Страница 3 из 7
Мой современный, спускаемый аппарат был способен совершить вертикальную посадку на опоры с мощными амортизаторами, что спасло мне жизнь. По крайней мере, продлило на неопределенный срок. Корабль приземлился у подножия хребта почти без повреждений, оплавив под собой песок. Показания приборов по-прежнему метались, но их уменьшившаяся амплитуда давала возможность вычислить среднее, относительно точное число. Все мое внимание было приковано к показаниям энергосчетчика. Цифры на его табло прыгали от тридцати до сорока процентов. Это было лучше, чем я ожидал. Даже тридцать процентов обеспечат меня теплом и связью дней на пять, при условии, что батареи и дальше не будут разряжаться без видимых причин. Показания топливного резерва не радовали – его жалкие остатки позволяли взлететь на небольшую высоту и совершить короткий перелет километров на десять, не больше. Температура за бортом составляла девятнадцать градусов выше нуля по Цельсию. Ураганный циклон, свирепствовавший в верхних слоях атмосферы, вынес мой, плохо управляемый аппарат в северо-восточном направлении от заданной точки. Это означало, что придется дополнительно расходовать остатки энергии на обогрев не только себя, но и оборудования не терпевшего низких температур. Я должен был сесть западнее на несколько тысяч километров, где сейчас занимался рассвет и начать работу с раннего утра. В широте, где я совершил практически аварийную посадку, был полдень. День был безвозвратно потерян.
Немного успокоившись после безумного приземления, решил заняться тем, зачем сюда прибыл, отложив сеанс связи с «Пионер 2». Я очень спешил, стараясь наверстать упущенное время. Моя миссия была практически провалена, но в моих силах было сделать все от меня зависящее.
Сняв с себя скафандр, я переоделся в рабочий комбинезон. Надев теплую куртку, снабженную множеством карманов и, натянув вязаную шапочку, я настроил наручные часы по бортовому хронометру на местное время. Теперь я был готов к выходу на поверхность. По инструкции, я должен был установить мощный радиомаяк, который укажет прибывшей группе мою первую посадку. Каждый радиомаяк передавал определенный сигнал, прослеживая все мои передвижения по планете и сохраняя всю информацию. Это обеспечивало дополнительную безопасность одинокому рейнджеру и упрощало его поиски в случае прекращения связи или даже аварии.
Выход на поверхность не сопровождался праздничным настроением, не радовал даже рифленый след от моего ботинка, первым ступившим на поверхность, я не чувствовал себя Армстронгом, звездная пыль на сапогах не кружила голову. Ее кружила бедная кислородом атмосфера. Прохладный ветер обдувал лицо, неся в разряженном воздухе запах далекой грозы, под ногами бегали пылинки гонимые ветром. Я закрыл шлюзовой отсек и сразу осмотрел свой корабль на наличие повреждений. Поверхностный осмотр, как и ожидал, ничего не дал, и я поспешил установить портативный радиомаяк. Неся на плече радиоустановку, а в руке ящик с необходимыми инструментами, я медленно и неохотно удалялся от своего последнего, ненадежного убежища, приближаясь к круто вздымающимся, выщербленным скалам. Приметив относительно пологий подъем, преодолевая кислородное голодание под тяжелой ношей, я двигался в его направлении. Мне было необходимо надежно закрепить маяк на твердой поверхности и, как можно выше, для улучшения сигнала. Сейчас я жалел, что не закинул за спину кислородный баллон с маской, посчитав, что имеющегося кислорода в атмосфере мне вполне хватит. Чертова спешка!
Осколки обветренных скал осыпались под ногами, затрудняя продвижение, но я взбирался все выше. Минут через двадцать, мне удалось найти плоскую площадку, идеально подходящую для установки маяка. Не теряя драгоценного времени, а было уже далеко за полдень, к тому же, темнеет в этих широтах рано, о чем говорило местное светило, быстро, уверенно и неумолимо спускавшееся к горизонту, я приступил к работе. Инструменты легко проделали, в скальной породе три глубоких отверстия для крепления установки. Я работал быстро, но, несмотря на это, едва успел засветло. Стемнело гораздо раньше, чем я ожидал. Усиливающийся ветер разогнал плотные слоистые облака, позволяя разглядеть у восточного горизонта первые, пока еще тусклые звезды. Из угасавшего на западе зарева вынырнула местная, большая луна, совершая обход своих пустынных владений с запада на восток. Меня охватило странное ощущение, что поднимающаяся луна удивлена моим появлением и неодобрительно взирает, изучая дерзкое поведение чужака. Меня пробрал озноб, который я списал на резкое снижение температуры и усиливающийся ветер, и все же чувствуя на себе пристальный взгляд, поспешил вниз.
Наручные часы показывали около пяти вечера, но спускаемый аппарат, приютившийся у подножия, был погружен во тьму. Горели лишь три габаритных огня, включившиеся автоматически с наступлением темноты. В окружности десяти километров скалы и огромные камни, в которых завывал, набирающий силу ветер. Дальше простиралась пустыня, ярко подчеркивая мое одиночество. Словно опровергая мои мысли, где-то далеко в пустыне, загорелся и погас огонек. Затем еще. Через секунду вновь возникло свечение со строгими границами, отдаленно напоминавшее габаритные огни. К мерцающей точке присоединился еще один, затем еще. Вскоре, среди барханов, горело целое созвездие. Спустя некоторое время оно стало медленно смещаться. Вскинув бинокль, я попытался разглядеть поближе это загадочное явление. Но, пятидесяти кратное увеличение ничего не дало. Бинокль был слишком слабым. Сквозь окуляры я видел четкие границы барханов, подсвеченные странными огнями, но само свечение оставалось размытым и не четким. Увиденное я списал на атмосферные явления, но тревога по-прежнему нарастала. Нет, я не был напуган этими огнями, за годы исследований видел и не такое. Я тревожился из-за неполадок на корабле, из-за которых не смогу провести и десятой части необходимой разведки. И в то же время, меня душила другая тревога, пугавшая тем, что я не мог установить истинной ее причины.
Я не заметил, как внезапно стих ветер, загипнотизированный сиянием звезд, обитавших в пустыне. Их сияние постепенно поблекло и растворилось в темноте. Наступила тишина. Но это была тишина не засыпающей природы и стихшего ветра. Она мне напоминала затаившегося зверя, готовившегося к прыжку. Странная ассоциация, но она настойчиво сверлила мое сознание. В этой звенящей и, как мне казалось, напряженной тишине, я стал различать какой-то шум, но никак не мог понять его природу. Он был такой неземной и своей чуждостью вводил в гипнотическое состояние, подавляя волю, приводя в ужас. Волна паники охватила все мое сознание. Нет, только не паника! Да что же со мной происходит?! Я ощутил бешеные удары сердца. Звезды, горевшие в пустыне, вспыхнули с новой силой, ярче и заметно ближе. Настолько ближе, что их свет играл на моей одежде и скалах. Я напрасно всматривался в их гипнотическое сияние, пытаясь понять, что это, пока они не слились в одно расплывчатое пятно. Затем наступила кромешная темнота… Чувство падения, удары, никакой боли.
Очнулся лежа на холодных камнях, больно впивавшихся в спину. Нестерпимое ощущение, что кто-то стоит надо мной и пристально смотрит, заставило через силу открыть глаза, и я увидел… Прямо надо мной, высоко в небе, светила яркая луна, продолжая меня изучать, подобравшись поближе. Неужели я так долго пробыл без сознания, что ночное светило успело пройти половину своего пути? Я осторожно огляделся – все те же скалы, строго очерченные лунным светом. В метрах десяти выше меня исправно мигал маячок моей установки, это говорило о том, что я пролетел это расстояние, упав на камни. Ящика с инструментами поблизости не было, скорее всего, валяется где-то в темной расщелине. С рассветом можно будет его поискать. Я решил посмотреть на время, но, как это ни странно, часов на месте не оказалось. Они были застегнуты специальным замком, да и рука в этом месте оставалась целой! Создавалось ощущение, что часы кто-то аккуратно снял, пока я валялся без сознания. Я представил себе, как ко мне подходит кто-то или что-то и, касаясь меня своими руками или щупальцами, умышлено снимает их, как безделушку, понравившуюся аборигену. От этих мыслей тошнота подступила к самому горлу, а душа, наоборот, устремилась куда-то вниз.