Иррационариум. Толкование нереальности

Какая связь между блокадой и котами Дмитрий не уловил, а потому сменил тему:

– А в наших краях как оказались?

Зинаида Германовна помолчала.

– Знаете, Дима… После эвакуации не стали возвращаться. Здесь осели. Страшно там было. Очень страшно. Вот, деньги, я потратила только чуть.

Дмитрий принял свои сорок пять рублей с копейками. Обычно он добавлял пенсионерке немного «сверху», но сообразил – не тот случай, и поспешил распрощаться.

Поставил будильник на семь утра. Бродила в голове дурацкая мысль, и вытряхнуть её не получалось. Значит, придётся действовать. Тимур, опять же против обыкновения, не полез на шкаф, а устроился на груди и тихонько замурлыкал…

С утра он уже торчал на подворье Авдотьи Тихоновны, покорно ожидая, когда хозяйка соизволит закончить полив грядок.

– Ишь, спека какая, – недовольно сказала она, усаживаясь в тень шелковицы. – Всё горит, только поспевай. Что, сынков проведать пришёл?

Дмитрий покачал головой.

– Другое у меня дело. Не служебное. Да и нету, небось, у вас сынков этих.

– Вам там виднее, чего есть, чего нету.

– Авдотья Тихоновна, – Дмитрий замялся, – мне бы… священника. Только чтобы настоящего, а то сейчас, сами знаете, через одного из-под рясы погоны торчат.

Старуха окатила его взглядом – будто с головы до ног ощупала.

– Не служебное, значится, – пробормотала она… – Оно, может, и так…

– Вот честное слово! Слово офицера!

– Та какие вы там офицеры? Дед мой – сержант, под Варшавой своё отвоевал, вот его слово было – кремень! Ладно, – смягчилась старуха. – Вижу, хлопец ты правильный, и на душе у тебя муторно. Далёко тебе ходить без надобности. Пойдёшь по улице вот так, на третьем проулке вправо поворотишься и ещё столько пройди, большой дом из белого кирпича увидишь. Он там один такой, не заплутаешь. Отец Георгий, скажешь – от меня.

– Священник?

– При Никитке-Кукурузнике и приход забрали, и церкву порушили. Гляди, ежели дело твое служебным выйдет… Прокляну.

Дмитрий вздрогнул. Другая какая-то Авдотья Тихоновна это сказала. «Ведьма, что ли?» – мелькнула дурная мысль. И ведь близнецы на неё никак не влияли… А, потом, всё потом.

Дом и вправду нашёлся быстро – возле резной калитки Дмитрий столкнулся с женщиной. Та, заметив его, поспешно сдёрнула с головы белый платок. «Незаконное отправление религиозных обрядов», – Дмитрий механически вспомнил номер соответствующей статьи УК, тряхнул головой, отгоняя наваждение, и пошёл в дом.

Хозяин, мощный бородач с мясистым носом, лет пятидесяти, в клетчатой рубахе с коротким рукавом и невзрачных штанах не слишком походил на тайного священника, но вот глаза… Особые глаза, не опишешь. Смотрит, как душу вынимает. Дмитрий сказал, как было велено, и получил приглашение в трапезную. «Слово какое-то ненашенское – трапезная», – мимоходом отметил он.

Трапезная оказалась обычной гостиной пополам с кухней. Хозяин поставил кипятить на балонный газ чайник.

– Сказывай.

«Что я тебе, кот-баюн?». Но рассказ начал. С пролетария Хавченко, подробно, как в кабинете следователя, будто с повинной пришёл. Хозяин не перебивал, неторопливо разлил по чашкам заварку, вскрыл и высыпал в вазочку пачку печенья «Нежность», добавил конфет, долил в чашки кипятку. Дмитрий глотнул, чуть не скривился.

– Это что?

– Это сбор. Травы.

С третьего глотка сбор оказался не таким уж и омерзительным; к концу чаепития Дмитрий изложил все факты по делу близнецов.

– В Бога веруешь?

Дмитрий промолчал.

– Понятно. Хотя б крещён?

– Бабуля говорила – крестили маленьким.

– Чего же ты, сынок, от меня хочешь? – вопросил отец Георгий.

Старший лейтенант задумался. А и вправду, чего он хочет?

– Не знаете, что такое эти близнецы?

– То мне неведомо. Может, и догадываюсь, да от догадок проку мало. Не провидец я, сынок. Людей вижу, дал Господь такой дар, уж не знаю за что, а эти – эти не от мира сего.

– Черти, значит?

– Боже святый, Боже крепкий, Боже безсмертный, помилуй нас, грешных… – Отец Георгий размашисто перекрестился. – Это с какой стороны глянуть.

– В людях, говорите, разбираетесь, отец Георгий? – Дмитрий решил глянуть с другой стороны.

– Дал Господь дар.

– Вот всех людей они с ума сводят, а меня – не свели. Почему? Чем я такой особенный?

– Истинно хочешь узнать?

– Хочу.

Священник помолчал, а потом медленно, нараспев, будто повторяя заученное, произнёс:

– Знаю твои дела; ты ни холоден, ни горяч; о, если бы ты был холоден или горяч! Но как ты теплохладен, а не горяч и не холоден, то изблюю тебя из уст Моих!

– Не понял.

– Поймёшь. Потом. Ещё не время. А теперь – ступай с Богом!

Напиться, думал Дмитрий, переходя через эстакаду. До чёртиков, до поросячьего визгу, в хлам, в дрова, в драбадан, чтобы полная отключка – и всё. В отпуске он или где?

Зашёл в продуктовый. В винно-водочном нарядно сверкали боевые построения горячительного – всё больше водка и дешёвая «бормотуха». Особо выделялась недавно появившаяся «андроповка» по четыре семьдесят – ядовито-зелёная этикетка с лаконичной чёрной надписью «Водка» на белом фоне. Взять, что ли? Алкаши говорят, с ног валит вусмерть. Поколебавшись, всё же взял «Посольскую» за шесть пятьдесят, три банки томатной кильки в рыбном отделе и половинку «украинского» в хлебном.

– Вчерашний, – честно предупредила продавщица. – Через час свежий завезут.

Дмитрий только рукой махнул.

Напиться не вышло. Только он принял первые пятьдесят капель и закусил корочкой, щедро сдобренной консервным соусом, затренькал телефон. Небось, по поводу вчерашнего. Шутка ли – маньяк из КГБ. Он вообразил себе такой заголовок в вечерней газете, и сделалось немного не по себе.

Не угадал. Звонил ликующий Савелий. Орал в трубку так, что пришлось отвести от уха.

– Димыч! Прикинь, Димыч! У нас тут дела – дурдом! Сейчас с повинной знаешь, кто явился? Угадай!

– Не буду угадывать, – обронил Дмитрий.

– Это верно, старик, не угадаешь. Зелёный явился! С чистосердечным! А тут как раз я дежурю, вот пруха-то.

Конечно, Савелий, как обычно, грезил о третьей звёздочке на погон. Понятно – двое детей, повышение оклада. Но… Кажется, товарищ старший оперуполномоченный, след близнецов ты научился распознавать. И верно.

– Только вот обстоятельства…

Савелий перестал кричать и добавил негромко:

– Ты не мог бы заскочить, посоветоваться?

Дмитрий тоскливо оглянулся на початую бутылку.

У себя в кабинете Савелий поведал всю историю. Зелёный объявился поутру, часов в восемь, как раз когда Дмитрий общался с Авдотьей Тихоновной. Подошёл к стойке дежурного и выложил перед ошалевшим Савелием груду драгоценных изделий.

– Я столько золота и каменьев в одной куче отродясь не видывал, – Савелий от волнения не мог сидеть, расхаживал по кабинету. – А самое смешное, Зелёный – это не погонялово, а настоящая фамилия.

– Ты не отвлекайся, – перебил Дмитрий друга.

В общем, история получилась такая. Около одиннадцати вечера в кабаке «Юбилейный», где гулял Зелёный, появились близнецы. Тут щипач и осознал, что ему по плечу великие свершения. За ночь он «взял» ювелирный – «прикинь, Дима, сигнализацию отключил», – сберкассу и три «комка» с радиоаппаратурой. Всё свёз на хазу. Бомбанул бы и больше, да ночи летом короткие.

– Вот, говорит, гражданин начальник, я теперь не щипач поганый, а настоящий вор. И хочу отсидеть, чтобы всё по закону. Поэтому оформляйте мне явку с чистосердечным, и всё тут.

– А близнецы?

– О! – Савелий важно поднял палец. – Вспомнил я тут и показания гражданина Хавченко, и как мы сами этих близнецов видели, и…

Он понизил голос.

– И кто их «закрыл». Смотрю – а парочка эта на пороге тусуется. Зелёный к выходу, они заходят. Перемолвились парой слов, и вроде как уходить, и Зелёный тоже. Вот тут с тобой посоветоваться хочу. Повязали мы всех. Зелёного отдельно, этих отдельно.