Страница 4 из 9
– Чтобы туман рассеялся и солнышко вышло.
– Глупая! – почему-то сердится Игорь Николаевич. – Что тебе за радость от того?
– Как же? Мне холодно и одиноко. А так я буду не одна.
– А что, если оно совсем не выйдет?
– Выйдет, – убежденно говорит Ленка.
– А что, если оно выйдет, да уж поздно для тебя – когда ты уж ни к тому, ни к другому будешь негодна? – не унимается Игорь Николаевич.
Ленка не понимает, к чему это – к тому или к другому, пугается, пытается обернуться назад, но не может.
– Что же мне делать? – отчаянно спрашивает она.
– Ты уже не хочешь ждать солнца?
– Хочу.
– Верно. Но люди научились пережидать непогоду, – вкрадчиво говорит Игорь Николаевич. – Они разводят костры, строят дома, проводят свет. И тогда будущее уже не кажется им таким ужасным и туманным.
Он отпускает Ленку и делает несколько шагов назад.
Ленка оборачивается, но не видит ничего, кроме неясного силуэта.
– Подумай, разве ты можешь быть нужна сейчас тому, кто оставил тебя здесь, в тумане, тогда как я готов вывести тебя к свету, где люди счастливы не тягостным ожиданием своего конца, а строительством великолепной башни, подобной спирали, поднимающейся всё выше и выше и делающей их равными богам. И всё потому, что они научились угождать друг другу, прислуживать друг другу, делать друг из друга кумиров, вылизывать друг друга так, что у всех на языках появились незаживающие кровавые мозоли, а у кое-кого, чей язык разбух больше остальных, на прилизанной шерстке вспыхнули ни с чем не сравнимые, прозрачные, как слезы, бриллианты. Ах, какое это наслаждение – во время сна вываливать свой язык на подушку, чтобы его ноющая сладкая боль помогла покрепче заснуть и увидеть во сне – нет, не солнце, а свет, затмевающий солнце. Ведь так просто затмевать то, что никто никогда и нигде не видел. И чем сильнее твоя боль, тем больше людишек с болью поменьше готовы будут выполнить любое твое желание в угоду твоим страстям и страстишкам. Чего же ты ждешь? Или ты готова вернуться в райский лес и всю жизнь прожить в этом заточении, где твоей красотой будет издали любоваться один единственный мужчина, неспособный на самостоятельный поступок?! Глупая! Я же знаю всё, что скрыто в твоей душе: солнце нужно тебе только для того, чтобы оно осветило тебя, а не других вместе с тобою. Трижды глупая!!! Разве ты не знаешь, что этого не будет никогда?! Только мой свет отбросит от тебя тень настолько длинную, насколько ты этого заслуживаешь. Покажи же мне свой язык… Видишь, он красен, но шерстка твоя не вылизана, потому что ты работаешь на других, а взамен не получаешь ничего. Но ты не настолько добра, чтобы вознаграждение за твой труд не было бы твоею потребностью. Иди же за мной, и я сделаю тебя той – первой, которою ты всегда хотела быть, – сказал он и стал растворяться в воздухе, пока совсем не исчез.
На том месте, где он стоял, появилась одиноко висящая в темноте дверь и чуть слышно поскрипывала. Ленка подошла к ней, открыла, и мир, состоящий из тумана, моря или озера, исчез. Стало светло, тепло и сухо.
За стойкой магазина готового женского платья стоял Володька во фраке и черных скрипучих штиблетах и имел здоровый цвет лица.
– Я прочел в твоей душе, что ты желала здоровья своему бывшему мужу. Как видишь, я даром времени не теряю, – раздался откуда-то голос Игоря Николаевича.
– Володька, ты теперь здесь работаешь? – спросила удивленная Ленка.
– Во-ло-дя, – нараспев заговорил кто-то из-за стены голосом Марины Сергевны, – скажи клиенту, что я сейчас подойду.
– Знаешь что, перестань делать вид, что я по-прежнему твой муж. Теперь я для тебя Владимир Павлыч, и баста!
– А, Ленок! – воскликнула Марина Сергевна, выходя из примерочной. – Ну, пойдем, я покажу тебе нашего Феденьку. Ты же его еще не видела, правда ведь?
Она взяла ее за руку и потянула за собой во внутренние комнаты помещения, в одной из которых сладко посапывал трехмесячный ребенок.
– Ну вот! Правда, славно? – спросила Марина Сергевна.
– А я? А как же я? Что всё это значит? – чуть не плача заговорила Ленка.
Марина Сергевна насупилась, а потом вдруг звонко рассмеялась, хлопнув себя ладонью по лбу:
– Так, значит, ты новенькая?
– Но-овенькая? – всхлипывая, переспросила Ленка.
– Ну да, ты только что оттуда – из тумана?!
– Из ту-умана? Ну да. Меня Игорь Николаевич пригласил.
– Пригласил, – передразнила Марина Сергевна. – Здесь, милочка, приглашениями не занимаются. Здесь искушают и поддаются искушению и получают шанс превознестись над другими.
– А как же Володька?
– А что Володька? Володька – мой муж. Моя потребность в нем и его потребность во мне больше твоей возможности удержать его у себя. Чего же еще?
– Что же мне делать? – заплакала Ленка.
– А чего хочешь. Хочешь – работай головой, не можешь – работай руками, не можешь руками – работай телом. Главный аргумент – деньги – кусочек мира, который ты можешь на них купить. Страсть, как люблю завоевывать мир по кусочкам. Сегодня – шубка – один кусочек, завтра – взятка – другой. Сегодня вечером мы с Володькой даем просветительское театрализованное представление о силе страсти. Приходи, не пожалеешь.
Марина Сергевна вдруг осеклась, подумала немножко, а потом вновь заговорила:
– А знаешь, бывает и наоборот: хочешь – работай телом, не можешь – работай руками, не можешь руками – работай головой… Слушай, а ведь ты у нас теперь «вдова». Ну, не та вдова, которая мужа схоронила, а та, которая с ним характером не сошлась. Таких наш учитель «вдовами» называл. И запрещал, я тебе скажу, замуж выходить, пока ты этой самой «вдовой» не станешь. Оно, конечно, резон есть. У меня – один характер, у него – другой. Нужно сначала узнать жизнь, познать друг друга, перебеситься, в конце концов. Если мне всё время хочется забивать в стены гвозди, а он заставляет меня мыть посуду, разве это не повод для развода? Послушай меня, милочка, таких поводов сейчас столько, что нашему учителю и не снилось. Поэтому теперь слушай не его, а слушай меня. Выходи замуж только в том случае, если тебе светит завладеть имуществом твоего женишка. Если же тебе вдруг захотелось выйти замуж по любви, знай, что любви больше нет, любовь – это твоя прихоть, которую можно удовлетворять и без оформления юридических документов. Выстаивать очередь в загсе для того, чтобы переспать пару ночей с очередным придурком, после чего обнаружить, что одна ягодица у него меньше другой? Ха! Не смеши меня. Конечно, наш учитель был достойным утопистом. Будем же его достойными учениками, чтобы не жить согласно его утопическому учению. Ты, милочка, я вижу, так и развесила уши. Так что оставайся у меня на некоторое время, чтобы я успела научить тебя уму-разуму, пока я не выброшу тебя за дверь за твою паршивую работу.
Марина Сергевна закончила и вышла из комнаты.
«И это та жена моего свекра, с которой мы когда-то жили под одной крышей?» – подумала Ленка, но не успела додумать всё как следует до конца, потому что в проеме двери показалась Адка и знаками стала звать ее к себе.
Когда Ленка вышла из комнаты в коридор, Адка осторожно затворила за ней дверь и разразилась таким градом всевозможных ругательств, означавших, что их изрыгательницу охватила высшая степень довольства происходящим, что Ленке на мгновение показалось, что она вновь очутилась в центре своей родной деревни.
– Господи, где ты пропадала?! – кричала Адка помимо прочего.
– Где? Там же, где и всегда. Но сейчас я больше всего хотела бы встать с этого проклятого дивана и пойти лечь спать в свою кровать.
– Ты что, коза, какой диван? Или ты теперь вместо Володьки колеса глотаешь?
Адка была главной Ленкиной подружкой. Это она познакомила ее с Володькой, за которого та потом и выскочила замуж, от чего их отношения на некоторое время сильно расстроились. А было это так.
Ленке с Адкой было без малого пятнадцать, когда Володька учился уже на втором курсе института. Адка знала Володьку, которого отец прислал завершать среднее образование в деревню, чтобы оценки в аттестате были получше, еще со школы, и имела с ним с тех пор какие-то дружеские отношения. Той осенью Володька, как обычно, приехал со своими сотоварищами в отцовский дом на озере отмечать свой день рождения. На этот раз они почему-то прибыли без женского сопровождения, и Володька сорганизовал Адку сорганизовать к ним в компанию на время празднования кого-нибудь постояще из деревенских. Адка, конечно, сказала Ленке, и они вместе сочли возможным пригласить еще двоих – Людку и Светку. Людка была на два года старше, телом хоть куда, нравилась всем мужчинам без исключения, сама их любила и в случае надобности и без надобности могла б сыграть роль громоотвода даже во время обычного у женщин: никогда ведь не знаешь, что у этих городских на уме. Светка была местной толстячкой. От нее всегда пахло потом, от чего она терпела много неудобств на танцах в школе, но ее смазливое личико было вне конкуренции на деревенском рынке женской красоты, – вот ее и пригласили.