Демон

Тот день я помню плохо, по-моему, шёл мелкий надоедливый дождь. В мою дверь настойчиво звонили, муж не мог оторваться от компьютера и своего очередного гениального программного кода, сулящего нашей семье достойный доход. Я открыла дверь — на пороге стояла моя старшая сестра. Её блондинистые волосы свисали сосульками на опухшее, заплаканное лицо, губы дрожали, а большие голубые глаза рассеянно бегали по мне взглядом. Из нас троих она была самым несчастным ребёнком, с неустроенной жизнью и порушенной судьбой. Неприятный запах алкоголя ударил мне в нос, я резким движением затащила её в квартиру, дабы никто из соседей не видел этого опустившегося создания. Под нарастающий свист чайника я слушала отрывистый лепет, пробивающийся через пелену всхлипов. Очередной любовник прошёлся по её ранимой душе, оставив лишь грязь и боль. Этих историй было уже с десяток, а ума от них не прибавлялось. Но в тот момент меня волновало совсем не это. Я отчётливо видела, как на её спине шевелился извивающийся чёрный клубок, напоминающий червей или змей. Напряжение росло, и горячие капли одна за другой хлынули из моего носа, оставляя на губах привкус соли и железа. Сестра подбежала и дрожащими руками принялась размазывать кровь по моему лицу.

— Таня, не надо, — прошипела я, отстраняя от себя эти опухшие кисти.

Подняв глаза на сестру, я опешила от увиденного — «змей» было очень много, они пронизывали её тусклое биополе, уничтожая астральное тело. Это лярвы — ментальные паразиты, питающиеся негативными эмоциями человека, проще говоря, пороками. А у Татьяны их было очень много. Прибавившая в весе килограмм двадцать, уволенная уже с трёх мест за лень и несоответствие должности, увлёкшаяся алкоголем и сигаретами, она сильно беспокоила родителей и нас с братом. Но даже в таком случае столь дикого количества подселенцев найти было сложно.

— Ты снова? — спросила я, проглатывая горячую кровь. — Снова пыталась приворожить?

Сестра стыдливо отвела глаза, протянула мне полотенце и попыталась найти себе оправдание.

— Но если есть сила, почему не воспользоваться? — пролепетала она.

— Нет у тебя силы, — сорвалась я, — ни у кого из нас её нет! Точнее, она есть, но бабушка не пожелала нас научить ей пользоваться. Поэтому постарайся вести обычную жизнь, как я, как наш брат. Ты снова нахватала лярв, я не могу их постоянно убирать…

— Ты не хочешь рисковать собой, — перебила она.

Мы молчали, Таня была права, я не хотела связываться с миром, устройство которого толком не знала. Да, с самого детства я видела мёртвых и говорила с ними, но это не принесло ничего, кроме страха и осуждения окружающих. Поэтому я пыталась отстраниться от своего проклятия и попытаться стать такой, как все.

— Помоги мне, Алекс, — жалобный голос сестры вырвал меня из раздумий.

— Хорошо, — сдалась я, — но после этого ты вернёшься в Томск, к родителям.

Таня улыбнулась и принялась расцеловывать мои щёки, оставляя после себя запах алкоголя и сигарет. Так она осталась в моём доме. Сначала Виктор не был в восторге от такого соседства, но потом это само собой наладилось.

Лечение проходило тяжело для нас обеих, в маленькой комнатке на чердаке я жгла свечи и травы, потом тащила сестру на кладбище и проводила обряды, которые в отдалённом детстве видела у бабушки. Чёрные ленты извивающейся ледяной дымки неохотно цеплялись за белые кристаллики соли, оставаясь в заточении пространственных связей её структуры. Мои пальцы холодели, голова кружилась, я слышала голоса, много голосов, ненавижу кладбища, на них так… многолюдно. Закапывая соль за надгробьем, я косилась на свою сестру, пребывающую в трансе, за эти месяцы она прилично похудела и преобразилась — значит, мои усилия не напрасны. Однако что-то меня сильно смущало. Иногда оттенок её кожи приобретал мрачный вид, мельком, на доли секунды, словно в ней пульсировала какая-то чернь. Но и это вскоре исчезло, я так считала. И вот теперь можно было подумать о себе.

Чего я тогда хотела тогда? Стать матерью. Это было моей мечтой, столь желанной, что каждый месяц промедления отдавался в душе тревогой и изводил нервной судорогой. Я становилась всё свирепей и получила за глаза прозвище «рыжая стерва». Да, природа щедро наградила меня медью, забыв рассыпать по лицу и плечам желто-коричневые искры, что радовало меня безмерно. Выделяясь из толпы, я всегда рисковала получить за это осуждение, но был и позитивный момент — меня замечали все, что нередко помогало в достижении целей. В то время моей единственной целью стало материнство. Муж не особо разделял моего рвения, но и препятствовать не стал. И цель была достигнута. Татьяна решила остаться в Москве, чтобы иметь возможность помочь мне с ребёнком, который должен был вскоре появиться на свет. Она нашла работу с гибким графиком, сняла квартиру и производила впечатление удовлетворенного своей жизнью человека. Тогда я ещё не знала причин её радости… ничего не знала.

========== Лист памяти. Третий ==========

Бурлящий в крови гормон надел на мои глаза розовые очки и заставил видеть лишь солнечный свет, добро и радость. Частые командировки мужа не вызывали расспросов, редкие визиты сестры тоже находили объяснение, существовали лишь я и моё трехкилограммовое счастье, мирно сопящее рядом. Но шли месяцы, и неприятное чувство тревоги впускало свои костлявые пальцы в мою душу, сжимало сердце и леденило кровь. До последнего не веря в свои опасения, я стала ночами пробираться к компьютеру и телефону мужа. Взломать все пароли я не смогла, но электронная почта и детализация вызовов поддались мне. Сердце категорически отторгало объективную действительность, но разум призывал к хладнокровию — в переписке обсуждались совместные планы и поездки, а частота переговоров превышала мою с ними обоими вместе взятыми. Место встречи всегда было одно и то же — её квартира. Что я чувствовала тогда? Страх. Страх того, что всё кончено. Я была уязвима как никогда, ребёнок требовал моего внимания, но время для меня остановилось, замерло и упорно не желало идти дальше. У меня не было финансовой независимости, кого-то близкого рядом, и я боялась кому-то об этом рассказать. Ещё больше я боялась, что об этом узнают мои родители. Нужно было что-то делать. Холодная дрожь звенела внутри меня истошным многоголосьем, вибрировала в голове и вырывалась с бесконечным потоком слёз. Собрав все доказательства их преступления и посадив ребёнка в авто-люльку, я поехала к сестре в гости.

Обшарпанная дверь, на моё везение не имевшая замка, тихо скрипнула в ответ на мой стук, а крупные глаза Тани при виде меня стали ещё больше. Резким движением я пнула дверь и влетела в узкий коридор старой хрущёвки, странно, но мои действия не разбудили сына. Крошащийся цемент недовольно зашуршал под потрёпанной пластиковой плиткой, предательски выдавая каждый мой шаг. Ворвавшись на кухню, я увидела сидящего за столом Виктора, мирно потягивающего чай. Распахнувшаяся синяя бездна окинула меня и ребёнка своей тяжестью, несвязный текст «мол, шёл мимо, решил зайти на чай» был прерван ударом стопки бумаг о стол. Он молча взял белоснежные листы и пробежал по чёрным буквам взглядом, я видела, как бледнеет его лицо, как руки нервно перебирают шелестящие доказательства его измен. Мне нужно было понять, как долго всё это продолжается, пробить поле Виктора я бы не смогла никак, но вот дрожащую Таню, с каждой минутой всё ниже сползающую по стене, было сломать куда легче. Бережно поставив переноску со спящим малышом на пол, я ринулась в коридор и сжала рукой лицо сестры. Я заставила её смотреть в мои глаза, всем своим существом проникая вглубь её сознания. Картинки сначала были тусклыми и пролетали мимо меня с большой скоростью, но постепенно образы проступили ярче и явили мне все подробности, о которых знать не стоило. В этой куче грязи и смрада я выхватила воспоминание о себе. Они выходили вместе из этой самой квартиры, периодически целуясь и перешёптываясь, их игривое настроение продолжалось и в машине, пока через широкое лобовое стекло не проступили очертания моего фармакологического завода. И вот я выхожу из этих белых широких ворот и направляюсь к ним, судя по круглому животику — месяц пятый беременности. Сейчас моему ребёнку было уже шесть месяцев. В этот момент что-то оборвалось внутри меня, погрузив этот коридор во мрак, поглотив заплаканное лицо сестры, заглушив дрожащий голос мужа. Я просто взяла переноску и вышла вон.