Ведьма

Тот вырвался и прошипел:

– Если ты хочешь, чтобы у детей была еда, то у нас нет выбора.

Пер кивнул Клаэсу, и они направились к тому месту, где была привязана шхуна. Элин смотрела ему в спину, и страх вонзился в ее сердце острыми когтями, так что она едва могла дышать. Набрав в легкие воздуху, она крикнула во весь голос, стараясь перекричать вой ветра:

– Ну что ж, Пер Брюнгельссон, пусть тогда море заберет тебя и твою шхуну, потому что мне вы больше не нужны!

Уголком глаза Элин увидела полный ужаса взгляд Эббы, когда, развернувшись, бросилась в дом, так что юбки развевались вокруг ног. Кинувшись на кровать и разрыдавшись, она и подозревать не могла, что эти слова будут преследовать ее до самой смерти.

Джесси вертелась в своей постели. Мама уехала на съемки еще около шести утра, и дочь наслаждалась тем, что весь дом теперь в ее распоряжении. Потянувшись, она положила руку на живот и втянула его, насколько смогла. Живот стал восхитительно плоским. Не толстым и отвислым, как обычно, а упругим и плоским. Как у Венделы.

Однако в конце концов Джесси не могла больше задерживать дыхание, и живот вывалился вперед. Она с отвращением убрала руку. Свой живот Джесси ненавидела. Так же, как и все остальное свое тело. Все в своей жизни. Единственное, что она не могла ненавидеть, – это Сэм. Вкус его поцелуя она по-прежнему ощущала на губах.

Перекинув ноги через край кровати, Джесси поднялась во весь рост. Прямо за домом плескалась вода, и девушка отдернула штору. Сегодня опять яркий солнечный день. Она надеялась, что Сэм захочет и сегодня поехать покататься на лодке. Несмотря на то, что он показал ей на видео.

Таких ребят, как Нильс, Бассе и Вендела, Джесси не раз встречала в своей жизни – в разных школах, в разных странах, на разных континентах. Она прекрасно знала, чего им надо. И на что они способны.

Но по каким-то причинам они не захотели проделать это с ней.

Джесси всегда чувствовала, когда новость о том, кто ее мама, начинала распространяться в очередной школе. Поначалу – улыбочки, гордость за то, что дочь кинозвезды учится в их школе. Но потом наступал второй момент, когда кто-нибудь, «погуглив», узнавал, кто на самом деле ее мать. Убийца, ставшая актрисой. Тут на нее начинали коситься, шептаться за спиной. Никогда ей не стать одной из популярных девчонок. Из-за внешности – и из-за того, кто она такая.

Мама ее не понимала, считая, что всякое внимание идет лишь на пользу. Как бы плохо ни было в школе, Джесси приходилось учиться там, пока маме не подвернется очередной кинопроект в другом месте.

У Сэма была та же история. То, что натворили их мамы тридцать лет назад, нависало над ними, словно черная туча.

Выйдя на кухню, Джесси открыла холодильник. Как всегда – никакой еды, только множество бутылок шампанского. Еда для мамы никогда не была приоритетом, вообще ее не интересовала – она была слишком озабочена тем, чтобы сохранить свое тело. Джесси приходилось жить на те щедрые карманные деньги, которые мама ей выделяла. По большей части они уходили на фастфуд и сласти.

Проведя рукой по бутылкам, Джеси почувствовала под кончиками пальцев холодное стекло. Затем осторожно достала одну бутылку, которая показалась ей неожиданно тяжелой. Поставила ее на мраморную столешницу. Шампанское она никогда не пробовала, но мама… Мария пила его все время.

Оторвав фольгу, Джесси уставилась на стальную проволоку, намотанную вокруг пробки, потом осторожно размотала ее. Легко потянула за пробку, но хорошо знакомый хлопок не последовал – пробка сидела как влитая. Джесси огляделась. Точно, Мария обычно обматывала пробку полотенцем, когда открывала бутылку. Джеси взяла одно из белых кухонных полотенец, потянула за пробку, одновременно поворачивая ее. Наконец пробка подалась. Когда Джесси потянула еще чуть-чуть, раздался внезапный хлопок, и пробка вылетела из горлышка.

Из бутылки полилась пена. Джесси отскочила назад, чтобы ее не облило шампанским. На столешнице стоял стакан. Она поспешно налила в него немного пенистого напитка. Попробовала маленький глоточек – и сморщилась. Вкус отвратительный. Но Мария обычно добавляла сок – так наверняка вкуснее. К тому же она пила из бокалов для шампанского. Джесси достала из шкафа высокий тонкий фужер, а из холодильника – одинокий пакет с соком. Сколько нужно добавить сока, она понятия не имела, однако наугад заполнила бокал на две трети шампанским, а потом добавила персикового сока. Напиток стал переливаться через край, и Джесси поспешно отпила глоток. Так-то лучше. Теперь даже вкусно.

Поставив открытую бутылку в холодильник вместе с соком, она взяла свой бокал и вышла на мостки, начинавшиеся прямо у фасада дома. Можно делать что захочется – мама пробудет на съемках весь день.

Джесси потянулась за телефоном. Может быть, Сэм захочет прийти и выпить с ней шампанского?

– Тук-тук! Можно войти? – крикнула Эрика через раскрытую дверь, обрамленную огромными кустами розового шиповника. Цветы пахли восхитительно, и она потратила несколько минут на то, чтобы насладиться ими.

– Войдите! – раздался высокий голос из глубины дома, и Эрика, скинув туфли в прихожей, вошла в дом.

– Боже мой, неужели это ты? – воскликнула дама лет шестидесяти, вышедшая ей навстречу с кухонным полотенцем в одной руке и тарелкой в другой.

Эрике до сих пор казалось странным, когда люди, с которыми она не была знакома, узнавали ее. Однако после успеха своих книг Эрика Фальк стала своего рода знаменитостью – порой случалось даже, что кто-то останавливал ее, прося сфотографироваться с ней или дать автограф.

– Добрый день, да, меня зовут Эрика, – проговорила она, протягивая руку.

– Виола, – представилась дама, широко улыбаясь. Вокруг глаз у нее была сеточка тонких морщин, свидетельствовавших о том, что улыбалась она много и часто.

– У вас найдется для меня несколько минут? – спросила Эрика. – Я пишу книгу об одном деле, которое вел ваш отец, а поскольку его уже нет в живых…

– …то ты решила спросить меня, что известно мне, – подхватила Виола и снова улыбнулась. – Заходи, я только что наварила целый кофейник кофе. Думаю, я догадываюсь, о каком деле ты хотела бы поговорить.

Виола пошла впереди нее. Кухня, светлая и просторная, располагалась рядом с прихожей. Единственными яркими пятнами в ней были акварели на стенах. Эрика остановилась перед одной картиной, восхищенно рассматривая ее. В искусстве она не особо разбиралась, но, взглянув на картину, сразу почувствовала – та написана рукой опытного художника.

– Какие прекрасные картины! – воскликнула Эрика, разглядывая их одну за другой.

– Спасибо, – проговорила Виола, краснея. – Все они написаны мною. Долгое время это было своего рода хобби, но потом я стала выставляться, и… оказалось, что они даже продаются. В пятницу у меня будет вернисаж в Городском отеле – приходи, если хочешь.

– Вполне возможно. Понимаю, что они пользуются успехом, – они просто великолепны, – сказала Эрика и уселась за большой кухонный стол возле гигантского старинного окна с мелкой расстекловкой.

Она обожала старинные окна. Неровности стекла делали их куда более живыми, чем новые, современные окна, изготовленные на фабрике.

– Молоко? – спросила Виола, и Эрика кивнула.

– Да, самую малость.

Хозяйка взяла блюдо с бисквитом, стоявшее на столешнице, и отрезала два больших куска. Эрика почувствовала, как потекли слюнки.

– Видимо, тебя интересует следствие по делу об убийстве маленькой Стеллы, – сказала Виола, садясь напротив нее.

– Да, я намерена написать книгу о деле Стеллы, и ваш отец Лейф – важное звено.

– Прошло уже пятнадцать лет с тех пор, как папа ушел от нас. Да, ты, наверное, знаешь – он покончил с собой. Для нас это был ужасный шок – хотя на самом деле мы должны были догадаться, что все к тому идет. С тех пор как мама умерла от рака легких, папа находился в глубокой депрессии. И все еще усугубилось, когда он вышел на пенсию. Папа говорил, что ему больше незачем жить. Но я помню, что он до самой смерти часто вспоминал об этом деле.