Страница 39 из 71
- Насчет петель мы тоже беспокоимся, да что поделаешь? Бабушка велела нам кататься на калитке.
И она самоотверженно повисла на калитке, от толкнувшись от земли ногой. Прекратившийся было скрежет возобновился. Решительно остановив калитку, пани Кристина потребовала объяснений:
- Я не ослышалась? Бабушка велела вам портить калитку?
- Бабушка! - подтвердил Павлик. - Нам давно надоело, но мы боимся закончить.
Пан Роман ничего не понимал:
- В наказание велела?
- Не совсем, - пояснил сын. - Вернее, совсем не в наказание, а в рамках сотрудничества. с тобой.
И повиснув на калитке, он проехался на ней с противным душераздирающим скрежетом. Пан Роман взглянул на жену:
- Ты что-нибудь понимаешь?
Пани Кристина проявила решительность.
- Перестаньте сию же минуту! Павлик, слезь с калитки!
- А бабушка? - упорствовал мальчик.
- На мою ответственность! Не могу больше слышать этот лязг!
Павлик охотно послушался маму, ему и самому давно надоело это сомнительное развлечение. Слезая, он бросил взгляд на машину отца, припаркованную у тротуара.
- А это что такое? !
- Где? - спросила Яночка и, увидев, куда смотрит брат, воскликнула: - Надо же!
- Вот именно, - сказала мама. - Видите, какой-то негодяй исцарапал лак на дверце, папа и без того расстроен, не нервируйте его больше. Пошли домой, пора обедать.
- Не один негодяй, целая свора негодяев, - проворчал пан Хабрович, входя в дом.
- Что ты сказал, папа? Свора негодяев? - не понял Павлик. - Можно, я посмотрю машину? Мы сейчас придем.
- Да, похоже, их целая шайка! - гневно под твердила пани Кристина. - Утром мы заметили по корябанную дверцу, а днем кто-то еще добавил. Наверное, в то время, когда машина стояла на стоянке у папиной работы. Дети, домой! Но дети словно вросли в землю, глядя на несчастную машину. На дверце, где утром было нацарапано "ДВОР ДЫМ" и стрелка, теперь все покрывала небрежно выскобленная решетка. И если дети не знали, что там написали утром, теперь ни за что бы не прочли.
- Он что же, за машиной погнался? - вслух недоумевал Павлик.
- Тоже не понимаю, - вторила ему сестра. - Специально разыскал нашу машину, чтобы вот так ее испаскудить? Других нет?
- Вряд ли это один и тот же хулиган, - пред положил мальчик. - Какой дурак станет сначала мучиться, буквы выводить, для того только, чтобы тут же их зачеркнуть? И тоже мучиться, гляди .сколько работы!
- Ты думаешь, что первый начал, а решетку изобразил второй?
- Думаю, наверное, их было двое. Может, они не любят друг друга и второй сделал так назло первому, чтобы тому стало обидно, ведь вся его работа пошла псу под хвост.
Брат с сестрой присели на корточки у дверцы и принялись внимательно изучать художества не ведомых негодяев.
- Гляди! - в волнении крикнул Павлик. - Он не просто портил работу коллеги, он соскреб то, что тот изобразил, и дописал свое! Видишь?
- А почему ты думаешь, что это дописал второй? Может, осталось от первого? - предположила Яночка, водя пальцем по почти незаметной надписи сбоку от решетки.
Цифры и буквы не очень бросались в глаза, тем не менее можно было ясно прочесть: ПОЛ 1943 17-20. Яночке показалось - надпись какая-то знакомая, что-то такое она уже где-то видела. Наморщив лоб, она постаралась вспомнить. На память девочка никогда не жаловалась, это и помогало ей учиться "на отлично". Вот и сейчас она быстро вспомнила и ткнула брата в бок:
- Точно! На нашей зашифрованной записке было написано то же самое!
- Правда! - воскликнул Павлик. - То же самое, помню, в скобках было приписано. Я же говорил - хулиган помчался за машиной и на стоянке дописал. А Хабр на него не рычал.
Яночка горячо возразила;
- Это не мог быть один и тот же! Двое их было! Один потерял перчатку, тот самый, который по нашему чердаку лазил. И Хабр на него рычал. А второй написал записку и машину исчертил. Он написал на нашей машине послание второму, вернее, наоборот, второй написал послание первому...
Павлик недовольно смотрел на сестру, которая заикалась от волнения и даже подпрыгивала на месте.
- Болтаешь сама не знаешь что! Хабр сказал, что записку писал один и тот же. Тот самый, что на чердак залезал и перчатку потерял.
- Вот именно! - подхватила сестра. - Написал второму негодяю, а второй вот здесь ответил первому...
- Ты хочешь сказать, что они устроили себе переписку на нашей машине?
Яночку так переполняли эмоции, что она заикалась от волнения и не могла связно изложить суть сделанных ею открытий.
- Понимаю, на листке писать легче, может, они и письма нормальные пишут. А тут сам видишь - послание на дверце машины. И значит, второй должен прийти и прочитать!
- Ну уж нет, больше я в пять утра не встану! - категорически заявил Павлик.
- И не вставай, никто тебя не просит! Хабр...
- Что Хабр? - теперь от возмущения и Павлик подпрыгнул. - Что может сделать Хабр? Посмотрит, какой такой тут околачивается читатель, а потом нам расскажет? Слишком многого ты хочешь от собаки. Как ему объяснишь, что должен караулить читателя?
Яночка была озадачена;
- Ну... сама не знаю. Как-нибудь... Мне тоже совсем не хочется просыпаться в пять утра. Уставясь бессмысленным взглядом на изуродованную дверцу машины, Павлик глубоко задумался. В том, что выкрикивала сестра, был определенный смысл, и очень желательно было застать предполагаемого злоумышленника на месте... чтения. Ведь наверняка за все этой непонятной историей скрывается какая-то тайна. Не станут люди по ночам карабкаться на чужие чердаки без вес кой причины, не станут мучиться над дверцей автомобиля, выводя буквы послания. Обязательно надо узнать, кто и почему занимается такой стран ной перепиской. И в то же время перспектива про вести на улице всю ночь, подстерегая негодяев, казалась неприемлемой. Надо придумать что-то другое.
- Придумал! - вскричал Павлик. - Сразу же с самого утра завтра расскажу обо всем сержанту Гавронскому! Они милиция, пусть они и стерегут.
- Правильно, сообщи в милицию, - согласилась Яночка, - но только не завтра, а еще сегодня. Чтобы с завтрашнего утра они уже установили наблюдение за нашей машиной.
- Интересно, где его сейчас искать? - возмутился Павлик. - Ведь надо сказать только знакомому милиционеру, а его может не быть под рукой. Думаешь, он стоит на углу и ждет меня? Делать ему больше нечего! Сегодня он дежурил до двух.