С. Ю. Витте

– Ну что? Прав я был? Возмездие следует по пятам за каждым из нас… Я рад назначению Мирского… Мы – приятели… Но Мещерский сыграл двойную роль… И это ему не простится…

– В чем же?

– За Штюрмера хлопотал. А меня уверял… Ну, это прошлое… Я рад, что меня минула сия чаша. Мирского мне жаль. Он слишком порядочный человек. И не волевой… Разве такой нужен его величеству с камарильей? Увидите…

Он пришпорил коня.

<…> Время после отставки кн<язя> Мирского и назначения Булыгина, когда наконец назрел вопрос о «реформе» и стряпалась булыгинская Дума, прошло для Витте оживленно. В эти дни он то вел переговоры с общественными деятелями, стремившимися в «Белый дом» в предчувствии его грядущей роли, то со всемогущим в ту пору Треповым. Отношения Витте с этим последним, весьма натянутые в пору влияния Безобразова, теперь стали тесными. Для Витте Трепов стал тем рупором в Царское Село, каким прежде были кн<язь> Мещерский и Оболенский. Не решаясь лично выступать с взглядами, которые бы противоречили его прежним взглядам (реакционным), Витте толкал в направлении к конституции недалекого в политическом смысле, но рыцарски преданного монарху Трепова.

Чтобы понять затруднительность положения Витте той эпохи, нужно вспомнить, что первым и едва ли не самым убедительным, после Победоносцева, глашатаем антиконституционного направления был он сам. По его заказу молодой профессор Демидовского лицея в Ярославле написал нашумевшую записку «о земстве»[96]. Записка доказывала, что выборные учреждения являются преддверием к конституции и что потому расширение их прав есть расширение пути к конституции. Спрятавшись за этим тезисом, Витте не выявлял себя антиконституционалистом, но давал понять: кто расширяет права самоуправления, тот ведет к конституции.

Всколыхнувшая русскую общественность эта макиавеллическая записка стоила портфеля врагу Витте Горемыкину, собиравшемуся расширить права самоуправления. Витте же поспешил загладить ее впечатление рядом демократических реформ по своему ведомству. Податная инспекция как противовес земским начальникам, расширение деятельности Крестьянского банка в противовес Дворянскому, страхование рабочих и всяческое покровительство третьему элементу, нашедшему приют в многочисленных учреждениях финансового ведомства, – все эти частичные либеральные реформы затушевали в свое время реакционность Витте.

Но враги его не дремали, и нужна была осторожность. Кроме Трепова в роли политического рупора Витте выбрал еще среди высшего петербургского общества рупор этический – известного Мишу Стаховича (при Временном правительстве финляндского ген<ерал>-губернатора). С этим великосветским болтуном Витте вырабатывал закон о свободе религиозной совести. Итак, выдвигая вперед то Трепова, то Стаховича, перешептываясь в своем кабинете то с консерваторами, то с либералами, опальный сановник, переступая с правой ноги на левую, подкрадывался к власти.

С. М. Проппер

Первый день министра (листки из воспоминаний)

Благодаря особому случаю мне пришлось быть свидетелем момента, когда Сергею Юльевичу Витте, директору Департамента железнодорожных дел М<инистерст>ва финансов, был вручен высочайший указ о назначении его управляющим Министерством путей сообщения, и быть неожиданно также свидетелем его первых шагов уже в должности министра.

Было 11 час<ов> утра. Мы условились с С. Ю. накануне, что я зайду к нему на следующий день к этому времени. Шел вопрос о выпуске второго лотерейного займа. Витте был делопроизводителем комитета под председательством наследника цесаревича, учрежденного для организации частной помощи голодающему населению. Заем был придуман С. Ю. совместно с директором Горного д<епартамен>та Скальковским, выработка условий займа была мне поручена, все совещания носили весьма секретный характер. Билеты были 5-рублевые, главный выигрыш – 200 000 рублей.

Мы только что собрались приступить к работе, как в кабинет влетел, весь в волнении, дежурный чиновник, высоко держа большой синий конверт; благодаря крупному почерку можно было уже издали прочесть изображенную на конверте новую должность адресата. Факт назначения министром явился и для самого Витте сюрпризом; его ожидания не шли дальше назначения товарищем министра.

С. Ю. побледнел, хотел подняться, по ноги отказались ему служить. Тяжело дыша, он дрожащей рукой взял пакет и долго держал, не вскрывая конверта. Поднимаюсь и хочу поздравить. Жестом руки (говорить он еще не мог) просил С. Ю. обождать. Он стал перед образом Божьей Матери в углу комнаты, опустился на колени, осенил себя большим крестом (С. Ю. был очень религиозен), подошел опять к письменному столу, поднял конверт, перекрестил, читал медленно пересланный ему министром двора указ государя, прикрыл глаза рукой и через несколько времени, показывая свои блеснувшие счастьем глаза, сказал дрожащим от волнения голосом:

– А теперь, Станислав Максимилианович, можете меня поздравить. Я назначен управляющим Министерством путей сообщения.

Мы поцеловались.

В промежуток времени наполнился кабинет сослуживцами С. Ю. Дежурный чиновник успел уже их оповестить. Тут были оба вице-директора департамента Романов и Ягубов, члены Тарифного комитета Ковалевский и Максимов, секретари Зельманов и Циглер фон Шафгаузен, все товарищи Витте еще со времен его службы на Юго-Западных жел<езных> дорогах. Поздравления, объятия, оживленная беседа о планах будущего, о предстоящей работе нового министра.

Февраль 1892 г. был на исходе. В 17 губерниях Приволжья, Камской области, Урала и Севера гибли люди от голода. Неурожай 1891 г. был катастрофический. Небольшие запасы предыдущего года были давно съедены, от рабочего скота осталось только вспоминание в виде содранной кожи; население кормилось древесной корой, мхом, еловыми шишками, сушеной листвой, лебедой, отрубями с примесью некоторой доли ржи и овса. Трагизм положения усиливался тем, что остальные губернии имели хороший, отчасти блестящий урожай и, тем не менее, были лишены возможности помочь своим братьям. Хлеб отправлялся вместо голодающих в балтийские и черноморские порты для вывоза за границу; в Ревеле, Риге, Либаве, Одессе лежали миллионы пудов хлеба; пароходы грузились день и ночь, чтобы уйти до опубликования ожидаемого запрещения вывоза. На железных дорогах господствовал невероятный хаос; все они были оборудованы исключительно на вывоз; две колеи путей существовали только на линиях, ведущих к портам. Начиная же от Москвы в направлении на восток и север все железные дороги имели лишь одну колею и не смогли, когда к этому явилась необходимость, перевозить сотни тысяч и миллионы пудов в обратном направлении с юга и запада на восток и север. Уже на первых станциях за Москвой получалась закупорка. М<инистерст>во путей сообщения пробовало то тот, то другой паллиатив, но все безуспешно.

Транспортный хаос усиливался с каждой неделей. Трудно и было ожидать другого результата. Принцип замещать министерские посты людьми, единственная заслуга коих заключалась в том, что они успели благополучно пролезть по чиновничьей лестнице до мест, с которых высочайшей воле подобало назначать «главы» министерств, потерпел явное банкротство. Во главе М<инистерст>ва путей сообщения стоял д<ействительный> с<татский> с<оветник> статс-секретарь А. Я. Гюббенет, который товарищем, а затем и министром прошел службу по М<инистерст>ву финансов в Департаменте… счетоводства и славился как отличный бухгалтер. Его предшественник, который более десятка лет до катастрофы в Борках заведовал Министерством путей сообщения, вице-адмирал и генерал-адъютант Посьет, черпал свои железнодорожные познания в службе по морскому ведомству. Управляющими и начальниками движения железных дорог были исключительно питомцы Института инженеров путей сообщения, связанные молчаливым соглашением не допускать к таким должностям никого, кроме вышедших из названного института. Все они были несомненно хорошими строителями, вероятно, и прекрасными техниками, но им не хватало, за малыми исключениями, главного – административн<ых> способностей. Это последнее и было одной из причин, что министр финансов А. И. Вышнеградский[97], не желая далее покрывать из госуд<арственных> средств всё усиливающиеся дефициты железных дорог, решил устроить у себя особый Департамент железнодорожных дел, во главе которого им был поставлен управляющий железнодорожной сетью в 2 500 верст, не «путеец» и даже не инженер, – Витте.

96

В. Б. Лопухин назвал этого профессора Демидовского лицея – М. А. Липинский (Лопухин В. Б. Записки бывшего директора департамента Министерства иностранных дел. СПб., 2008. С. 81).

97

Правильно – И. А. Вышнеградский. – Примеч. ред.