Страница 2 из 14
– Слоника сделаем – он и подпишет, – гудел один. В руках у него был свёрток серой резины с рубчатым шлангом.
«Оперативники! – догадался Степаныч. – Выходит, не врали СМИ по поводу «слоников». Не повезло кому-то…»
Оперативники устремились по коридору направо. Страшное предчувствие охватило Степаныча. Кабинет открылся, двое вошли, и дверь захлопнулась.
Степаныч подошел к двери, прислушался и ничего не услышал: ему мешали женские всхлипы. У одной сына ограбили, другую сноха ножом пырнула.
– Тише вы!
Женщины послушно затихли. Степаныч прислонился к двери. Из-за двери доносились слабые шорохи. Скрипнула в тамбуре внутренняя дверь.
– Не буду я подписывать! – донесся голос Олега.
– Почему ты не будешь?! Почему?! – орал Бнатов.
– Это не сфера моих интересов!
– Да что ты…
Раздался шорох, словно внутри шла борьба. Внутренняя дверь закрылась.
Слух у Степаныча напрягся, а воображение нарисовало картину: Олег бьется в конвульсиях, трясет головой. Перекрытый рубчатый шланг мотается на груди. Степаныч больше не мог терпеть.
– Внимание! Очевидцы! Там пытают человека!
Развернувшись, он ударил ногой в дверь. Шпингалет вылетел вместе с гвоздями. В МВД никогда не было надежных запоров. Дверь распахнулась.
Еще два удара в другую дверь, и та слетела с петель. Олег сидел на полу, тряся головой. Степаныч сорвал с него маску и разорвал.
Двое оперативников жались в углу. Бнатов сидел на прежнем месте.
– Суки! – кричал Олег. – Чтоб вы сдохли!
Степаныч не стоял на месте – у него было мало времени, всего две секунды. И он их уже потерял. Удар нагой с разворота не достиг цели. Бнатов успел увернуться, ударившись головой в сейф. Двое других опомнились, полезли на Степаныча. Сейчас мы тебя… Мелькнул баллончик с «черемухой». Толпа зевак застряла в двери.
Втроем, включая следователя, Степаныча повалили на пол. Удары сыпались со всех сторон. Внешнюю дверь захлопнули перед носом у «зрителей».
– Прекратите! – кричал Олег. – Я подпишу! Отпустите его!
Олега услышали. Надели на Степаныча наручники и крепко зажали – до боли.
– Фашисты… – пыхтел Степаныч. – Вы у меня попляшете…
– Сам ты будешь плясать, – отдувался Бнатов. – Запомни! Я обещаю!
Он хлопнул рукой по столу, придвинул Олегу протокол допроса:
– Подписывай! Можешь не читать – не велика шишка!
Степаныч лежал на полу.
– Прошелестите насчет свидетелей, – опомнился Бнатов.
Оперативники кинулись в коридор. Оттуда донеслось старушечье «кряканье». В кабинет вбежал дежурный сержант, вывел Олега. Степаныча подняли с пола, усадили на стул. Быстрые руки побежали по карманам.
– Сиди, пока по ушам не съездили…
– Понятых! – напомнил Бнатов. – Немедленно!
Он был вне себя от счастья: его трал захватил богатый улов – сын с отцом попали в сети.
Оперативники завели двух старух. Бнатов продолжил гундёж:
– Сейчас мы осмотрим ему карманы… Прошу запомнить и подтвердить…
Оперативник сунул руку Степанычу в карман брюк и вынул скромный пакетик.
– Видали? Кажись, наркотик, – продолжал Бнатов. – Что это такое?
Степаныч молчал.
– Задержанный не хочет сознаваться. Такое бывает. От безысходности.
– Но вы нас позже пригласили, – опомнилась одна из женщин. – Откуда нам знать, что у него до этого было в кармане… Он же в наручниках, связанный.
Бнатова покоробило от неожиданности. Грамотные попались. В тонкостях разбираются.
– Подписать-то мы подпишем, – говорила другая, – но имейте в виду, что этот факт надо отразить в протоколе.
Бнатов не возражал. А как же! Конечно! Для того он и поставлен, чтоб отражать.
Подписав протокол, женщины удалились в коридор.
– Ну что? Озадачен?
Бнатов откинулся в кресле, вынул сигарету, закурил.
– Как же ты без адвоката работаешь? – не выдержал Степаныч.
– С тобой, что ли?
Следователь затянулся сигаретой и отвернулся к окну.
– Что вы за люди такие, – ворчал Степаныч. – Что вы за племя…
– Ночевать здесь будешь, так что уймись… Одно мое слово – пойдешь к уркам. Дошло до тебя? На Прахова не надейся… Тогда другое время было, когда ты служил…
Степаныч опустил голову. Выручил, называется… Раньше, бывало, по телевизору да в газетных статьях узнавал. Не разобрать было – где «пехота» бандитская, где «мусарня». Теперь прозрел. Это походит на эпидемию саранчи.
Вошёл тот же сержант, и следователь распорядился:
– Держи пока у себя. Там видно будет…
– Материалы! – напомнил сержант.
– Будут вам и материалы. Целое дело. Дежурному сейчас позвоню, а ты иди. Веди мухомора с глаз.
Сержант сокрушенно качнул головой, глядя на яркие «фары» под глазами Степаныча, и велел подниматься.
Ефремов поднялся и, шатаясь на полусогнутых, пошёл из кабинета. Он нисколько не каялся. Он был убежден: сын ни в чём не виновен.
– Какой красивый! – усмехнулся оперативный дежурный. – В пятую его! И посматривай, чтоб не буянил. Бнатова, говорят, головой об сейф стукнул…
Камера отворилась, Степаныча втолкнули внутрь. Здесь находились двое. Один с видом бомжа. Второй, молодой, мог сойти за инженера – в костюме, но без галстука. На вид лет под тридцать.
Степаныч поздоровался и сел на скамью. Соседи по камере искоса поглядывали в его сторону.
– За что тебя? – участливо спросил «инженер».
– Лицом не понравился, – ответил Степаныч. – Шел, никого не трогал… Как сюда попал, не помню. Голова кружится до сих пор.
Дверь загремела запором.
– Ефремов, на выход!
Степаныч поднялся и вышел. В коридоре стоял Николай Николаевич.
– Чего ты добился? – поехал он. – Решил на нервах сыграть? Зачем тебе это надо? Ведь не маленький. Ударил сотрудника. Второго чуть зрения не лишил.
– Кого это?! Что-то не въеду…
Николай Николаевич гнал «пургу». И вниз он спустился лишь для того, чтобы выяснить, чем дышит старый Ефремов.
– Совсем ты, Степаныч, изменился. Может, ты пьешь?
– С какой зарплаты?!
– Вот и поговори с тобой.
– За что меня сюда?! За что сына?! Нет у вас доказательств! Никаких!
– Откуда у тебя-то, старый, пакетик взялся? Нюхаешь на старости лет?
Степаныч замер с разинутым ртом. Совсем рехнулись.
Николай Николаевич продолжал между тем «свистеть», будто Степаныч вчера родился, – о сопротивлении, ещё о чём-то. До Степаныча с трудом доходили слова: он думал теперь о другом. Перестроились, называется. Лучше бы совсем ты, начальник, не приходил. Степаныч не в обиде.
– Выходит, мне сидеть придётся? – спросил он вдруг, игнорируя какой-то вопрос.
Полковник выпятил губы. Трудно сказать. По всей вероятности. И вообще он в подобных делах маленький начальник. Вроде как не может он вмешиваться в уголовный процесс.
Степаныч качал головой, словно бы соглашаясь. Юристу ли не знать прописные истины.
Николай Николаевич ушел. Степаныча вернули в камеру. Часа через два его вывели и стали «обкатывать».
– Куда едем? – спросил он у сержанта. – В ИВС?
– Нет, дорогой, на тюрьму сразу.
– Быстро он меня. Старается…
– Сам виноват…
Ещё часа через два его вызвал к себе следователь прокуратуры Абрамкин – веселый молодой человек, обиженный судьбой. Ему пришлось работать в неурочное время, сверх установленного графика.
– Виновен-невиновен, – частил он. – Можешь хоть что написать. У нас демократия. Не признаешь, значит? Так и напиши: не признаю собственную вину…
Степаныч писал собственноручно. Обрисовал всю ситуацию, а в конце попросил привлечь к ответственности следователя Бнатова к уголовной ответственности.
– Да-а-а, – протянул Абрамкин, – целое сочинение получилось. Закончил? Тогда до свидания. Завтра утречком поедешь в тюрьму. Не принимают теперь вечерами. А пока в камеру, на боковую. Потом увидимся, может. Распишись в протоколе-то.
Ефремов ни словом не упомянул о своей работе в милиции. К чему? Еще подумают, что просится на свободу. Он словно специально спешил следом за сыном. О собственной судьбе переживать теперь не приходилось.