Ведьма

Нея наверняка заблудилась, и в этом виноваты они сами.

– Если она ушла в лес, то мы ее найдем. Сейчас я сделаю пару звонков, и поиски начнутся немедленно. В течение часа начнется прочесывание, так что мы максимально используем светлое время суток.

– Она продержится ночь в лесу? – почти беззвучно спросил Петер. Лицо у него побелело как полотно.

– Ночи по-прежнему стоят теплые, – успокаивающе проговорил Йоста. – Так что она не замерзнет. Само собой, мы сделаем все возможное, чтобы найти ее до наступления темноты.

– Как она была одета? – спросил Бертиль Мелльберг, потянувшись за последним печеньем, лежавшим на блюде.

У Йосты был удивленный вид.

– Действительно, хороший вопрос… Вам известно, что на ней было надето, когда она пропала? Даже если вы не видели ее утром – проверьте, может быть, каких-то вещей нет на месте?

Эва кивнула и встала, чтобы пойти в комнату Неи. Наконец-то ей дали конкретное поручение.

Но перед самой дверью она замерла. Ей пришлось сделать несколько глубоких вдохов, прежде чем нажать на ручку. Внутри все было как обычно. Душераздирающе обычно. Розовые обои со звездочками, от которых Нея отковыряла большие куски, когда у нее была мания все ковырять. Мишки, лежавшие кучкой в ногах кровати. Постельное белье с Эльзой из «Холодного сердца». Кукла Олаф, всегда лежавшая у нее на подушке. Вешалка с… Эва вздрогнула. Она точно знает, что было надето на Нее. На всякий случай заглянула в шкаф, оглядела комнату. Нет, его нигде нет. Она поспешила вниз.

– Нея надела платье с Эльзой.

– Как выглядит платье с Эльзой? – спросил Йоста.

– Это голубое платье, как у принцессы. С изображением Эльзы из «Холодного сердца» на груди. Она обожает этот мультик. Наверняка надела и трусики с Эльзой.

Эва вдруг осознала, что вещи, очевидные для родителей маленьких детей, кому-то могли показаться совершенно чуждыми. Сама она видела этот мультик сотни раз – он крутился в доме и утром, и вечером, каждый день, круглый год. Нея любила его больше всего на свете и могла изобразить целый танец под песню «Отпусти и забудь». Эва проглотила слезы. Так отчетливо видела она перед собой Нею, танцующую в голубом платье и длинных белых перчатках и распевающую песню из мультика… Где она? Почему все сидят на месте, ничего не предпринимая?

– Я пойду позвоню, и мы начнем поиски, – проговорил Йоста, словно услышав ее беззвучный крик.

Она могла лишь кивнуть. Снова перевела взгляд на Петера. Оба думали об одном и том же.

Бухюслэн, 1671 год

Стояло сумрачное ноябрьское утро, и Элин Йонсдоттер мерзла, сидя рядом с дочерью в скрипучей повозке. Пасторская усадьба, вырастающая перед ними, казалась настоящим дворцом по сравнению с их крошечным домиком в Укснэсе.

Бритте повезло. Ей всегда везло. Любимица отца, младшая сестра всегда была окружена в детстве вниманием – не могло быть никаких сомнений в том, что она найдет себе выгодную партию. И отец оказался прав. Бритта вышла замуж за пастора и переехала в пасторскую усадьбу, в то время как Элин довольствовалась рыбаком Пером. Однако на судьбу Элин не жаловалась. Может, Пер и был бедняком, но более доброго человека на этой земле не найти.

Словно тяжелый камень лег на ее грудь при мысли о Пере. Однако Элин потянулась и приободрилась. Какой смысл лить слезы, когда ничего не можешь изменить? Бог решил послать ей испытание, и теперь им с Мартой предстоит как-то жить без Пера…

Что уж тут говорить? Бритта оказалась очень добра, когда предложила ей место служанки на своей усадьбе и крышу над головой для них обеих. Однако ее охватило острое неприятное чувство, когда Ларс Ларссон заехал во двор на повозке с их немногочисленными пожитками. Бритта никогда не была доброй девочкой, и вряд ли годы изменили ее в лучшую сторону. Впрочем, отказаться от такого предложения она не могла себе позволить. Свой участок земли семья брала в аренду, и когда Пер умер, хозяин сообщил, что они могут жить там до конца месяца, а потом должны съехать. Не имея ни дома, ни средств к существованию, Элин, вдова с маленьким ребенком, полностью зависела от чужой милости. К тому же она слышала, что муж Бритты Пребен, пастор Танумсхеде, человек хороший и добрый. Она видела его только на службах – на свадьбу ее не пригласили, и, конечно, даже речи не могло идти о том, чтобы они с мужем посетили пасторскую усадьбу. Но глаза у него были добрые.

Когда повозка остановилась и Ларс пробурчал, чтобы они слезали, Элин на мгновение крепко прижала к себе Марту. «Все будет хорошо», – убеждала она себя. Но внутренний голос нашептывал ей нечто совсем другое.

Мартин снова толкнул качели, невольно улыбаясь радостным выкрикам Тувы.

С каждым днем на душе у него становилось немного легче. Видимо, из-за Тувы. Сейчас, когда она не ходила в садик, а у него было две недели отпуска, они проводили вместе каждую секунду – и это шло на пользу им обоим. С тех пор как умерла Пия, Тува спала в его постели и каждый вечер засыпала, уткнувшись личиком ему в грудь, – обычно под какую-нибудь сказку. Убедившись, что она спит, Мартин тихонько вставал, садился на часок перед телевизором и выпивал чашку успокоительного чая, купленного в магазине товаров для здоровья. Зимой, когда со сном дело обстояло совсем плохо, Анника посоветовала ему найти какое-нибудь натуральное успокоительное. Он так и не понял, был ли это эффект плацебо или чай действительно действовал, но теперь Мартин, по крайней мере, мог спать. И стал чувствовать себя совершенно по-другому. В результате он мог справляться со своим горем, хотя оно и не оставляло его ни на секунду. Однако острые углы потихоньку сгладились, и теперь ему даже иногда удавалось подумать о Пие и не разрыдаться. Он пытался поговорить о ней с Тувой. Рассказать о маме, показать ее фотографии. Тува была еще совсем маленькая, когда Пия умерла, – у нее не осталось никаких собственных воспоминаний, – так что он хотел по возможности заполнить эти пробелы.

– Папа, качай сильнее!

Тува взвизгнула от восторга, когда он стал качать сильнее, так что качели взлетали все выше и выше.

Темные волосы взлетали вокруг лица, и, как и много раз прежде, его поразило, насколько Тува похожа на маму. Он достал телефон, чтобы сфотографировать ее, и отступил на шаг назад, чтобы все попало в кадр. Пятка наткнулась на что-то, и раздался громкий крик. С ужасом обернувшись, Мартин увидел годовалого малыша, который оглушительно орал, сжимая в руках лопатку.

– Ой, прости, – пробормотал он, опустился на колени, пытаясь успокоить малыша.

Огляделся, но никто из взрослых не пытался подойти, так что их можно было исключить в качестве родителей карапуза.

– Ну-ну, ничего страшного, сейчас найдем маму или папу, – утешал Мартина мальчика, который орал все громче.

Возле кустов чуть в стороне он заметил женщину своего возраста, разговаривавшую по телефону. Попытался встретиться с ней глазами, но она разговаривала очень сердито, жестикулировала свободной рукой и не обращала на него внимания. Он помахал ей, но она его по-прежнему не замечала. В конце концов Мартин повернулся к Туве, у которой качели почти остановились, поскольку их никто не раскачивал.

– Подожди меня, я только отнесу малыша к его маме.

– Папа ударил малыша, – радостно сказала Тува, и он решительно замотал головой.

– Папа не ударил малыша, папа просто… ну ладно, потом поговорим.

Подняв орущего малыша на руки, он понадеялся в душе, что успеет подойти к женщине, пока та сама не заметила, как неизвестный мужчина несет куда-то ее сына. Однако можно было не беспокоиться – мамаша по-прежнему была полностью поглощена разговором. Не без раздражения Мартин наблюдал, как она продолжает разговаривать и жестикулировать. За детьми все же надо присматривать. Мальчик вопил так, что барабанные перепонки прогибались.

– Простите, – проговорил Мартин, подходя к женщине, и она замолкла посреди фразы. В глазах у нее были слезы, тушь размазалась.