая манящая синева, уходящая вдаль за горизонт, туда, где река, поля и небо соединяются вместе. Ты как мечта – совсем рядом и так далеко! Только прикоснуться бы к тебе и тогда всё сразу сбудется… Хотя бы локтём к твоему локтю – как бы случайно, во время письма в тетради.
– Тихонов, не толкайся!
А вот Стаханову Громова ничего такого не говорит, хотят тот позволяет себе намного больше. А может, именно поэтому?
Лучше бы он не сидел рядом с ней, это не урок, а пытка…
Ура!
Звонок в конце урока математики – это как салют, грохот барабанов и звуки фанфар. Это как возвращение с триумфом домой после долгого военного похода. Кажется, что даже висящие в рамках на стенах великие учёные, всегда такие кислые, в момент звонка смотрят веселее.
– Ура! – невольно воскликнул Тихонов, вкидывая руки к небу.
В общем, ничего необычного, многие говорили «ура», услышав звонок, но никто не делал это так громко. Тихонов же закричал во весь голос, так что остальные притихли, с ожиданием глядя на Ирину Александровну. И её реакция сразу последовала:
– Тихонов?
– Что? – ответил он испугано.
– Ты больной?
Он склонил голову набок и потупился. Она стала молча на него смотреть. Сейчас очень кстати будет про Ломоносова вспомнить, – подумал он. Как раз в тему. Но она сказала другое:
– После урока останешься на уборку класса. Денисов тебе поможет.
– Я то при чём!? – возмутился Денисов.
– Но ты его друг?
Денисов растерянно посмотрел по сторонам, сомневаясь, стоит ли признаваться.
– Ну да… – уныло кивнул он.
– А за своих друзей мы должны отвечать! Потому что сами их выбираем, – торжествующее заключила Ирина Александровна
– Может, ещё и подруга поможет? – шепнул Стаханов. – А, Гришина?
Тихонов покраснел.
Что может быть между физруком и историчкой?
Пока Тихонов возился с партами, Денисов мыл доску, а Ирина Александровна беседовала с ним на отвлеченные темы. Мытье доски – одна из самых непростых вещей на свете. Ведь она должна быть абсолютно чистой, без единого пятнышка и разводов. Только у девочек хватало терпения на всё это мучение с тряпками и губками. Что удивительно, Денисов тоже неплохо справлялся.
– А ты очень умный мальчик, – смеясь, сказала ему Ирина Александровна. – Тебе бы посерьёзнее стать, будут одни пятёрки. И компанию выбирать надо получше!