Страница 17 из 19
Шаги. Хруст. Веток хруст раздается в лесу. Эхо. Лесное эхо разносит этот звук далеко от места его воспроизведения. Леший. А может, это леший подхватывает хруст и повторяет его многократно. Шаги. Зверь. Может, это зверь ходит и ломает ветки. Олень, лось или медведь. Кто-то большой. Это точно. Идет, не спеша, не останавливаясь. Видно, что знает, куда нужно идти. Нет. Зверь не может идти вот так. Без остановок. Он обязательно хоть раз остановится, понюхает воздух, поводит ушками, и, если опасности нет, идет дальше. Несомненно, это не зверь. Это человек – венец природы. Как он себя называет. Он идет по лесу, как хозяин. Ломает мешающиеся травы и ветки, хотя можно просто отвести их в сторону и пройти. Так нет же. Все, что мешает, нужно обязательно сломать, наказать растение. Ведь он – человек – его хозяин. А оно ему помешало. Вот человек его растение и сломал.
Путник. Одинокий путник идет меж деревьев. По этому зеленому морю к своей цели. Не боится. Он не боится зверей, что живут в лесу. Зверей, могущих съесть его. Но нет. Не будет никогда. Человек не допустит этого. Оружие. У него есть, чем защитить себя. Путник позаботился о своей безопасности. Лук. Тугой лук за спиной у путника. Колчан, полный стрел, висит рядом с луком за спиной. Любой зверь, угрожающий жизни путника, будет им немедленно убит.
Путь. Долгий путь. Среди деревьев прошел длинный путь. Среди молчаливых деревьев. Никто. Никто не поговорит с ним, одиноким путником. Один. Он совершенно один среди деревьев. Деревьев – великанов по сравнению с ним. Идет. Он идет быстрым шагом. Знает. Он знает свою дорогу. Уверенно. Путник уверенно шагает меж деревьев. Цель. Будет достигнута цель. Дорога будет пройдена. Какой бы длинной она ни была. Длинной и опасной. Не боится. Одинокий путник не боится опасности.
Устал. Как устал одинокий путник. Очень устал. Ноги. Боль. Усталость. Усталость и боль поселились в ногах. До конца. До конца пути они будут вместе. Лечь. Хорошо бы сейчас лечь. Прямо здесь, на траву. Под эти деревья. И спать. Долго. Очень долго. Пока не восстановятся силы. Пока из ног не уйдет боль. А потом проснуться. Проснуться отдохнувшим. С новыми силами продолжить путь к своей цели. Долгий. Очень долгий путь.
Там, в глубине этого огромного леса; там, где царствуют вечные сумерки, и трава никогда не видела солнечного света, стоит среди могучих дубов лестница, уходящая почти вертикально в небо. Каменная лестница без перил с высокими ступенями. На самом верху лестницы, на ее последней ступени стоит бронзовый мальчик с вытянутыми руками и сложенными лодочкой руками. В этой лодочке лежало маленькое солнце – небольшой шар, излучающий ослепительное сияние. Голова мальчика была наклонена вперед. Он смотрел на сияющий шар и улыбался.
Далеко. Очень далеко еще до лестницы. Далеко еще до конца пути. Очень. Очень далеко. Не пройдена еще и половина пути. Солнце, уже давно покинувшее ту сторону нашей планеты, которой давало тепло и свет, пока у нас были ночь, луна и звезды, теперь было на полпути к зениту. Ночные жители леса сейчас спят, дневные ходят в поисках пропитания. Как завидует одинокий путник тем животным, которые сейчас спят. Как хочется ему лечь. Лечь и поспать. Хоть часик. Поспать. Лечь под одним из этих могучих великанов. Заснуть и не видеть. Не видеть и не слышать. Ничего. Не слышать ветра, бегущего по листьям; не слышать пения птиц, скрывающихся в ней; не видеть этого огромного леса, кажущегося бесконечным. Хочется спать и видеть сны. Сны, сны, сны. И ничего больше. Но нет. Нельзя. Нельзя спать. Не до сна. Сейчас не до сна одинокому путнику. День. Солнце. Пока эти путники с ним, он не должен останавливаться, он обязан продолжать путь. Когда солнце зайдет за горизонт, и день сменится ночью, будет поздно, слишком поздно. И даже утро не сможет ничего исправить. Поэтому надо, надо торопиться одинокому путнику. Осталось так мало времени, и такой длинный путь впереди.
– Гоша, проснись! – Антон тормошил сына, потому что он заметался в постели и закричал.
Гоша открыл глаза. Стал осматривать комнату испуганным взглядом. Увидев отца, вздохнул и успокоился.
– Тебе кошмар приснился? – спросил Антон.
– Да. Спасибо, что разбудил.
– Может, расскажешь.
– Сон, а как будто все на самом деле происходило.
– Ну, так это всегда так ощущается.
– Знаю, но тут было как-то очень правдоподобно.
– Все-таки тебя наркотиками колют, – заключил Антон.
– Странный наркотик. Сознание не трогает.
– Все-таки я поговорю с Региной.
– Не нужно было Регине Аркадьевне противоречить, – раздался голос Никиты.
Антон обернулся.
– Гоша не обязан подчиняться Регине во всем. К тому же дело касалось обычных взаимоотношений.
– Регине Аркадьевне совершенно не важна причина спора.
– Сильно же она изменилась.
– Мы все меняемся с годами, – хмыкнул Никита.
– Не все так сильно. Я бы никогда не похитил человека.
– Не зарекайтесь. Вы не были так обижены.
– Вы знаете нашу историю?! – удивился Антон.
– Я всю жизнь с Региной Аркадьевной. Родиона воспитывал.
– Понятно. Вы ее любите, а она Вас – нет.
– Вы догадливы, Антон.
– С сыном она также строга?
Никита кивнул.
– Да, хотя и души в нем не чаяла. Часто колола тем же препаратом, что и Гоше я вкалывал.
– Что за препарат? – вмешался в разговор Гоша.
– Не знаю.
– Неужели.
– Регина его привезла из Китая.
Мужчины присвистнули.
– Наркотик? – спросил Гоша.
– Нет. Он сознание не меняет.
– Сон мне очень странный приснился.
– Ну, странные сны – вещь самая обыкновенная. Дополните это стрессом от похищения, необычным уколом. Вот тебе и снится всякая чушь.
– Логичное объяснение, – согласился Антон.
– Китаец, передавший препарат, сказал, что он причиняет только очень сильную боль.
– Люди разные, – возразил Гоша. – Мне он приносит кроме боли слабость.
– У меня никакой слабости не было.
– Вам тоже делали укол? – удивился Гоша.
– Было дело, – Никита пожалел о своей болтливости.
Мужчины заметили его смущение и не стали допытываться причины.
– Сделайте мне укол, – вдруг попросил Антон.
– Папа, зачем?
– Любопытно стало.
– Он может повредить тебе больше, чем мне.
– Не бойся, ничего он мне не сделает, – успокоил сына Антон.
– Регина Аркадьевна ругаться станет, – возразил Никита.
– Мы ей ничего не скажем.
– Она считает ампулы.
– Не волнуйтесь, Никита, я с ней поговорю.
Никита помолчал, переводя взгляд с отца на сына.
– Хорошо. Спускайте штаны и ложитесь на кровать, – приказал Никита и вышел из комнаты.
Антон стал готовиться.
– Папа, не надо. Хоть ты хорошо себя чувствуешь, – стал уговаривать Гоша отца.
– Не собираюсь я себя плохо чувствовать, – улыбнулся Антон, ложась рядом с сыном.
– Эта штука может тебя убить, – не отставал Гоша. У него появилось нехорошее предчувствие. Теперь он понимал маму, совсем недавно провожавшую его в поездку.
Между тем вошел Никита со шприцем в руке, подошел к кровати со стороны Антона.
– Никита, пожалуйста, не делайте отцу укола.
– Да что с тобой? – удивился Антон.
– У меня плохое предчувствие.
– Ты как мама перед поездкой, – Антон засмеялся. – Никита, начинайте.
Мужчина медлил.
– Давайте покажем Гоше абсурдность его предчувствия.
Никита наклонился над Антоном и воткнул иглу. Стал медленно вливать содержимое шприца.
Боль не была нарастающей. Она возникла сразу очень сильной. Антон закричал и потерял сознание.